Оп. Щелчок. Тишина. Звонкий шлепок по голому телу. Зловредное хихиканье. И короткие гудки.
Аллочка села на пол. А в дверь позвонил первый гость.
Многие люди на Москве покупают автомобиль только для того, чтобы не спускаться в метро. Их пугает давка, пристальные взгляды и обезличивание. Некоторые из них в своем индивидуализме доходят до того, что забывают, сколько стоит жетон. И гордятся, что не пользуются общественным транспортом. Но автомобиль в городе — это общественный транспорт. Общественный транспорт для среднего класса.
При помощи автомобиля люди еще легче становятся толпой, чем без него. Отдельно взятые индивиды сливаются в единый транспортный поток. В один человеческий вид как он есть.
«Мы даем свободным людям средство свободного передвижения» — девиз «Дженерал Моторс». В Москве этой свободы нет. Взамен выбора скорости и направления движения город предлагает только участие в тех или иных массивных потоках. Дымная гусеница переползает со скоростью двадцать километров в час с одного перекрестка на другой. Москва дает лишь возможность выбрать поток по душе. И возможность выбрать ту или иную вероятность попасть в пробку.
Многие люди в Москве боятся въезжать в центр в час пик — когда очень многим людям нужно ехать больше всего. Самые умные из них бросают машину недалеко от Садового кольца и спускаются в метро.
Цели человека как вида часто противоречат целям человека как персоны. Особенно когда дело доходит до выживания. Поэтому личность так сильно пугают толпы и пробки. Хотя противоречия здесь не больше, чем в огне и воде, которые вместе движут любой паровоз, или в ночи и дне, которые суть вращение земли да свет солнца.
Через час Леха увидел впереди просвет. «Ах, Аллочка, Аллочка, ты простишь меня. Ты меня дождешься, я знаю…» — думал Леха, проползая еще один метр вперед.
Редко что бывает просто так. Наверное, есть какой-то смысл в том, что он стоит здесь. Человеку без смысла нельзя, человек без смысла умирает.
На заднем сиденье лежал букет ирисов. То-то тетка обрадуется…
— Это не «101», — сказал Анькин муж и крутанул ручку настройки до упора. Он все никак не мог успокоиться.
От радио свиста и радио скрежета Анна скривилась. Она чувствовала, как ее тушь потекла по ее лицу. Она сидела и не понимала, как пять лет могла прожить с этим придурком.
Когда доедут, надо будет не забыть зайти в «Людмилу» купить лак. Вчера она, когда ставила машину у подъезда, поцарапала крыло. Маленькая вмятина и белый штрих длиной в ладонь. Анечка слышала, что такие вещи полагается чем-то обрабатывать. А то ржаветь будет. Но чем именно, она забыла и потому, чтобы муж не ругался, замазала царапину лаком для ногтей. Хорошо получилось. Но флакон кончился весь.
Муж снова выругался и выключил приемник. Стали слышны далекие и близкие гудки машин — бессмысленные и бесполезные. Анечка случайно коснулась его руки. Брр… Неужели это он, Боже мой, он, суженый-ряженый, который иногда в порыве страсти шептал ей в розовое ушко: «Ах, ты моя поблядушечка!»
Вася сзади молчал. Он тихо увял десять минут назад и только негромко сморкался в свой синий клетчатый носовой платок. Еще пара минут, и его солидарность лопнет, он выскочит из машины и отправится домой пешком.
На тротуаре чадили лихачи. Они думали обойти всех, но уперлись в бетонные клумбы. Вернуться обратно в поток они смогут не скоро.
Добрый День полчаса не отводил глаз от неподвижного Лехиного затылка в пятнадцати метрах впереди. Жара, свет и угарный газ взбесят кого угодно.
— Я его сейчас убью, — сказал, наконец, Добрый День. Достал из кобуры подмышкой ПМ, дослал патрон и рванул дверь. Дверца открылась на десять сантиметров и гулко ударилась в борт «скорой помощи».
— Мужик, ты чего, охренел? — Сверху из окошка высунулось бородатое круглое лицо. Водила пытался разглядеть вмятину, но с его места это оказалось невозможно. Добрый День посмотрел налево — грузовик. Даже в окно не вылезешь. Опустился в кресле ниже, поставил запястья на панель и прицелился сквозь лобовое стекло.
Но белый «Субару» плавно тронулся. Тронулся и пропал на солнечной свободе. Одним духом Леха пролетел всю Таганскую площадь, через два светофора не останавливаясь и влился в пустое Садовое кольцо.
Коля посмотрел на посеревшего Доброго Дня. Как бы мужика удар не хватил. Достал из бардачка завернутую в тетрадный листок «беломорину». Воткнул прикуриватель. Распалил косячок, не глядя, протянул направо.
