– Нет никаких сомнений.
– Хорошо, – настроение у Олбрайт резко улучшилось.
Русские всегда охотно попадались на провокации, связанные с их военной мощью.
Так повелось ещё со времен Петра Первого. Каждый русских монарх, генеральный секретарь или президент во главу угла ставил морской статус державы и принимался лихорадочно наращивать количество боевых кораблей. Причем преимущественно тяжелых, многопалубных, увешанных пушками или ракетами, как новогодняя елка игрушками.
Склонность к гигантомании объяснялась достаточно просто.
Качество кораблей у русских всегда было не на высоте. Поэтому, чтобы достичь паритета, они вынуждены были брать тоннажем, выпуская в море монстров типа «Акулы» – атомного двухкорпусного ракетоносца с полным водоизмещением под пятьдесят тысяч тонн, или, как это было в начале двадцатого века, строить десятки броненосцев.
Но даже при наличии огромного флота Россия за весь двадцатый век так и не выиграла ни одного крупного сражения на воде.
Русские никак не могли сообразить, что играют против самой природы. Географическое положение Империи не предусматривало наличия у страны мощного флота, ибо выходы на просторы Мирового океана вели через узкие проливные зоны, которые легко блокировались противником. А Северный Ледовитый океан представлялся весьма сомнительным с точки зрения нормального судоходства, ибо большую часть года был скован льдами.
К счастью для «просвещенного» Запада и набирающего силу Востока к власти в России раз за разом приходили люди некомпетентные не умеющие думать, а порой просто продажные марионетки…
– Теперь Чечня, – после небольшой паузы вспомнила Госсекретарь.
– Без изменений, – зевнул Строуб. – Вялотекущая позиционная война. Иван контролирует только свои гарнизоны и блок-посты. На всей остальной территории – абсолютное беззаконие… Армия постепенно разлагается.
– Нам не следует усилить политическое давление?
– Не вижу смысла. Русские позволили втянуть себя в авантюру, погрязли в ней по уши, пытаются решить вопрос точечными акциями и только усиливают этим недовольство населения. Мое мнение – их надо оставить в покое. Пусть продолжают восстанавливать против себя народ…
– Палестинский вариант?
– Где-то близко. Он усугубляется еще и тем, что в нынешнем кремлевском руководстве сформировалось несколько кланов, стремящихся заслужить поощрение президента. И они никому не позволят выиграть войну, кроме себя. Слишком большой гешефт.
– Европейцы тоже поутихли, – изрекла Госсекретарь.
– Немудрено, – кивнул Тэлбот. – У них разведка ничуть не хуже работает, чем у нас. Французы, голландцы, испанцы и немцы приняли консолидированное решение о дальнейшем невмешательстве в проблему.
– Это не перекинется на вопрос Косова?
– Косово слишком близко, а Чечня – далеко. Думаю, что в будущем году Старый Свет постарается навести порядок среди албанцев.
Предпосылки к этому имеются. Особенно после нашего решения начать поэтапное сокращение контингента. Европейцы выразили недовольство…
– Помешать нам они все равно не в состоянии, – отмахнулась Мадлен. – К тому же, это будет зависеть от результатов выборов.
– Германия прорабатывает планы создания общеевропейских сил по поддержанию порядка. Естественно, без русских, – быстро сказал Строуб, видя, как у Госсекретаря округлилась глаза.
– Информация достоверная?
– Вполне. Разговоры об этом ведутся уже давно, но неделю назад канцлер ФРГ дал приказ своему министерству обороны подготовить пакет предложений…
– Интересно, – Олбрайт подняла брови. – Почему нам не направлен официальный запрос?
– По всей вероятности, из-за недовольства нашей политикой в отношении Косова и бывших членов Восточного блока. Немцы сейчас постараются повысить свой статус на континенте. Идеи Великой Германии до сих пор живы, – Тэлбот позволил себе слегка пнуть европейского партнера, зная, что мадам это понравится. – И Шредер, похоже, является их апологетом…
– Поподробнее, – Мадлен нахмурилась и сложила руки на выпирающем брюшке.
***
– Пора, – Рокотов вставил в «Грозу» новый магазин. – Значит, так. Вася, держишь входную дверь. Димыч, ты сиди смирно и раз в минуту постреливай по верхней половине чердака…
Дом, в подвал которого загнали заложников, был как на ладони. Владислав и братья Славины залегли в ложбинке у дороги и минут десять наблюдали, как засевшие под крышей чеченцы обрабатывают из пулемета окрестные сады. Боевики палили для острастки, короткими нерегулярными очередями, перенося огонь то вправо, то влево.
