- Иду, иду, - заторопился Женя.
Зоя погасила свет и, держа в руке тяжёлый навесной замок, начала закрывать створки ворот.
- Иди, - сказала она Желтку, который под струями дождя помогал ей закрыть гараж. – Вон тот подъезд, - она показала рукой. – Иди и жди меня там. Хватит мокнуть.
- Мокрее, чем есть, уже не буду, - сказал ей Женя, забирая замок и прилаживая его в петли.
Совместными усилиями они закрыли ворота и вернулись к «Жигулёнку», которого Женя решил подогнать поближе к подъезду, чтобы тот не торчал посреди двора.
Они вошли в дом. В небольшой кабинке лифта, с шумом и лязганьем поднимавшейся на шестой этаж, Женя украдкой вдыхал запах мокрых волос Зои, запах дождя и какой-то лёгкой умопомрачительной парфюмерии, и чувствовал, как внутри у него начинает ворочаться что-то, что мешает дышать, и туманом обволакивает окружающее пространство.
Выйдя из лифта, Зоя подошла к двери, оббитой чёрным дерматином, и достала из сумочки ключ. Короткой цепочкой к нему был присоединён брелок – пушистый синий медвежонок с чёрными бусинками глаз.
- Смешной зверь, - заметил Женя.
- Подарок, - коротко ответила Зоя.
Этот брелок ей когда-то презентовал Матвей и, хотя сам мишка Зойке нравился, она предпочла бы, чтобы воспоминания о нём были связаны с кем-нибудь другим.
Зоя открыла замок, вошла первой, включила свет в прихожей и, держа дверь распахнутой, пригласила Женю.
-Входи. Разувайся здесь, на коврике. Сейчас я тебе дам тапки.
Она сбросила сапоги и ушла внутрь квартиры.
Женя снял промокшие туфли и обул предложенные тапочки.
- Давай куртку, - сказала Зоя.
Она помогла Жене стащить вымокшую куртку и понесла её в комнату, чтобы повесить на батарее.
- Проходи в кухню, - крикнула она оттуда, - сейчас что-нибудь придумаем. Дверь прямо. Выключатель рядом.
- Вижу, - сказал, определившийся в обстановке, Желток.
- Есть хочешь? – раздался за спиной голос вернувшейся Зои.
- Да нет, спасибо, - вежливо отказался Женя, хотя обедал он ещё с Пецем, уже давно, а сейчас ему вообще казалось, что это было две жизни назад.
- Врёшь, - безошибочно определила Зоя. Она уже переоделась в сухое, и была сейчас в толстом махровом свитере и синих джинсах, повязывая поверх всего пёстрый кухонный фартук.
- У меня пока ничего нет, но через сорок минут всё будет. Пойди, посиди в той комнате, - она махнула головой. – Можешь включить телевизор, я тебя позову, когда будет готово.
- А можно я останусь помогать? – спросил Желток тоном ученика, просящего учителя позаниматься с ним дополнительно после уроков, и считающего, что оказывает ему этим огромную услугу.
Зоя скептически посмотрела на Женю:
- А что ты можешь делать?
- Всё, - безаппеляционно заявил Желток. И был прав. Годы холостой жизни, проведённые им после развода, заставили его вплотную соприкоснуться с процессом приготовления пищи. И, хотя, на роль шеф-повара элитного ресторана Желток не тянул, но, сделать праздничный стол с большим количеством блюд, более изысканных и вкусных, чем делала его бывшая жена, он был в состоянии. Поэтому, сейчас в Зойкиной кухне Женя не чувствовал себя китом, выброшенным на берег, а привычно плавал в своей стихии.
- Ну-ну, - недоверчиво сказала Зоя. – Сейчас посмотрим.
Она открыла холодильник, вызвавший у Жени ностальгические воспоминания, поскольку со своим он расстался уже неделю назад, и начала выгружать из него свои запасы. То, что для Зои являлось нормой, показалось Желтку сказочным зрелищем, поскольку большую часть этих продуктов он мог позволить себе только по праздникам, а некоторые, хотя и виденные им, Желток ни разу в жизни не пробовал. Здесь были: нежная ветчина, с тонюсенькими пробелочками жира, и постная копчёная грудинка, распространяющая одуряющий запах лесного костра. И осетрина, розовато-задумчивая на срезе, и консервированные, неведомые Жене крабы, поскольку то, что он ел, и что считалось в его кругу деликатесом, были крабовые палочки, изготовляемые то ли из хека, то ли из его фекалий. И горы зелени, столь редкой в эту пору весны, и, поэтому, вдвойне радующей глаз.
