– Снято, – наконец сказал он, довольный собой и своими почти случайными – подобранными на улице – помощниками.
«Актеры» сбросили черные одеяния и снова стали мирными горожанами, мечтающими лишь о том, чтобы скорее попасть домой к своим семьям, они были нормальными людьми, которым надоела война. Омар без всякого сожаления раздал каждому по двадцатке долларов – вполне приличная плата за три часа работы.
– А теперь, – сказал он, – забудьте о том, что было. Когда в следующий раз увидите меня на улице, перейдите на другую сторону и не смотрите на меня.
«Террористы» один за другим покинули подвал. Омар лениво потянулся. В том, что капитан Уэллер его не «кинет», араб не сомневался. Такие люди, как этот американец, слово свое держат. Для них в любой стране мира найдется свой Омар и дело для него. Журналист старался не задумываться над тем, что движет Уэллером. Куда ведет его игра. Себя он справедливо считал маленькой, никчемной пешкой. Ну и что из того, если бы он отказался? Томас Уэллер к концу дня нашел бы другого. Да и дело-то плевое. Считай, никчемное. Без него десятками записываются обращения террористов, сыплются угрозы. Можно было подсесть к компьютеру, сделать сюжет «по-богатому», но внутреннее чутье подсказывало Омару, что поступать так не следует. Если Уэллер не уточнил, не сказал разукрасить обращение, то и дергаться смысла нет. Он только прокрутил снятое, убрал первые и последние кадры, на которые наложился его голос, бросил кассету в стол. С замиранием сердца, сверяясь с визиткой, набрал телефонный номер. Он не знал, где сейчас находится продюсер и чем занят.
– Да, меня предупредили о вашем звонке, – донеслись заветные слова из трубки, – давайте обсудим то, как вы передадите мне запись и сколько вы хотите за нее?
«Чудеса еще случаются», – подумал журналист и на секунду затаил дыхание.
– Мое имя прозвучит в эфире?
– Обязательно.
– Тогда…
* * *
Бондарев открыл глаза, он не сразу понял, где находится, не сразу вспомнил, что произошло накануне. Страшно, как после тяжелого похмелья, болела голова. Над ним простирался ровный, как натянутое полотно, потолок. Что-то шумело, но понять, стоит шум в ушах или доносится снаружи, не было ни сил, ни особого желания. Он собрался с силами и сел. Тонкая льняная простыня, прикрывавшая его до этого, сползла на пол. Первое, что он понял абсолютно точно, – белье на нем. Большая комната, два окна с ажурными, но надежными решетками. Постепенно вспомнилась вчерашняя посадка где-то в Беларуси.
«Или это было еще раньше? Сколько времени прошло?»
Пошатываясь, Бондарев поднялся. Его одежда и кое-что из вещей лежали на полу у широкой кровати. Всплыли в памяти неудачный побег, шоссе и укол в плечо. Что было дальше – оставалось тайной. Клим приблизился к окну. За ним виднелись пальмы, пляж, а дальше простиралось море.
Он огляделся в комнате.
«Нет, не гостиница, – мысли ворочались с трудом, – скорее всего частный дом».
Рука потянулась к телевизионному пульту. Бондарев щелкал кнопками, каналы сменяли один другой, и понять, где находишься, было сложно. Он прошелся по комнате. Волна холодного воздуха окатила его.
«Так вот что шумит – кондиционер».
Порхали, извивались на решетке тонкие полоски бумаги. Клим глотнул воды из холодильника.
«Английская».
Стало немного легче. Тихий стон раздался со стороны кровати. Зашевелилась простыня у изголовья.
– Где я? – Ружана сидела и смотрела на Клима так, словно первый раз его видела.
На женщине было только кружевное белье да тонкая золотая цепочка с кулоном на шее.
– Ты в порядке?
– Не знаю. – Она поднялась, глянула в окно и тихо выругалась: – Черт…
– Ждала другого?
Ружана, обливаясь, жадно пила воду прямо из горлышка пластиковой бутылки, перевела дыхание.
– Я же говорила тебе… – произнесла она и безвольно махнула рукой.
– О чем?
– Мы все равно оказались на Кипре. Я знаю этот дом. Из него ты не выберешься, пока Брук этого не захочет. И если мы до сих пор живы, то это не наша заслуга, а его желание. Не знала, что инъекция – такая дрянь. Сколько раз видела, как ее вкалывали, но попробовать самой пришлось первый раз в жизни. Тут есть что-нибудь накинуть?
Бондарев протянул простыню.
– Держи.
– Я имела в виду одежду.
Тем не менее женщина завернулась в простыню, села в кресло, скрестила вытянутые ноги. Перед ней на столике сверкала массивная стеклянная пепельница, рядом с ней лежали пачка сигарет и зажигалка.
