– Рад тебя видеть, – сказал Потапчук и по-штатски похлопал капитана по плечу. – Проходи. Смотрю я на тебя и думаю: наверное, ты горными лыжами увлекаешься? Лицо загорелое, нос скоро облезет.
– Да, только вернулся из польских Татр, в самом деле отдыхал.
Генерал подмигнул капитану:
– Знаю я ваш отдых! Снова в командировке был. Хотя завидую я тебе. Мы не выездные, а ты – куда захотел, туда и поехал.
– Не совсем так, Федор Филиппович.
– Присаживайся, капитан, что стоишь, как на посту у знамени?
Капитан скромно сел в кресло. Потапчук не сводил взгляда с тонкой папки на коленях капитана. «Раз пришел не с пустыми руками, значит, не поболтать, не выведать что-то у него, у генерала, а предложить или сообщить». Но Потапчук был хитер. Он не любил просить: не проси – не будешь обязан. Это железное правило всех спецслужб: сделай так, чтобы информацию тебе отдали добровольно. К насилию прибегай в крайнем случае.
Капитан несколько мгновений мялся. Потапчук позвонил помощнику, заказал чай, хоть знал, капитан пьет кофе. Все любители загранкомандировок давно «подсели» на кофе, виски и дорогие сигареты.
Потапчук выдвинул ящик стола и тут же его задвинул. Вытащил из кармана серебряный портсигар, повертел в руках, положил на стол и пододвинул к капитану:
– Закуривай, Олег, хотя сам я почти не курю. Капитан улыбнулся. Ему хоть и хотелось закурить, но делать это в присутствии генерала да еще курить его сигареты было верхом наглости, такое поведение в спецслужбах не поощрялось.
– Значит, съездил отдохнуть?
– Нет, в командировку, Федор Филиппович, совещание в горах прошло.
– Слыхал, знаю о ваших совещаниях. Весело они у вас там проходят: с лыжами, с баней и прочими радостями жизни.
– Было и это, – не стал лукавить капитан и положил рядом с портсигаром тонкую папочку. – Тут коллеги, Федор Филиппович, показали мне одну бумажку, я сделал копию. Бумажка никчемная, вот, сами взгляните, мне ее задаром отдали, за красивые глаза.
– Посмотрим, – сказал Федор Филиппович, водружая на нос очки.
Бумага была написана на польском языке. Потапчук долго морщился, шевелил губами. Иногда в тексте встречались понятные слова, два слова были подчеркнуты маркером.
– «Семен Семенович» – с трудом прочел латинские буквы генерал ФСБ.
Капитан поднялся и ногтем подчеркнул еще одно слово.
– Рыбчинский, – сказал он.
– Рыбчинский, – повторил Потапчук. – Издеваешься, капитан, надо мной? Обнаглела молодежь, ни во что мою седину уже не ставят. Ты бы мне принес бумагу переведенную.
Капитан поднял листок. Под ним оказалась бумага с русским текстом.
– Это, конечно, не официальный перевод, Федор Филиппович, это я сам расстарался, но суть от этого не меняется.
Вторую бумагу генерал буквально пробуравил глазами.
– Где ж ты раньше был, мой дорогой? Что ж ты на своих лыжах, мать твою, по горам носился, а ко мне, старику, не зашел?
– Я, Федор Филиппович, только вчера в Москве появился. У поляков бумага лежала без дела, не поверили девчонке, думали, выкручивается, придумывает. Они ее депортировали, решив, что она нелегальная проститутка. Может, оно так и есть, вам решать. А мне, Федор Филиппович, прошу прощения, еще за командировку отчитаться надо, у нас каждый доллар сквозь лупу рассматривают.
Потапчук хмыкнул. Вошел помощник, поставил поднос с чаем.
– Извините, спешу, – сказал капитан, – хотя за угощение спасибо.
– Это тебе спасибо за бумагу. А протокол допроса есть?
– Есть. В папке, полный и переведенный.
– Не знаю, как и благодарить тебя. Позвоню отцу, скажу, сын хороший. Кстати, как он там?
– На печень жалуется.
– Печень в таком возрасте да в его должности у всех болит. Это закон. Было бы удивительно, если бы она не болела, – Потапчук выбрался из-за стола, пожал капитану руку, похлопал по плечу. – Спасибо тебе, Олег!
Оставшись один, попивая чай, генерал ФСБ внимательно рассматривал бумаги. «Я бы тоже на месте поляков подумал, что это полный бред. Лишь два слова – „Семен Семенович“ – заставляют верить в бред девушки, назвавшейся польской полиции Машей Пироговой. Да и дело с „Новиков и К“ висит тяжким камнем. Пока о нем не вспоминают, но придет время – вспомнят. Это ж сколько людей положили в мирное время да в мирном городе! Смоленск – не Грозный. Начальство, конечно, движения этой бумажке не даст, в лучшем случае, приобщат к делу, окажется она среди сотен протоколов допросов и будет пылиться вместе с ними. Семен Семенович Смирнов.., я перед тобой в долгу, ты не успел сказать мне всю правду, потому что не знал ее, а когда узнал, то не успел. Где же сейчас девчонка?»
