— Спорить бесполезно, господин капитан.
— Хорошо. Но известите по-настоящему немедленно!.. Я остановлюсь в Буффало. Разрешите записать номер телефона?
С невыразимым облегчением вздохнув, полковник впервые за все время искренне улыбнулся. Протянул капитану паркеровскую ручку и дорогой, обтянутый свиною кожей, блокнот.
— Пожалуйста, капитан, заберите свое оружие. Оно, по моему приказу, тщательно вычищено и смазано…
Полковник опять улыбнулся:
— И, разумеется, все патроны вынуты. До единого.
— Разумеется, — хмыкнул Фрост.
Он проверил запасные магазины. Пусто. Осмотрел герберовский нож. Сияет. И покрыт ровным, тоненьким слоем масла. Все в полнейшем порядке.
— Будьте любезны расписаться вот здесь…
Фрост рассеянно повиновался.
Им с ирландцем следовало елико возможно быстрее покинуть базу, добраться до телефона, по которому можно поговорить, не опасаясь чужих ушей, и дозвониться до ФБР. За казенный счет, конечно же.
У Фроста и О’Хары и в мыслях не было становиться пай-мальчиками, послушно ехать в Буффало и сидеть сиднями, дожидаясь полковничьего доклада.
— Что же, дружище, — ухмыльнулся капитан, поворачиваясь к ирландцу, — сдается мне, самое время откланяться и отбыть в нужном направлении…
Фрост протянул полковнику руку и удостоился крепкого, любезного пожатия. Седовласый произнес “до свидания” так любезно и дружелюбно, что Фрост почти раскаялся в своей наглой и беспардонной лжи.
Почти.
Один за другим Фрост проталкивал блестящие патроны с пулями в никелевых оболочках сквозь приемник магазина. Засунув на место последний заряд, капитан внимательно проверил давление пружины, отсутствие перекоса, — все, что полагается проверять в случаях исключительных, где любая заминка может обойтись неимоверно дорого. О’Хара устроился на сиденье рядом.
— Вот чего терпеть не могу, — задумчиво сказал он, — так это автоматные рожки заряжать. Скучная работа. И долгая. И для пальцев утомительная.
— Для твоих-то изнеженных пальчиков? — спросил Фрост. — Подковы гнуть никогда не пытался?
— Даже ломал, — весело промолвил ирландец, — Но все равно, утомляет… Выкладывай.
— Что?
— Что поведал тебе подыхавший террорист.
— Ну, приятель, тогда тебе придется либо по долгу службы выдать меня канадцам, либо плюнуть на служебный долг и самому попасть в беду.
— Я хочу помочь.
— Ты себя погубишь.
— Я хочу помочь. Но тогда придется завтра же вызывать по радио самолет-амфибию и удирать на юг. Иначе нам не обобраться неприятностей.
Фрост начал трудиться над следующим рожком.
— Видишь ли, — произнес он задумчиво, — Канадской Конной мы станем поперек горла потому, что задерживаемся в этой стране. Террористам — уже стали; сам знаешь, почему. Твоему родному ФБР — потому, что не желаем возвращаться домой, и дерзко хулиганим в сопредельном государстве. Израильтянам… Эй, а как насчет старых добрых израильтян? Куда они, любопытно знать, подевались?
Фрост прервал работу и посмотрел на О’Хару.
— Шатаются где-нибудь, ищут банду Баадер-Мейнхофа, ножи вострят, автоматы чистят… Не могу сказать, будто виню этих ребят.
— Израильтяне и вообще-то прекрасные ребята, — вздохнул Фрост, припомнив госпиталь, где его выхаживали после бирманской драмы. — Отличные врачи. Превосходные бойцы — и мужчины, и женщины. Лучше было бы работать с ними в союзе, а не уподобляться собакам, которые кость не поделили.
— Давай попробуем…
— Не получится, — вздохнул Фрост. — У них своя работа. Они обязаны выполнить ее. И выполнить, по-видимому, тайно. Точка, период.
— Н-да…
Несколько минут миновали в задумчивом безмолвии.
— Вот и все, — промолвил Фрост, поставив на место последний патрон. — А хорошо-то как! Без оружия чувствуешь себя голым. Неприлично голым.
— Фрост, — медленно и раздельно сказал Майк О’Хара, — что ты узнал от бандита?
— Твое любопытство переходит границы приличия, — вздохнул капитан. — И уж совершенно точно до добра не доведет…
Когда Фрост завершил свой полуминутный отчет, О’Хара печально улыбнулся:
— Да ты и впрямь любишь эту женщину, Хэнк. Очень любишь. И мне тебя жаль. Понимаю, как чувствует себя человек, если…
— Довольно, Майк, — попросил наемник.
— Разумеется.
