довольно протянул синьор Лукрезе.
Заметив, как Сандро слегка кивнул мне, я осторожно начала озвучивать наш уговор.
— Дедушка, я бы хотела погостить у вас пару дней. Могу я остаться пока не сделают мой паспорт?
— Всего пару дней? — изумился дон мафии. — Минимум месяц.
— Месяц?! — воскликнули мы одновременно.
Каждый из нас посмотрел на другого явно оценивая всю «радость» такого гостеприимства.
— А разве можно почувствовать все наше радушие за меньший срок? — обиженно посмотрел на меня синьор Лукрезе. — Или гостить у дедушки в тягость?
— Нет, конечно, — проблеяла я. — Но у меня работа там есть… Такая хорошая…
— Ой, да какая это работа, — отмахнулся синьор Лукрезе. — Найдем тебе работу здесь, если так хочется работать.
Не хочется, чтобы мне искали работу без моего участия. Но разве можно сказать что-то дону сицилийской мафии?
За спиной кто-то шевельнулся, и я едва не подпрыгнула на месте видя охранника в черном больше похожего на шкаф. Я боялась, что меня снова схватят, а оказалось, что мне просто протягивают новенький паспорт, но не России, а сразу Италии.
— С-с-спасибо…
Правда я побоялась открыть его и увидеть какая там написана фамилия. Надеюсь, что моя. А то вдруг и правда «увнучили», а у меня даже успокоительного под рукой нет.
— Тем более я предлагал пару дней, потому что думал, что вы грызетесь, как кошка с собакой, а вы так хорошо поладили, — сверкнул дедушка глазами. — Вы же не настолько не уважаете меня, чтобы врать мне прямо в глаза?
Мы с Сандро тут же просияли самой искренней радостью.
— Так что, Виктория, ты будешь под опекой Сандро. А я пока поеду посетить врачей в Швейцарию, вернусь к Пасхе, и мы отпразднуем ее все вместе.
— А какого числа в этом году католическая Пасха? — вырвалось у меня.
— Двадцать первого, — усмехнулся дедушка. — А там еще пару недель пролетит незаметно, а может быть и еще парочка. И работу вам найдем… Подходящую…
Довольно хлопнув себя по коленям, дон мафии встал и направился к дверям, а я не в силах даже смотреть на свой «приговор» тут же пошла за ним следом.
— А ты куда идешь, дольчеза? — улыбаясь спросил меня старичок.
Боясь его следующих слов, я попыталась естественно ответить:
— К себе в номер, дедушка…
Тепло, улыбнувшись, мафиози легко похлопал меня по спине и подтолкнул обратно.
— Миа кара нипоте, Виттория… Твоя скромность, греет мое сердце, но пора бы уже и глазки раскрыть, — он указал на дверь. — Это наш семейный номер, тут четыре спальни только для моих дорогих внуков. Ты поживешь в комнате Пауло — вон там.
Пока я вспоминала, что перевод «кара нипоте», с итальянского означает «дорогая внучка», дедушка уже привел меня к большому угловому дивану.
Как вдруг он задумчиво остановился и посмотрел в потолок.
— Нипоти, а как там эта штука в телефоне называется, где вы молодежь фотографии и видео показываете друзьям?
— Инстаграм, дедушка, — с отчаянием выдохнул Сандро.
— Вот, точно! Устанавливай мне его, Сандро, — он решительно протянул ему свой айфон. — Мне на обследовании в Швейцарии будет скучно, а так буду смотреть на вас и на душе будет сразу теплее…
Закусив губу, я вдруг поняла, что мы попали под раздачу по полной программе. Слежка, отчеты, контроль и мы с Сандро должны демонстративно делать вид, что ладим, хотя это невозможно.
— Дедушка, у меня нет телефона, так что от меня не будет фото… — сразу предупредила я.
— На столе твой новый телефон, — ласково, но угрожающе произнес синьор Лукрезе, указывая на журнальный столик у дивана. — Даже номер твой восстановили и новую сим-карту Италии положили рядом. Мой номер тебе тоже внесли в телефонную книгу.
Пока они разбирались с Инстаграмом и как им пользоваться, я бегом бросилась к айфону последней модели. Может быть есть хоть один повод не оставаться в Италии на неизвестно сколько?
Я проверяла звонки и социальные сети, словно утопающий, цепляясь за соломинку, но нигде ни словечка.
А чего я ожидала? Что умершие родители позвонят и спросят, где я?
Или что лучшие подруги из университета вспомнят обо мне? У них уже свои дети, семьи и мы за последние два года стали просто добрыми знакомыми, которые созванивались трижды в году — на Новый год и дни рождения. А новых друзей с работой на удаленке я как-то не завела.
Ну, хотя бы коллеги мне писали что-нибудь по работе? Хотя постойте… Я сама с ними поругалась в пятницу перед вылетом из-за того, что от меня хотели получить тексты пока я в отпуске, а сегодня только воскресенье…
Воскресенье!!! Сегодня же должно быть занятие по танцам! Девчонки с тренировок точно должны были задаться вопросом почему я не пришла! Мы же как начнем болтать в раздевалке, так и до конечной метро доедем словно по щелчку пальцев!
Но стоило проверить контакты, как я едва не хлопнула себя по лбу.
Мы же только на тренировках и общались, даже в соц. сетях друг друга не добавляли. По крайней мере ни я, ни меня не добавляли, а при любой попытке обсудить мой кулинарный блог они тут же… Ретировались.
Ладно… Идем на крайние меры и открываем аккаунт в Тиндере. В слепом отчаянии я проверяла все переписки за последние четыре месяца и с горечью обнаружила только парочку вялых сообщений о том, как я своим отказом разбила сердце и… не впечатляющие дикпики.
— Фу, блин…
Я поморщилась и быстро закрыла приложение. Хрен мне, а не близкие буквально.
Черт… Как я только стала такой нелюдимой?!
С каждой секундой одиночество давило все сильнее и сильнее на плечи и под конец своих рассуждений я была так подавлена, что едва не пропустила момент, когда синьор Лукрезе решил уйти.
С каким-то странным предвкушением, дедушка остановился в дверях и кивнул нам на прощание.
— Увидимся на Пасху, детишки. Не переживайте, без работы вы не останетесь.
И громко захлопнул за собой дверь, словно запер нас обоих на замок.
Как два истукана мы стояли и смотрели на закрытую дверь. Вот что теперь делать? Мы вроде бы и не пленники, и в тоже самое время связаны судьбой, в лице синьора Лукрезе, минимум на тридцать дней.
Впервые я видела, чтобы Сандро начал метаться из угла в угол, как лев в клетке, готовый буквально рвать на себе волосы.
— Ты ведь… ведь хорошо знаешь своего дедушку… — шепотом начала я. — Что это все значит?
Сандро что-то выпалил на итальянском и судя по эмоциям, даже без переводчика ясно, что это был мат.
— Ты даже не представляешь,