Потапчук смотрел на нечеткую ксерокопию фотографии, затем вызвал помощника и отдал распоряжение:
– Свяжись со Смоленском, узнай, где сейчас Мария Пирогова восьмидесятого года рождения. Ответ пришел быстро.
– Прописана у родителей, но участковый говорит, что не видел Марию уже два месяца.
– И тут облом, – употребил жаргонное слово генерал Потапчук, – нюхом чую – она реальная зацепка. Надо только барышню отыскать и хорошенько с ней поговорить по душам.
Генерал Потапчук вытащил из шкафа портфель, сложил в него документы и уже вечером был в новой мансарде у Глеба Сиверова.
Тот встретил генерала с чашкой кофе в руках. Наушники висели на шее, из них лилась классическая музыка.
– Вагнер? – спросил Федор Филиппович, приложив наушник к своему уху.
– Вы становитесь продвинутым, Федор Филиппович.
– Элементарно, Глеб, – сказал генерал. – Ты ничего другого не слушаешь.
– Тут вы не правы. Я слушаю радио, телевизор, жену и иногда вас…
– Я имею в виду музыку.
– Что сделаешь, люблю Вагнера. Вы ведь тоже курите один и тот же сорт сигарет на протяжении… – Глеб задумался, – наверное, лет сорока?
– Сорока трех, Глеб, и никак бросить не могу.
– То же самое случилось и у меня с Вагнером. Глеб отключил плейер, положил его на стол, налил генералу кофе, пододвинул к нему пепельницу. Генерал положил на стол портсигар.
– Что, дали ход делу «Новиков и К»?
– Нет, – сказал генерал, – если бы дали, я находился бы сейчас в управлении, а не у тебя.
– Понадобился вольный стрелок?
– Не совсем так, Глеб. Появилась одна зацепка, причем случайно. Привез ее сын моего приятеля, он сотрудничает с Интерполом, у него глаз цепкий, сразу определил, кому нести.
– Не мудрено, – сказал Глеб, уже пробежав глазами бумаги, принесенные генералом.
– Я думаю, девчонка испугалась, когда ее в Варшаве на улице остановила полиция. Нет документов, отвезли в участок, она решила рассказать правду. Правда же всегда невероятнее самой отчаянной лжи. Расскажи она о борделе, который держат русские бандиты, ей бы поверили. А в то, что уважаемый польский бизнесмен, фирму которого совсем недавно проверяли всевозможные службы, занимается изготовлением синтетических наркотиков, поверить трудно. Полиция еще мягко обошлась с ней, просто депортировали из Польши как заурядную проститутку, после чего девчонка решила ни за что больше не связываться ни с полицией, ни с милицией, никому не рассказывать о том, что с ней было. Даже с родителями не живет, хотя те наверняка знают, где она сейчас обитает.
– Прав был Смирнов, когда решил подойти к вам в парке.
– Деньги в деле немалые замешаны, потому все и замазано как в Польше, так и у нас. Что ты на меня, Глеб Петрович, так хитро глядишь? – генерал Потапчук исподлобья посмотрел на своего секретного агента.
Сиверов скрестил на груди руки, прикрыл глаза:
– Я, в отличие от многих, Федор Филиппович, это дело не бросил, продолжал над ним понемножку работать.
– И когда ты, Глеб Петрович, все успеваешь? И жнец, и косец, и на дуде игрец.
– Я свои деньги честно отрабатываю, не люблю, когда платят за несделанную работу.
– Так за эту работу я же тебе еще не платил?
– Значит, заплатите, – хмыкнул Сиверов и, протянув руку к полке, вытащил несколько фотоснимков. – Вот, взгляните, надеюсь, это место вам знакомо?
– Что за место? Не знаю, признаюсь.
– Естественно. Вы по ресторанам, Федор Филиппович, не ходите, а следовало бы знать злачные места столицы Российской Федерации.
– Не тяни, Глеб, не мучай старика.
– Никакой вы не старик, Федор Филиппович, прикидываетесь, любите на себя важность напустить, нравится вам, когда вас немного жалеют.
– Кому это не нравится, Глеб Петрович? Генерал разложил перед собой три фотографии.
– Будка, шлагбаум, охранники.
– Правильно, будка, шлагбаум.
– Ты что меня дурачишь, Глеб? Говори!
– Видите человека возле будки? Сейчас я покажу вам его портрет, – Глеб, не поворачиваясь, протянул руку к полке и положил перед генералом еще одну фотографию. – А этот человек вам знаком?
– Не припомню, Глеб, – генерал рассматривал фотографию, то приближая ее к глазам, то отводя на расстояние вытянутой руки.
