class="p1">– Остаётся только надеяться, что обо мне не вспомнят, – продолжил Кравченко. – А если вспомнят, то сочтут неопасным. Всё ж по факту я давно не под Бэтменом, а под Бурновым…
– …но ещё надёжнее было бы под Тамбовом, – почти в рифму завершил Михаил, всё так же исподлобья остро рассматривая собеседника, развернувшись к нему почти фронтально. Но теперь в этом взгляде был вполне определённый сигнал.
Алексей задумался.
Тамбов – это был позывной командующего Народной милицией ЛНР. То есть армией республики. Кравченко его ни разу не видел: сам практически не присутствовал на публичных акциях, да и генерал появлялся на них крайне редко. Разве что недавно вручал боевое знамя комендантскому полку. Ну а по службе командующему и вовсе незачем было пересекаться с командиром отдельной ДРГ…
– И что? – спросил Кравченко. – Я и сейчас под ним. Как и вся вторая бригада…
Митридат помолчал несколько мгновений. Потом сказал негромко:
– Перемолвился я тут с Тарасом…
Алексей внимательно слушал.
Тарас был Мишкин приятель из минобороны, отвечающий там за щекотливый комплекс тем, связанных с информацией и контрразведкой. И с прессой, как ни странно – или, наоборот, логично? – это сочетание. Это он вчера – нет, сегодня, потому что через полчаса после полуночи – ввалился к ним на празднество Нового года.
Несмотря на свою подозрительную специальность, мужиком Тарас оказался открытым и компанейским. Хотя и не без доли цинизма, которую придаёт нормальному человеку работа с журналистами. Правда, в Новый год пообщаться с ним особо не успели. Так, выпили по одной. Ибо Ирка стала довольно настойчиво искать Лёшкины руки и подныривать под них с весьма недвусмысленными намёками. Да и самого его стало больше растаскивать на женскую ласку, нежели на дальнейшее питие. Потому они скоро откланялись.
– С нашими согласовал…
Ну, тут и вовсе всё понятно: разведка и контрразведка действовали в плотном контакте с госбезопасностью. А там Алексея знали. Потому как он с подачи Мишки тоже не одно задание гэбэшников исполнил. Вспомнить хоть давешнее, перед Новым годом. И теперь небось в активе МГБ значился…
– …и родилось, короче, такое предложение, – продолжил Митридат. – Заметь: пока ты с девушкой миловался, о тебе люди думали! – не без ядовитости добавил он. – Так вот. Не пойти ли тебе… До выяснения обстановки… В ОРБ? К Персу, заместителем?
Подполковник Сергей Перс был фигурой серьёзной. И очень интересной. Кто понимал. Так звали командира отдельного разведывательного батальона 2-го корпуса. Пойти к нему замом – это было хорошим повышением. И не только. Честью.
Это был хороший вариант, должен был признать Алексей. Перейти под штаб корпуса… Правда, о свободе там уже придётся забыть. Во-первых, штаб корпуса. Не хухры. А во-вторых, заместителем. Значит, ходить под Персом. Непосредственно.
В любом случае вольнице наступал конец. В корпусе всё плотнее закручивали гаечки дисциплины, превращая его в реальную регулярную армию. Восемнадцатый год красногвардейской анархии Луганск уже пережил. Наступало время года девятнадцатого в той, вековой давности, Гражданской войне. Год формирования регулярной Красной армии. Алексею ли Кравченко, офицеру российскому, уклоняться от этого процесса?
Да, пожалуй, уход под Перса в этих условиях был вариантом с большой буквы «В». В ОРБ – тесна армейская среда, особенно в такой маленькой армии, как луганская! – собрались, по разговорам, сильные, хорошие ребята. Спецы. Во всех смыслах этого слова.
Алексея прощупывали как-то недавно на тему, чтобы к ним присоединиться. Но тогда он был предельно занят на Бахмутке, посылал три группы на «минус», сам дважды ходил. Да и не особенно рвался терять свой вполне автономный статус – что ни говори об армии, но в некоторой доле партизанской независимости есть своя прелесть. Денис Давыдов не дурак был.
Словом, в ответ отнамекнулся про «тут закончу и поговорим». А теперь вот всё само и сплелось.
Само ли?
Впрочем, неважно. Выбирать особенно не из чего, даже если Мишка несколько сгущает краски вокруг связи между гибелью Бэтмена и дальнейшей судьбой его, Алексея Кравченко. Однако что-то в его предложении напрягало. И он спросил прямо:
– А что это ты, дружище, так об этом печёшься? И когда это ты успел этот вариант проработать? Гэбэшные твои штучки на мне проворачиваешь? Как с Настей?
* * *
Настей звали девушку, что работала в паре с Мишкой. По меньшей мере ещё с Крыма, где её Кравченко впервые и зафиксировал. В непонятном качестве. Исполняла она при Митридате функции кого-то вроде секретаря. Или помощницы. Или порученца. Адъютанта, так сказать.
Алексей не спрашивал и не вникал. Меньше знаешь, лучше спишь. Единственное, что – опять-таки про себя – домозговал: постель. А что? – девка красивая. Даже очень. Мишка – человек с пропеллером в заднице. А поскольку на деле оного устройства там не торчит, то у подобного рода мужиков его функционал перемещается вперёд. И – удирайте, девки! Или, наоборот – сбегайтесь!
Как правило, происходит последнее…
Вторично увиделись уже здесь, в Луганске. Естественное дело: Настя снова работала в паре с Митридатом. Не в боевых, конечно, условиях. А сидя на квартире, сначала на Мишкиной, затем, после захода того в местное ГБ, на отдельной, что-то организовывала с общественностью. Связи, акции, мероприятия. И в каких-то там секретных делах помогала Мишке.
Алексей опять же не интересовался.
А ещё писала под диктовку Митридата некие «вонючки» – так Мишка называл то ли отчёты, то ли доклады – какому-то «руководству».
Что это было за руководство и где сидело, оставалось только догадываться. Мишка, разумеется, не говорил всего – несмотря на их уже давнее знакомство и закреплённую в бою дружбу. Как ничего не говорила и Настя. Тоже несмотря, как говорится, на… Ну, скажем, дружбу.
Которая родилась, как ни странно, из-за постельного облома. Только не в устойчивом понимании этого термина.
* * *
Как-то они с Настей остались одни. Причём тогда ещё на квартире Мишки. У которого вдруг нашлись неотложные дела, и он ушёл.
Выпивали терпкое крымское вино, говорили. Среди прочего почему-то о скифах – Настя всерьёз увлекалась этой темой. Ну и чуть-чуть обменивались флюидами взаимной симпатии. Возникшими отнюдь не сейчас: как позднее призналась девушка, тайные шевеления биологической половины Лёшки для неё секрета ещё с Крыма не представляли. И, хотя она того не показывала, те тоже находили встречный отклик в её душе. Можно было бы сказать: в её естестве. А когда сердце женщины свободно, то душа её охотно соглашается с естеством. Если, конечно, мужчина не конченый урод.
Ну, Кравченко так оценить было бы затруднительно. На это Настя тоже намекнула вполне прозрачно.
В общем, оказаться в этих условиях в одной постели было совершенно неизбежно. И всё шло к затвержённому
