– А запись тогда зачем?
– Чтобы и дальше ничего не произошло. Кирилл, ты же меня хорошо знаешь. Три месяца назад я тебя от ментов отмазал?
– Отмазал.
– Документы и деньги обещал?
– Обещали. – Кирюха, обиженно так. – Но до сих пор не отдали.
– Сделаю. Так что давай читай, да кино будем снимать. Времени мало.
…Лишь с четвертого раза Кирюха нужную интонацию взял.
Лишь с шестого, интонацию эту удерживая, текст без запинки пересказал.
Уморился Янчевский интервью малолетнего поджигателя режиссировать.
– Ладно, что будет, то будет.
Спрятал Владимир Иванович диск с записью в карман, а листки с текстом, по которым Кирюха роль свою учил, сразу же сжег да по двору развеял.
Конечно, любой мало-мальски грамотный следователь, к которому эта видеозапись попадет, сразу вопросом задастся: а откуда же, интересно, у оборванца-беспризорника видеокамера «Панасоник» обнаружилась? И кто его надоумил на видео признания свои надиктовывать? Но ведь не для следаков Янчевский интервью Кирюхино записывал, точнее, не только для них. Опытный следователь, быть может, такими вопросами и задастся. А вот порученец хомуталинский – вряд ли. Не говоря уже о его шефе…
Выстирала Катюша одежду Иванову, выкрутила, прищепок набрала и, в тазик сложив, во двор понесла. Там, меж деревьями, веревки бельевые протянуты. Пока отоспится Иван – вот вещи его и высохнут.
Развешивает хозяйка одежду, от влаги тяжелую, думу думает. Где ж те слова отыскать, чтобы понял ее Иван? Чтобы понял и простил… если сможет?!
Тяжел и скорбен труд грузчика в гастрономе. Тяжесть эту Валик Кучинский, стукач милицейский, с первого же дня работы на своей шкуре прочувствовал.
За те дни, что Валик грузчиком в гастрономе работает, поутих его пыл. И энтузиазм поумерился. Потому как за все это время во дворе дома заветного никого похожего на Зарубина им замечено не было.
Вот и сегодня в том дворе ничего путного: вышла михеевская баба во двор с тазом в руках, шмотки свежевыстиранные на веревках развешивает. Куртка серая, брюки темные, сорочка узорчатая. Странные какие-то шмотки, явно не с Колиного плеча: и куртка огромная, и рубаха размером с парус, и штаны широченные – троих таких, как Кучинский, в одежки те одновременно запрятать можно!
Проследил Валентин за Катюшей взглядом ленивым, и неожиданно выстрелило у него в голове: да ведь это же…
Тяжел и неблагодарен ментовский хлеб. Это только кажется – повышай раскрываемость, оформляй отчетность, держи коллектив в страхе и послушании, и воздастся тебе от начальства высокого.
Но на практике все иначе…
Сидит Семен Геннадьевич за рабочим столом, бумагами служебными шелестит, о доле своей злосчастной сокрушается. И тут – стук в дверь:
– Семен Геннадьевич, можно?
– Входите… – Майор устало.
Это Гаранин, заместитель Коноплевский, бумаги какие-то принес.
– Ну, что у тебя…
– Заключение пожарно-технической экспертизы. Только что привезли.
– О чем это ты?
– Да о «Ритуале»…
– Давай.
Положил заместитель бумаги на стол.
– Так-так-так… – Коноплев заключение глазами пробежал, на выводах остановился, ага: «…Все вышеперечисленное позволяет утверждать, что возгорание произошло вследствие неисправности электропроводки…» Вот мудаки эти «черные»! На джипы, проституток да анашу у них деньги есть, а проводку в офисе поменять не на что! Это все?
– Старлей Родионов с пацанами рано утром на Климовке был, место происшествия осматривал.
– Нашел что-нибудь? – Майор безразлично.
Улыбнулся Гаранин многозначительно, целлофановый пакетик из кармана извлек – и на стол. Разворачивает Семен Геннадьевич пакетик, а в нем – гильза.
– Свежеотстрелянная. – Заместитель комментирует. – Не позднее вчерашнего дня.
– Что за оружие?
Взглянул Гаранин в бумажку, загодя приготовленную, читает:
– Удлиненная бутылкообразная гильза калибра 7,62. Подходит к массе оружия «АК-47», ручной пулемет системы Дегтярева, пистолет-пулемет системы Шпагина…
– Какой на хрен «ППШ»? Ты бы еще берданку времен Русско-японской войны сюда приплел!
– А вы на донышко посмотрите.
Повертел Семен Геннадьевич гильзу, на донышко взглянул. А там, у капсюля пробитого, рядом с микроскопическими циферками серии и калибра еще одна циферка – 43.
Знает товарищ майор, что эта циферка означает: год изготовления боеприпаса. 1943-й, стало быть, год.
Хмыкнул Коноплев, отложил гильзу, на заместителя смотрит.
