Нед карабкался вверх по холму. Было скользко, кусты хлестали его по лицу, по рукам, цеплялись за одежду. Он все время спотыкался, падал. Свистков больше не было. Машину он не нашел, как не нашел и дороги, по которой приехал сюда.
Теперь Нед волочил ноги и спотыкался даже на ровном месте. Когда он, наконец, добрался до вершины и начал спускаться с другой стороны, ноги уже совсем не держали его. У подножия холма он нашел дорогу и повернул вправо. Глина большими тяжелыми комками прилипала к ботинкам, и ему то и дело приходилось останавливаться и счищать ее пистолетом.
Залаяла собака. Пошатываясь, Нед обернулся. Позади, метрах в двадцати от него, около дороги темнели неясные очертания дома, которого он раньше не заметил. Нед повернул назад и пошел к высоким воротам. Собака, казавшаяся в ночном мраке огромным чудовищем, бросилась на ворота, надрываясь от лая.
Нед нащупал засов, открыл ворота и, спотыкаясь, ввалился во двор. Не переставая лаять, собака отбежала и закрутилась на месте, делая вид, что собирается броситься на него.
С резким скрипом распахкулось окно.
– Эй, что это вы с собакой делаете, черт вас подери? – раздался сонный голос.
Выбившийся из сил Нед облегченно рассмеялся. Потом, помотав головой, ответил, стараясь придать своему голосу солидность:
– Я Бомонт из окружной прокуратуры. Мне нужно позвонить по телефону. Там внизу человек умер.
– Чего вы там несете, НЕ черта не разберу! – заорал сонный голос. – Да заткнись ты, Дженни! – Собака залаяла было с удвоенной энергией, но вскоре умолкла. – Ну что там такое?
– Мне нужен телефон. Я из окружной прокуратуры. Здесь недалеко человек покончил с собой.
– Ну да? – окно, скрипнув, захлопнулось.
Собака снова закружилась, залаяла. Нед швырнул в нее залепленным грязью пистолетом, и она убежала.
Дверь открыл краснорожий, круглый, похожий на бочонок коротышка в длинной ночной рубашке голубого цвета.
– Святая Мария, ну и видик у вас! – Он чуть не задохнулся от изумления, когда свет из двери упал на Неда.
– Телефон! – прохрипел Нед.
Он качнулся и краснорожий подхватил его.
– Ну вот! – воскликнул он и продолжал грубоватым тоном: – Скажи, куда звонить и чего говорить. Тебе не справиться.
– Телефон! – повторил Нед.
Краснорожий провел его через сени и открыл дверь.
– Сюда! Тебе чертовски повезло, что старухи нет дома. Она бы тебя и на порог не пустила. Ишь как вывалялся!
Нед упал на стул рядом с телефоном, но вместо того чтобы сразу взять трубку, он хмуро посмотрел на хозяина.
– Выйдите и закройте дверь.
Краснорожий, не успев даже войти в комнату, громко хлопнул дверью.
Нед поднял трубку, облокотился на стол и назвал номер Поля Мэдвига. Глаза слипались, и ему стоило больших усилий держать их открытыми. Наконец его соединили. Собрав всю свою волю, Нед заговорил ясным голосом:
– Привет, Поль. Нед говорит. Это не имеет значения. Слушай, Мэтьюс только что застрелился на своей даче. Завещания он не оставил... Ты меня слушай, это очень важно. При всех его долгах и при отсутствии завещания суду придется назначить душеприказчика. Понятно?.. Да. Проследи, чтобы дело попало к кому-нибудь из наших, скажем, к судье Фелипсу. Тогда «Обсервер» выйдет, из игры до конца выборов. Или будет на нашей стороне. Понятно?.. Хорошо, хорошо. Это еще не все. Слушай дальше. Сейчас тебе надо сделать вот что. В утреннем номере «Обсервера» – динамит, бомба. Не дай ей взорваться. Я бы на твоем месте вытащил Фелипса из постели и заставил бы его подписать приказ об аресте номера. Сделай все, чтобы задержать номер, пока мы не укажем служащим газеты их место. Они живо поймут, что теперь месяц-другой газетой будут заправлять наши люди... Не могу я сейчас объяснять, но это – бомба. Ни в коем случае нельзя выпускать номер в продажу. Бери Фелипса и поезжай посмотри сам. У тебя до утра осталось часа три... Правильно... Что? Опаль? Все в порядке. Она со мной... Да, я провожу ее домой... И позвони в полицию о Мэтьюсе. Мне нужно обратно. Пока.
Он бросил трубку на стол, встал и, шатаясь, побрел к двери. Со второй попытки он ее открыл, вывалился в коридор и не рухнул на пол только потому, что мешала стена.
К нему подскочил краснорожий.
– Обопрись на меня, приятель. Вот так. Я застелил тахту одеялом, так что на грязь нам теперь наплевать. Тебе будет удобно.
– Я хочу попросить у вас машину. Мне нужно обратно к Мэттюсу, – сказал Нед.