Надо продержаться еще полчаса. Потом полегчает. Скоро сладкий дымок выгнал из салона бензинную гарь. Добрый День порозовел, но остановившимися глазами продолжал по-прежнему смотреть вперед. Как будто мог уследить за Лехой. За всеми его поворотами и движениями по огромному городу, в котором им его теперь не найти. Не догнать. Не поймать.
Леха шагнул в лифт. Нажал кнопку. Дверцы сомкнулись. Желтая кабинка качнулась и медленно понесла Леху наверх, постукивая и отсчитывая семьдесят два метра вертикального пути к светлому небу, доброму небу, на котором ждала Леху Аллочка.
Поправил галстук. Узелок съехал влево. Что с него взять, он же шелковый. А пряжка ремня на месте. Но посмотреть на часы Леха заставить себя не смог. Вышел на площадку, постоял, вспоминая номер квартиры. Сердце дрогнуло, когда нажал медную кнопку звонка.
После теткиного звонка родня послушно съехалась. Но, зная ее здоровье, долго не засиживались. И Леха застал уже не всех. Чему обрадовался: ехал-то он сюда исключительно ради Аллочки.
Отдав цветы, на правах родственника, пусть будущего, поцеловал тетку в щеку. Нина Алексеевна взяла его под руку и повела к столу. В гостиной она сдала его на попечение своему племяннику и Аллочкину кузену Косте.
Это был единственный человек в комнате, помимо Нины Алексеевны, которого Леха знал в лицо. По возрасту он был равен Аллочке, по толщине был поперек себя шире, хороший компаньон в смысле выпить и закусить. Он пока еще брил бороду, но уже внимательно присматривался к своему дяде, вернее, к его торчащей скребком вперед короткой рыжеватой бородке, собираясь в летнем отпуску завести такую же.
Костя усадил Леху рядом с собой, нашел ему чистый прибор, положил в тарелку салат и налил в стопку водки. Напротив них за длинным столом сидела пара старичков и еще пожилая женщина у окна — вот и все гости. Леха действительно здорово опоздал.
Нина Алексеевна пошла в кухню за Аллочкой. Она подумала, что ей было очень приятно пройтись под руку с этим большим мужиком. Леха сможет прокормить семью. Леха сумеет защитить жену. От него так и хочется иметь детей. Надо сделать так, чтобы он достался Аллочке. Или Инфекции.
На кухне Аллочка делала вид, что моет посуду. Но все у нее валилось из рук. Она с тоской посматривала в окошко и жалела о том, что не может вот так просто взять и убежать куда глаза глядят. Надо помочь тетке прибраться после гостей. Конечно, можно все бросить на Костика. Это ведь ему отойдет теткина квартира после ее смерти. Но он уже слишком набрался. Проку от него никакого нет. Придется досидеть до конца.
— За гостеприимство, — сказал Леха, увидев, что Костик уже поднял рюмку. Ох уж эти рюмки. Вмещают сто грамм, а по виду никак этого не скажешь. Но Лехе надо было выпить.
Он высидел чудовищную пробку на Таганке, он мчался сюда по Ленинскому проспекту со скоростью сто сорок километров в час; так что заслужил. Действительно, заслужил. Да и перед разговором с Аллочкой надо было выпить тоже. Как ни крути, без водки не обойдешься.
Опрокинул, закусил тем, что попалось под руку. Выдохнул. Колбаса слишком острая. Горло дерет.
Аллочки между тем рядом не было. Говорить с ее родичами Лехе было не о чем. Костик — добрая душа, но в ожидании невесты Лехе было не до него.
Леха вдруг вспомнил, что последний раз кушал вчера. Он удивился, оглядел стол, а потом принялся равномерно и методично поглощать все, до чего мог дотянуться.
Родичи искоса (вежливость не позволяла им разглядывать его прямо) смотрели на Леху. Судя по всему, они смотрели одобрительно. Пожилая женщина у окна незаметно коснулась своего шиньона на затылке, поправив прядь, и начала про себе высчитывать, что именно она сможет подарить на свадьбу: фритюрницу или комбайн.
Пожалуй, не стоило Лехе пропускать вторую рюмку. Хотя, с другой стороны, дело уже сделано. Аллочка его сама позвала, и вот он уже здесь, о чем тут еще говорить? Но какое-то гнетущее предчувствие шевельнулось внутри. Леха нервничал, не понимая от чего. И поэтому выпил вторую рюмку.
Водка прошла не то в три, не то в пять глотков. Это все от того, что рюмки у них здесь неправильные. Слишком узкие — не размахнешься. Зажевал длинным куском сладковатой и надушенной укропом маринованной селедки, потом тыльной стороной ладони стер с подбородка две пролитые водочные капли. С кем не бывает!