– Точно свежеотстрелянная?
– Есть заключение экспертизы.
– Пулю к ней не нашли?
– Нет.
– Ну, и что ты обо всем этом думаешь?
– Ничего не думаю.
– А Родионов что думает?
– Тоже ничего не думает.
– А мне что думать?
Передернул плечами Гаранин.
– Не знаю, товарищ майор…
– Ладно, иди… Дай с мыслями собраться.
Вышел заместитель, а Семен Геннадьевич из-за стола, по кабинету прошелся. Сперва налево, затем направо. Так и ходил минут пять: направо-налево, налево-направо. Как кот ученый. Только песен не заводит да сказок не говорит.
Не до песен ему теперь, не до сказок и не до присказок.
Решение принимать надобно: как между двух огней проскочить?
Между законом, с одной стороны, и чучмеками климовскими – с другой…
– Алло, Магомед? Это я, Валик…
Стоит Кучинский в кабинке таксофонной, от нетерпения с ноги на ногу переминается.
– Чэго, Валык?
– Нашел я его! – Стукач сообщает, а сам аж слюной захлебывается, предвкушая, как гонорар в пятьсот баксов пропивать будет.
– Ывана?
– Его самого!
– Гидэ он, сука?!
– Все там же, на Розы Люксембург… – щебечет Валик. – Ну, напротив гастронома, рядом с Дмитровским кладбищем!
– Тот халупа, куда мы в прошлый раз ездылы?
– Ну да!
– Ты сам Ыван видэл?
– Я-то лично его не видел, но…
– Ты что – совсэм идиот? – Магомед прерывает.
– …Но вещи его во дворе того дома на веревке сушатся, – продолжает Кучинский, как ни в чем не бывало. – Опознал я их! Баба та полная, Катя, или как там ее, которая в халупе живет, – подруга Ивана… Спать его уложила, а сама вещи стирает. Сообщница… Зарубин, скорее всего, у нее дома спит. Не пойдет же он по Дмитриеву Посаду в трусах гулять!
Не отказать Валентину в логике. Умеет он доходчиво аргументы свои излагать – да так доходчиво, что даже кавказец его понял.
– Нэ ашыбса?
– Да что – неужели я его шмоток не запомнил?!
– Руслан, дорогой…
– Меня Валентином зовут… – Стукач обижается.
– Нэ тэбэ, дурак… Руслан, и ты, Султан… Анашу хватыт курыт, потом докуритэ… Наш друг Валык Ывана того нашол. Собирайтэсь, поэхалы на Дмытрыев Посад мэст дэлат!..
Походил Семен Геннадьевич Коноплев по кабинету, суставы размял, кровь по организму разогнал. И пришла в голову товарища майора одна очень простая мысль. До того простая, что не смог удержаться Коноплев от вздоха облегченного.
И как это он сразу не догадался?
Взял милицейский начальник трубочку телефонную – и ласково так:
– Гаранин, Родионов у себя?
– Пять минут назад в коридоре его видел.
– Зайдите ко мне оба…
Отправляясь убивать человека, никогда одной вещи делать нельзя: наркотики принимать. Наркотики – гадость редкостная; все зло от них! Координация движений нарушается, ощущение времени стирается, а главное – полностью теряется чувство реальности.
Если уж так сильно невмоготу, если приторчать неймется, то лучше торчать не до убийства, а после…
Конечно же, кавказцы наши об этом не знали. А то с чего бы Султан, в «БМВ» черный усевшись, очередной косяк анашой забил? Развалился на заднем сиденье и, дымом наркотическим затянувшись, папироску Руслану протягивает – прошу, мол.
Пыхнул Руслан, протянул косяк Магомеду, за рулем сидящему.
Несется черный «БМВ» по улице Ленина, включенной аварийкой встречный транспорт распугивая. Жмутся водители «Жигулей» к бордюрам, чтобы, не дай бог, джигитам не помешать.
Докатили кавказцы до гастронома, за угол заехали, чтобы перед хатенкой о трех окнах не светиться.
Остановилась машина, погасла аварийка.
Вышли наши джигиты в вечерний сумрак. Улыбнулись друг другу и – к дому.
Недолго капитан Гаранин со старлеем Родионовым в кабинете Коноплевском пробыли – минут десять всего. Заходили они к Семену Геннадьевичу раздраженные, зато вышли в премилом расположении духа.
И как это Коноплев раньше до столь очевидной вещи не додумался? Ведь все просто, все на поверхности: лучший Зарубин – это мертвый Зарубин. Смертию своей он всем доброе дело сделает: и ГУВД, и джигитам климовским. УГРО окончательно и бесповоротно списывает все что угодно. Пусть даже поджог офиса басурманского, если Булат и впрямь уверен, что не из-за неисправной проводки тот офис сгорел, а по злому умыслу. А главное – джигиты наши, Зарубина покарав, кровожадность свою хоть на какое-то время насытят.