– Только не вздумай бить кого-нибудь пепельницей по голове, – предупредила она, – лучше от этого не станет ни мне, ни тебе. – Она закурила. – Что собираешься делать?
– Ждать.
– Разумно. Особенно если учесть, что дверь здесь открывается только снаружи, как и во всех подобных домах.
– Я это заметил, как и то, что стекла в окнах небьющиеся.
– Я не спрашиваю, что было между нами. Ничего и быть не могло! От этой дряни только одна головная боль. – Мельком Ружана посмотрела в зеркало и тут же отвернулась.
Клим молча оделся, присел в кресло напротив нее, вертел в пальцах незажженную сигарету.
– Ты хочешь мне сказать… – начала она.
– Тебе показалось. Я могу только пожалеть, что нас перехватили на шоссе.
– А теперь послушай меня. – Ружана подалась вперед, она говорила довольно зло, но без ненависти. – Кем бы ты ни был, брось затею бежать. И не искушай меня. Я не меньше твоего мечтаю о свободе. Сделай то, что тебе предложил Брук. Это все, что ты можешь. Ты же убедился в этом вчера. Таких людей лучше не злить.
– День на день не приходится. И нас наверняка прослушивают.
– Плевать на это. – Ружана раздавила длинный окурок в пепельнице. – Одного не могу понять, почему я до сих пор жива.
Клим поднялся, прошел к двери с блестящей латунной ручкой.
– Там ванная комната, – сказала Ружана, – и оттуда тоже не убежишь. – Она приложила палец к губам и на цыпочках приблизилась к Климу, схватила его за руку и буквально потащила в ванную, открутила горячий кран до упора.
Вода с шумом разбивалась о дно тонкой жестяной ванны. Клубами валил пар. Женщина обхватила Бондарева за плечи и зашептала ему на ухо:
– Он не услышит. Меня приставили следить за тобой, подложили к тебе. – В ее глазах блеснули слезы. – Я с самого начала знала, что повезут. Я должна уговорить тебя сотрудничать. Если не сумею, то мне не жить.
За шумом воды они не услышали, как открылась дверь в комнату. Пар, до этого стремившийся к проему вентиляционной решетки, качнулся к двери. Ружана буквально оттолкнула Клима. У кровати стояли двое: Владимир Брук и тот самый «вологодский омоновец», только сейчас на нем вместо пятнистого камуфляжа был темный костюм. Правую руку он держал под полой расстегнутого пиджака и даже не скрывал светло-бежевые лямки кобуры.
– Неплохо проводите время, – ухмыльнулся Брук, – а я-то думаю, чего вы вдруг замолчали?
В коридоре за дверью чувствовалось присутствие еще как минимум двух человек, их тени лежали на толстом ковре.
– Присаживайтесь, Дитрих, – с ядовитой ухмылкой произнес Брук, – пришло время поговорить начистоту.
Бондарев прикинул, что предпринять в данный момент ничего не сможет. От «капитана» его отделяло четыре метра. Будь он один, то сумел бы сделать ложный выпад, уклониться от первого выстрела и в следующем рывке достать его голыми руками, но в комнате находилась еще и женщина. Ружана испуганно смотрела на Брука и жалась поближе к Бондареву, так что пуля могла достаться и ей. Он опустился в кресло.
– Николай, останься и прикрой дверь, – миролюбиво произнес Брук.
Охранник выполнил это без малейшего сомнения во взгляде.
– Я с самого начала знал, что вы не Дитрих Калау. – Брук смотрел прямо в глаза Бондареву, вскинул руку, предваряя возражения. – Николай просто перестарался, когда решил поговорить с ним у реки. Позвоночник хрупкая вещь. Мне было всего лишь надо проверить, не слил ли он информацию о моей сделке ФСБ. Пара ударов, наставленный Николаем автомат, и будь он «под колпаком», засада бы раскрыла себя. Значит, он был чист?
Бондарев молчал, внимательно слушал.
– Но, к сожалению… – Брук развел руками, -…не будем больше об этом. Кто вы такой? Почему оказались вместе с ним и спокойно согласились, когда я назвал вас Дитрихом?
– Точно по той же причине, по какой вы меня так назвали, – ответил Клим. – Природное любопытство. Всегда интересно узнать, что же будет дальше.
– Не природное, а профессиональное любопытство, – назидательно произнес Брук. – Не знаю, на кого вы работаете, за это время мне так и не удалось выяснить, кто вы. Признаюсь, даже в России не все подвластно деньгам. Я даже готов поверить, что Дитрих просто в частном порядке пригласил вас, одного из своих компаньонов, для подстраховки. Меня интересуют только деньги, а вы знаете ключ к «Африкаэротранс». Дитрих сказал вам о нем. Мы можем договориться к взаимному удовольствию и выгоде.