О’Хара извлек собственный смит-и-вессон, принялся перезаряжать барабан — патрон за патроном, не пользуясь полукруглыми обоймами, позволявшими делать это в два приема.
— Что сей сон означает? — полюбопытствовал Фрост.
— Предпочитаю крупнокалиберные револьверы, — ответил О’Хара.
— Да нет же, что значит вот это?
— Девятимиллиметровая пуля из короткого ствола бьет не столь точно, зато куда сокрушительнее.
Заподозривший истину Фрост мысленно ухмыльнулся и продолжил, начиная наслаждаться преднамеренной бессмысленностью шуточной беседы, какие часто заводят меж собою добрые приятели:
— Видишь ли, промах из “магнума” куда менее эффективен, чем прямое попадание даже из малокалиберного пистолета… Что значат нынешние твои действия?
— Что я заряжаю револьвер.
— Зачем?
— Затем, что я не промахиваюсь. Как правило… А если промахиваюсь — помалкиваю об этом.
— Эй, Майк…
— Что?
— Как себя чувствует желудок? Я имею в виду твой желудок. Ежели не ошибаюсь, в нем проделали отверстие, природой не предусмотренное. И совсем недавно.
— Желудок мой завязывается узлами. Всевозможными. Простыми. Прямыми. Двойными морскими. И что же?
— При этом ты намереваешься мне помочь?
— Кое-кто, — ядовито заметил О’Хара, — поработал землеройкой, будучи ранен в руку и ногу. Потом ползал, как уж, прыгал, словно тушканчик, бегал, точно гепард… Ничего, обошлось, кажется…
Фрост закурил.
О’Хара покосился на него и недовольно пробурчал:
— Бросай свою дурацкую привычку. Подрывает здоровье и сокращает жизнь.
Наемник посмотрел на федерального агента, и оба начали безудержно смеяться, разряжая все накопившееся в последние дни и, особенно, часы, напряжение.
— Подрывает здоровье и сокращает жизнь! — еле выдавил трясшийся от хохота Фрост: — Какая прелесть! Я служу наемником, охочусь на террористов, работаю телохранителем, получил и получаю столько ранений, что даже отставной магистр математики, вроде тебя, не подсчитает — и это чучело советует: бросай свою дурацкую привычку! Она, извольте видеть, подрывает здоровье и сокращает жизнь!..
О’Хара оказался неоценим.
Он умел водить вертолет и, когда приятели угнали полицейский геликоптер-амфибию, мирно покачивавшийся посреди реки на траверзе форта Георг, блистательно доказал свое умение.
— Мы не воруем, — пояснил он Фросту, который принялся дразнить ирландца и грозно упрекать в нарушении закона. — Мы просто берем взаймы. И возвратим взятое имущество в исправном, неизменном виде.
Фрост разглядывал стелившуюся внизу местность сквозь линзы могучего бинокля, вызвав со стороны ирландца уже привычный комментарий:
— Тебе телескоп надо использовать, олух!
Знакомую воздушную базу они старательно обогнули — О’Хара сказал, что десятой дорогой, но въедливый филолог Фрост настаивал на неприменимости этой поговорки к передвижению по воздуху. Никаких признаков замаскированного бомбардировщика не было. Не замечалось и сколько-нибудь похожего на бензовоз автомобиля.
Но в первую очередь Фрост искал не самолет, и не цистерну — капитан высматривал прогалину с одиноко торчащей печной трубой, на месте, где некогда стояла деревянная хижина.
В переговорном устройстве раздался голос О’Хары:
— Я сверился со своей записной книжкой. Броневик угнали две недели назад. Некоторое время никому и в голову не приходило связывать кражу плутония с намечавшимся взрывом или угоном бомбардировщика — думали, эта сволочь попытается просто отравить воду в одном из крупных городов. Но потом…
— Потом свели концы с концами и послали тебя, — подхватил Фрост. — Однако теперь я совершенно убежден: группа Дерьмейнхофа навострилась метнуть атомную бомбу. С треском и великой помпой.
— Да, пожалуй. И обеспечили себя, выродки, всем необходимым. Бомбу-то изготовить, в сущности, — раз плюнуть. Любой мало-мальски одаренный студент, окончивший четыре курса на физическом факультете в порядочном колледже, сумеет это сделать. Немного труда и терпения — вот и все!
— Куда? — спросил Фрост.
— Что “куда”? — не понял О’Хара.
— Куда ее, по-твоему, намерены сбросить?
— Н-ну… По моему разумению, где-то в Канаде. Здесь полно заманчивых мишеней. Торонто, к примеру. Или Монреаль.
— Хм! Или Вашингтон, округ Колумбия. Или Нью-Йорк. Тамошние небоскребы чудо как хороши для атомного удара. Представляешь обрушившийся Эмпайр-Стэйт Билдинг? А рядом — еще, и еще… Кегли, да и только!