– Мы готовы, – биолог нажал клавишу вызова на рации. – Прием.
– Без изменений, – откликнулся Гречко. – Никто не входил и не выходил. Прием.
– Как ребята? Прием, – снайпер служил связующим звеном между действующими в ауле группами. К нему стекалась вся экстренная информация.
– Две «тройки». Прием. – «Тройками» Ро-котов приказал именовать раненых, чье состояние было более-менее стабильным и не требовало немедленного хирургического вмешательства. Согласно условленной шкале, «четверками» называли легкораненных, «двойками» – тяжелых, а «единицами» – убитых.
– Кто? Прием.
– Сема и Денис. Прием.
– Точно «тройки»? Прием.
– Да. Прием.
– Ясно. Мы выдвигаемся. Передай остальным, чтоб подтягивались, и с Егором берите периметр. Конец связи, – в расшифровке полученной команды Гречко не нуждался.
– Кто? – озабоченно спросил Василий.
– Семен и Диня, – Влад поправил вставленный в ухо миниатюрный динамик. – Игорян говорит, что не тяжелые…
– Меня можете не считать, – встрял Славин-старший. – Я в порядке.
– Сиди уж, – буркнул Рокотов, – и позволь мне решать, кого кем считать. Мертвые герои нам не нужны… У тебя кровь остановилась?
– Вроде да.
– Вот и славно. Руку не напрягай, бей с опорой на бруствер… Все, закончили обсуждение. Я – первым, ты, Вася, за мной. – Владислав по-пластунски двинулся вдоль поросшего невысокой травой холмика.
***
Лукашевич помог Рядовому подняться, вздернул его в воздух, крепко обхватив одной рукой за талию, и отволок на новую позицию под защиту штабеля огромных железобетонных плит рядом со свежевырытым котлованом. На краю откоса возвышался трактор «Беларусь» с экскаваторным ковшом.
– Строители, мать их! – прошипел Данила и осторожно опустил ношу.
Семен проворно переполз за кучу вывороченного песка вперемешку с камнями и залег, выставив перед собой ствол ВСС.
Двухметровый здоровяк уселся спиной к товарищу, расшнуровал ботинок и вытряхнул из него забившийся за голенище кусочек щебня.
– Чисто, – тихо сказал Рядовой, завершив осмотр пройденного маршрута.
Беспорядочная пальба понемногу сходила на нет. Селяне сообразили, что неприцельные очереди по темным кустам и горам не достигают своей цели, а лишь демаскируют огоньками выстрелов их местоположение, и стали экономнее расходовать боеприпасы, выпуская за раз по три-четыре пули в казавшиеся им подозрительными тени.
Но это почти не помогало.
Аул был расцвечен пламенем восьми крупных и двух десятков мелких пожаров. Порывы ветра носили повсюду клубы дыма, обрывки оплавленной полиэтиленовой пленки с парников, тлеющие бумагу и войлок. Из-за пожаров обороняющиеся не могли воспользоваться приборами ночного видения, что дало бы им хоть какие-то преимущества, а оснащенное приборами бесшумной и беспламенной стрельбы оружие казачьего отряда лишало чеченцев последних козырей. Боевики не видели и не слышали, откуда бьет противник, и могли судить о выстреле лишь после того, как кусочек свинца попадал в очередного вайнаха.
Казаки же действовали решительно и максимально примитивно. Любой, кто палил из обычного, не украшенного ПБСом ствола, был врагом, которого следовало пригвоздить пулей с дальней дистанции, дабы не вступать в позиционную дуэль.
Единственным «громким» оружием у наступающих были ГМ-94. Поэтому гранатометчики передвигались только в сопровождении напарников и, выпустив два-три заряда, мгновенно меняли точку стрельбы. В условиях боя в населенном пункте прицельной дальности ГМ-94 хватало с избытком.
– Надо бы повыше забраться, – сказал Семен, испытывающий эмоциональный подъем от очередной дозы промедола. – Мне этот амбар всю перспективу заслоняет.
– Ты ногу чувствуешь? – осведомился Лукашевич.
– Не… Думаю, что сам могу ходить.
– Я те похожу! – Данила показал Рядовому огромный кулак. – Попробуешь пробежаться – дам по башке. Полсуток в бессознанке гарантирую. – Верзила однажды отправил в нокаут двухгодовалого бычка, вздумавшего поднять на рога станичного ветеринара.
– Не буду даже пробовать, – уныло согласился раненый.
– Вот это правильно… А насчет того, чтобы повыше залезть, так я и сам о том же думаю.