В общем, руки приложить было к чему. И, хотя, всё это можно было есть скопом, и по отдельности, в том виде, каком оно было сейчас, ни Женя, ни, как оказалось, Зоя не любили поспешного бестолкового поедания продуктов, из которых можно приготовить что-либо ещё более изумительное и вкусное. Поэтому, процесс приготовления у них занял не сорок минут, а добрых два часа, поскольку, каждый стремился продемонстрировать свои умения. Напряжение между ними постепенно ослабевало, как между людьми, которые сообща делают одно дело. Молчуном Желток не был, а Зоя охотно подхватывала любую тему, что затрагивалась в разговоре, изредка посматривая на него из-под ниспадающих рыжих прядей. Время летело быстро. И только иногда Желток чувствовал нечто похожее на разряд тока, когда он касался Зои, стараясь, чтобы это выглядело абсолютно случайно. Зоя веселилась в душе, потому, что такая картина напоминала двух старшеклассников, впервые испытывающих сильное чувство, и ещё не знающих, что с ним делать, но виду не подавала. Наоборот, обращаясь к Жене, она легонько прикасалась к его плечу или руке, видя, насколько старательно тот старается не показать, как это ему приятно.
Когда всё было готово, они начали накрывать стол в гостиной, решив, что раз уже всё получается так красиво, то и потреблять это нужно не на кухне, а в более подобающей обстановке. Когда Зоя стелила абсолютно новую скатерть на стол, раздался телефонный звонок. Зоя вздрогнула, хотя этого она ждала с момента их прихода в квартиру, и сейчас внутренне напряглась, подходя к аппарату.
- Ну, как добралась? – раздался в трубке голос Матвея.
- На буксире, - ровным голосом ответила Зоя.
- Без происшествий? Ребята ничего не напортачили?
- Нет, всё нормально.
- Машину где дели?
- У меня в гараже.
- Ладно. Завтра к тебе подъедут пацаны от Петровича, посмотрят, что с ней. Когда закончат, позвонишь мне. А сейчас отдыхай, пока.
- Угу. Спокойной ночи.
Зоя положила трубку со смешанным чувством тревоги и облегчения. С одной стороны, Матвей никого за ней не посылает, и не нужно будет сейчас готовиться, наводить марафет и нестись затем, на ночь глядя, на другой конец города. А с другой стороны, уже четыре дня, как ей не нужно готовиться, наводить марафет и нестись на другой конец города. И, судя по всему, завтра этого тоже не предстоит. А это уже признак. Это попахивает кошкой. Не дохлой, а вышвырнутой. Чувства, которые бушевали в душе у Зои, были противоречивы и, казалось, несовместимы. С одной стороны – облегчение от того, что Матвей оставит её в покое, хотя и омрачённое тревожной неизвестностью. С другой – чувство досады и тихой ненависти. Ни одна женщина не переносит, когда ею пренебрегают. Даже, если этот человек ей абсолютно не нравится. Будучи по натуре человеком чувствительным и тактичным, Женя не стал расспрашивать её, кто звонил, не стал натужно шутить, пытаясь развеселить хозяйку, что обычно не даёт результатов. Вместо этого, он продолжал в своей мягкой манере вести обычный разговор, время от времени, спрашивая у Зои совета или указаний, незаметно выводя её из того состояния, в котором она оказалась. Судя по тому, что Зоя его никуда не торопила, никаких срочных дел звонок не принёс, что весьма радовало Женю, хотя и попахивало эгоизмом.
Да и сама Зоя могла справляться со своими проблемами. Её характер вполне позволял задавить то, что творится внутри, не позволяя ему выплеснуться наружу. Она была прирождённой актрисой, что, кстати, не такая уж редкость в нашей жизни. Особенно среди женщин.
Вот так, переговариваясь, они, в конце концов, накрыли стол. Зоя спросила Женю, будет ли он пить. Вообще-то Желток, опасаясь гаишников, не позволял себе даже единственной рюмки, когда нужно было садиться за руль. Но, сейчас ситуация требовала риска, а человек, у которого едет крыша, как известно, готов рисковать. Поэтому, Желток ответил в том смысле, что да, немного, но будет. Зоя направилась к бару.
- Тебе что достать? – спросила она.
Из благородных напитков, кроме водки и шампанского, Желток знал ещё самогон и бормотуху, которая включала в себя всё магазинное вино. Судя по убранству Зоиной квартиры, самогона в баре у неё не было, поэтому, Женя осторожно выбрал водку. Виски, джин и другие буржуйские напитки были ему неизвестны, и реакция организма на них могла быть неадекватной. Действие водки же было знакомым, простым, прямым, как столб, и позволяло высчитывать предел, до которого Женя надеялся оставаться относительно трезвым.
