каблуками туфель по кафельному полу, направляясь в лазарет, чтобы узнать о контрольных испытаниях распылителя, проводимых в лаборатории.
Стеклянные двери разъехались перед ней, открыв проход в приёмный покой. Аделина прошла рядом со стойкой дежурного ординатора, услышав отборную ругань, доносившуюся из лаборатории.
Она остановилась, развернувшись на пол оборота корпуса, и задала вопрос дежурной медсестре:
— Что здесь происходит?
— Не могу знать, синьорина де Монтенье! — оторвавшись от справочника по фармакологии и, встав со стула-кресла, ответила медсестра.
— Чёрт знает что! — с недовольством дала определение происходившему Аделина и быстрым шагом направилась в лабораторию. Больше всего последние дни синьорина де Монтенье боялась, что мэтр Дюбуа может «слететь с катушек» и добавить к уже имевшимся проблемам, новые.
— Что здесь происходит, мать вашу?! — зайдя в лабораторию и остановившись у одного из столов, где стояли несколько высокочувствительных микроскопов, резко вспылила Аделина. Взятый со стола будильник в её руках зазвенел спустя пару секунд, оборвав ругань мэтра Дюбуа и ординатора Пинсольо.
— Чёрт бы тебя побрал Лино! — в сердцах выругался Поль и, плюхнувшись на взводе на стул-кресло, закинул ногу на ногу и удобно расположил локти на подлокотниках.
— Премного благодарен, но не думаю, что вы останетесь в стороне от вашего искреннего пожелания в мою сторону! — натягивая на руки новые нитриловые перчатки, с издёвкой подметил Пинсольо.
— Добрый вечер, синьорина де Монтенье! Простите нас за этот балаган! Просто этот придурок за столько лет толком так и не научился пользоваться автоматической пипеткой! — с негодованием добавил мэтр Дюбуа.
— Здравствуйте! У меня, всего лишь, один раз рука дрогнула! — виновато, признал свою оплошность ординатор, обратившись к Аделине.
— Вали на хрен отсюда! Рука у него дрогнула… Знаю я всё про твою руку!!! — вытащив из нагрудного кармашка белоснежного медицинского халата капиллярную ручку и принявшись вертеть её в руках, снова выругался Поль.
— Как вам будет угодно! — стянув с рук перчатки и бросив их в корзину, сказал ординатор и удалился из лаборатории.
— Что это за представление, мсье Дюбуа?
— Это называется процесс обучения! — встав со стула-кресла, начал врач. — Молодость даётся человеку для того, чтобы оттачивать мастерство и полученные теоретические знания, беспрекословно слушая своего наставника, даже, если он полный кретин!
— Очень познавательно, мэтр! Запомню вашу мудрость!
— Это не мудрость, синьорина де Монтенье! Это лишь становление личности! — с усмешкой над самим собой и с усталостью в голосе, поделился Поль. — В течение недели, может дней десяти, всё будет готово. Выпускную систему доведём до совершенства и протестируем её работу с примесями.
— Отлично, мэтр Дюбуа! Ваши усилия будут оценены по достоинству! — добавила Аделина и, выйдя из разъехавшихся перед ней стеклянных дверей, покинула лабораторию, думая уже лишь о предстоящей с Винченцо встречей…
Вечер плавно сменялся на сумерки, сменяя холодный пасмурный день с короткими дождями, на приближавшуюся ночь. Пронизывающий, будто осенний ветер, гнал дождевую грязную воду по многочисленным лужам.
Миллс застегнул до конца молнию на своей лёгкой кожаной куртки, вспомнив тепло Западной Европы и жителей Вашингтона, разительно отличавшихся от местных горожан. Раньше бы, он не мог и подумать, что Россия настолько отличается. Москва теперь казалась Нику, нечто не настоящим и фальшивым, а особенно это касалось людей.
Здесь он был чужаком, но, при всём при этом, не ощущал себя кем-то враждебным. Простота, вежливость и доброжелательность; покорили его! Конечно же, везде в этом мире есть свои уроды, но тут их было намного меньше, чем где-нибудь в родной Америке.
Сложность русского языка не пугала Миллса, и он был уверен, что через некоторое время его неярко выраженный акцент, станет ещё менее заметен.
Ник возвращался из магазина домой в небольшую двухкомнатную квартиру. Поднятие по крутой лестнице к себе на четвёртый этаж вызывало у него небольшую одышку. В Вашингтоне люди специально ходят для этого в фитнес-клубы и платят деньги, а здесь всё тоже самое абсолютно бесплатно и отказать себе в этом упражнении каждый день, практически, невозможно.
Полиэтиленовый пакт в левой руке с покупками качался при ходьбе. Здесь не было привычных для него супермаркетов, а обычный магазин с прилавками и продавщицами, вызвал у него особое впечатление.
Он потянул на себя металлическую, местами покрытую стойкой коррозией, дверь, и вошёл в подъезд, где из подвала шло испарение и характерный запах засоренной канализации. Улыбнувшись, Миллс понялся на четвёртый этаж и открыл ключами дверь.
Произошедшие в мире события не стали для него каким-то сюрпризом и Ник ожидал витка новых потрясений. Политические и геополитические игры — это та константа, без которой мировая арена стала бы скучной тягомотиной, где очень сложно заработать огромные деньги, а сама суть власти станет бессмысленной и нудной.
Гибель полковника Громова, с одной стороны, пошла для него на пользу, но благодарности ему, у Миллса не было предела. С его помощью у него была высокооплачиваемая работа программиста и человек, осуществляющий функцию куратора для внезапных решений проблем с прикрытием.
Пройдя на кухню, Ник достал из пакета с покупками бутылку водки местного спиртзавода и, налив стопку, сел на табуретку за стол…
Рим. Квартира синьорины де Монтенье
Её взгляд неотрывно смотрел на бокал вина, находившегося у неё в руках. Аделина сидела на кресле под освещением торшера, внезапно ощутив на голове холод датчиков энцефалографа на голове и затуманенную картинку из расплывавшихся в глазах фигур людей в белых халатах. Дискомфорт от иглы катетера в вене в районе локтевого сгиба, вспомнился Аделине жжением и пустотой. Прошлое в очередной раз возвращалось к ней сквозь время.
«Чтобы обрести себя, нужно обрести прошлое и принять всё таким, каким оно есть. Истина — всегда между всем и ничем!»
Эти слова доктора Сфорца эхом сквозь годы преследовали синьорину де Монтенье. Вкус терпкого вина освежил пересохшее от волнительных воспоминаний горло Аделины, и она встала с кресла, продолжая держать в правой руке бокал. Пройдя босиком по паркету гостиной её шаги замерли у комода, на котором старые механические часы, не имевшие секундной стрелки, отщёлкнули новую минуту.
Она поставила бокал с недопитым вином рядом с часами и потянула на себя за ручки ящик комода. Её взгляд опустился вниз, где упал на распятие, рядом с которым лежала небольшая, но толстая Библия в кожаном переплёте.
Пальцы правой руки скользнули по прибитому к кресту Господу и через мгновение открыли титульный лист Священного Писания, где прочитанная дарственная надпись, вызвала в сердце синьорины де Монтенье тепло и силы идти дальше.
«Корнелиусу, с любовью и верой в мгновения, когда сгорает дотла душа… Роберт.»
Она