– Так это он?
– Да.
Краснорожий поднял брови и тонко присвистнул.
– Одолжите мне машину, – настаивал Нед.
– Ты соображаешь, братец, чего просишь? Да ты не сможешь ее вести.
– Пойду пешком, – пробормотал Нед, отталкивая от себя краснорожего.
Тот разъярился:
– Ну да, пешком, еще чего! Если потерпишь, пока я штаны натяну, я тебя отвезу, хотя вполне может случиться, что ты по дороге отдашь концы.
Когда краснорожий ввел, вернее, внес Неда в дом, Опаль Мэдвиг и Элойс Мэтьюс были одни в большой комнате первого этажа. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу – их испугали вошедшие без стука Нед и краснорожий.
Нед нетерпеливо стряхнул с себя поддерживающие его руки и окинул комнату мутным взглядом.
– Где Шед? – пробормотал он.
– Ушел, – ответила Опаль. – Они все ушли.
– Хорошо. Мне нужно поговорить с тобой наедине. Нед с трудом выговаривал слова.
Элойс Мэтьюс с криком бросилась к нему:
– Это вы его убили!
Нед глупо захихикал и попытался ее обнять.
Она завизжала и звонко ударила его ладошкой по лицу.
Он пошатнулся и упал навзничь, даже не согнувшись. Краснорожий пытался подхватить его, но не успел. Рухнув на пол, Нед уже не шевелился.
Отложив салфетку, сенатор Генри поднялся из-за стола. Стоя он казался моложе и выше ростом. У него была маленькая, на редкость правильная голова, покрытая редеющими прядями седых волос, и лицо патриция с дряблыми, обвисшими щеками и глубокими вертикальными морщинами. Однако дряхлость еще не коснулась его рта, а глубоко посаженные зеленовато-серые глаза сохранили молодой блеск.
– Надеюсь, ты позволишь мне ненадолго увести Поля к себе? – с изысканной учтивостью обратился он к дочери.
– Позволю, – ответила она, – с условием, что ты оставишь мне мистера Бомонта и пообещаешь не сидеть у себя наверху весь вечер.
Любезно улыбнувшись, Нед Бомонт склонил голову. Он и Дженет прошли в гостиную с белыми стенами, белым камином и мебелью из красного дерева, в которой зловещими бликами отражались догорающие в камине угли.
Дженет зажгла лампу, стоявшую на крышке рояля, и села на вращающийся табурет, спиной к клавиатуре. Подсвеченные сзади волосы золотистым нимбом вились вокруг ее головы. На ней было черное вечернее платье без единого украшения.
Наклонившись, Нед стряхнул на красные уголья пепел с сигары. Черная жемчужина в его галстуке заблестела, словно подмигивающий багровый глаз.
– Сыграйте мне что-нибудь, – попросил он.
– С удовольствием, если вы действительно этого хотите, хотя играю я не Бог весть как, но только позднее. Сейчас, пока есть возможность, я хочу поговорить с вами. – Она сидела совершенно прямо, сложив руки на коленях.
Нед учтиво улыбнулся, но промолчал. Он оставил свое место у камина и уселся неподалеку от нее на диванчик с круглой спинкой. В его внимательном взгляде совсем не было любопытства.
Повернувшись так, чтобы сидеть к нему лицом, Дженет спросила:
– Как себя чувствует Опаль? – Голос ее звучал тихо и задушевно.
– По-моему, хорошо, – беззаботно ответил Нед. – Впрочем, я не видел ее с прошлой недели. – Он поднес сигару ко рту, внезапно остановился, опустил руку и спросил так, словно этот вопрос неожиданно пришел ему в голову: – А почему вас вдруг заинтересовало ее здоровье?
Дженет удивленно подняла брови.
– А разве она не лежит в постели с нервным расстройством?
– Ах, это! – Нед безмятежно улыбнулся. – Неужели Поль не объяснил?
– Он сказал, что у нее нервное расстройство.
Улыбка Неда сделалась совсем кроткой.
– Наверное ему неприятно об этом говорить, – медленно. проговорил он, глядя на кончик сигары, потом поднял глаза на Дженет и слегка пожал плечами. – Здоровье Опаль в полном порядке. Просто она вбила себе в голову, что Поль убил вашего брата, а потом – что уж совсем глупо – стала болтать об этом на всех перекрестках. Разумеется, Поль не мог допустить, чтобы его родная дочь бегала по городу, обвиняя его в убийстве, вот он и запер ее дома до тех пор, пока она не выкинет эту дурь из головы.
– Вы хотите сказать... – Дженет запнулась, глаза ее заблестели, – что она... что ее... держат взаперти как пленницу?
– Ну, это уж чересчур романтично, – рассмеялся Нед, Опаль ведь еще ребенок. Детей в наказание запирают дома.
– Да, конечно, – торопливо согласилась Дженет. Она посмотрела на свои сложенные на коленях руки, потом снова подняла глаза на Неда. – Но с чего это пришло ей в голову?
