2
Все было готово. Прибытие поезда уже объявили. Ждать мы все умеем хорошо: привыкли сидеть в засадах. А на перроне, по сути дела, именно засада и была организована. И фигуристая молодая женщина исполняла роль сыра в мышеловке.
Наконец показался поезд, двигавшийся предельно медленно. Мы спокойно и неторопливо разошлись по своим местам. Где остановится нужный нам вагон, мы уже знали предельно точно. На перроне даже урна была переставлена, чтобы показать место. Честно говоря, я всегда сомневался в точности работы железной дороги, но в этот раз убедился, что и железнодорожники точность уважают – задняя дверь вагона, как нам и говорили, оказалась прямо против урны. Нас, конечно, интересовала рабочая, передняя дверь. Но «мониторить» ее тоже следовало осторожно, с дистанции. Абдуллаев опытный диверсант, он обязательно осмотрится и постарается вычислить возможную слежку. Долгий, внимательный и напряженный взгляд способен заставить человека насторожиться. И потому на инструктаже генерал особо рекомендовал смотреть Магомеду только в затылок. На что я возразил, что каждый, кто постоянно сталкивается с опасностью, способен почувствовать напряженный взгляд и затылком. Генерал, впрочем, легко согласился и порекомендовал смотреть на плечи. Не на какое-то одно, а слегка рассеянно, сразу на оба плеча. При таком взгляде не возникает напряжения.
Поезд остановился. Проводница не спешила выпускать пассажиров; долго вытирала поручни рядом с дверью, хотя перрон был высоким, вровень с посадочной площадкой вагона, и необходимости браться рукой за поручень не возникало. Наконец люди стали выходить. Я осмотрелся, проверяя безопасность, но никак не мог обнаружить постороннего внимания к конкретному вагону. Даже менты, проинструктированные генералом с особой тщательностью, демонстрировали свое равнодушие и стояли в стороне, не глядя на выходящих пассажиров. Старался не смотреть туда и я, лишь периферийным зрением выискивая высокую фигуру. И такая фигура в конце концов ступила на московскую землю. Мне хватило короткого взгляда, чтобы убедиться, что вышел именно тот человек, которого мы ждали, – Магомед Гасанович Абдуллаев. Он вышел и осмотрелся, после этого сказал проводнице что-то шутливое, отчего она покраснела, легонько шлепнул ее пониже спины любимым всеми кавказцами движением, потом забросил на плечо ремень спортивной сумки и неторопливо, вразвалочку, как не часто ходят высокие люди, двинулся вперед, к выходу с перрона. Я не спешил следовать за ним; дождался, когда мимо меня пройдет наша «подсадная утка», убедился, что задом она действительно умеет вертеть, как пропеллером, и только тогда пошел, соблюдая необходимую дистанцию. При этом «поймал» взглядом параллельное движение старшего лейтенанта Сережи. Он шел метра на четыре правее меня, готовый не вмешиваться в ситуацию без необходимости, но все же поддержать, если потребуется. И трое ментов, заметив наше движение, пошли нам навстречу. Но выделить их из толпы можно было лишь тому, кто знал об их существовании. Менты в глаза не бросались и вели себя вполне прилично. Критический момент приближался.
Не знаю, как другие, но лично я всегда остро чувствую приближение такого момента. И потому был уверен, что наша мышеловка сработает. Она и сработала. «Сыр в мышеловке» уверенно нагнал Абдуллаева, при каждом шаге вызывая одобрительные возгласы со стороны идущих параллельно пассажиров поезда. Одна рука даже протянулась, чтобы повторить тот жест, что позволил себе Магомед с проводницей, но опоздала – женщина шла быстрее. За спиной Абдуллаева она сбросила скорость, опередила его и остановилась, чтобы что-то сделать со своей обувью. Наклонилась – и этого движения любвеобильное сердце Магомеда Гасановича не выдержало. Его большая ладонь тут же поднялась и смачно хлопнула женщину по мягкому месту, причем пальцы норовили согнуться и словно бы вцепиться в тело. Ответная реакция последовала моментально. Женщина выпрямилась и, вдруг став намного выше ростом, словно бы слегка подпрыгнула. Рука полетела в размах, и я сразу понял, что мы имеем дело с волейболисткой. Слышал я, что волейболистка высокого уровня в состоянии сбить мячом с ног нормального мужчину без специальной физической подготовки. Мячом… А если рукой? Ладонь опустилась даже не на щеку, а прямо на темя Абдуллаева, сразу погасив его улыбку. И неудачливый дамский угодник внезапно сел прямо на перрон. Видимо, бывший офицер ВДВ, а потом и полевой командир бандитов никак не ожидал такой реакции и не был готов к отражению удара, в результате чего стал общим посмешищем.
Вообще-то это не обсуждалось в наших планах. Обговаривалась простая пощечина, на которую Магомед мог бы отреагировать с восточной горячностью, а тут вмешался бы я. Но когда женщина сбивает с ног бывшего офицера-десантника, да еще и бывшего полевого командира, сбитому это бывает не просто обидно. Он чувствует себя оскорбленным до последней степени. А если вокруг еще и смех раздается, это вызывает у восточного человека бешеную ярость. Но «сыр в мышеловке» разошелся слишком сильно. Женщина в дополнение к удару рукой попыталась врезать еще и ногой в лицо сидящего на перроне Магомеда. Но здесь уже он показал, что за время, прошедшее после окончания службы в десантных войсках, боевую квалификацию не потерял. Был выставлен правильный крестообразный блок, нога захвачена правой рукой за пятку, тогда как левое предплечье упиралось в носок сбоку; последовал резкий рывок, и женщина оказалась валяющейся рядом с уже поднимающимся на ноги разъяренным Магомедом.
Я оказался рядом в самый подходящий момент, когда Абдуллаев уже поднял ногу, чтобы нанести женщине удар в лицо. Он не видел меня, подходящего сзади, и потому мой лоу-кик[10] по опорной ноге был для него полной неожиданностью. Бил я сбоку по колену. Сам однажды получал такой удар и знаю, что сначала вроде бы совсем не больно; боль наступает, как только сделаешь хотя бы полшага. Нога уже не может тебя держать. Длится такое ощущение минут сорок, потом проходит. Сильный и точно нанесенный лоу-кик в бедро не дает такой быстрой реакции, но если в схватке повторить его несколько раз, он заставляет хромать и морщиться при ходьбе целый месяц. А удар под опорную ногу вообще сразу заставляет почувствовать неладное. Магомед Гасанович почувствовал…
Ударить женщину он не смог, потому что устоять после пропущенного удара на опорной ноге было невозможно; перенес вес тела на здоровую конечность, попытался было развернуться в мою сторону, но для этого ему необходимо было снова встать на «пробитую» ногу. И это оказалось для него чреватым повторным приземлением на «пятую точку». Но он знал, что за удар получил, и, сидя, приготовился выставить блок против удара ногой в голову. Впрочем, это было совершенно не нужно, потому что бить и добивать его я не собирался. Но мне бы самому стоило быть повнимательнее в этой ситуации. Я хорошо знал, что кавказцы всегда готовы встать друг за друга горой, если только на них не наезжает другая гора… За моей спиной раздался звук удара – это успел вмешаться Сережа. И очень вовремя – ибо какой-то молодой боевитый пассажир намеревался ударить меня с разбега, но нарвался на кулак старшего лейтенанта и отключился.
Вокруг нас стремительно выросла толпа, и возбужденные голоса на незнакомом языке требовали жестких мер, подзадоривая один другого. Я придвинулся к Сереже, прикрывая его спину так, чтобы он прикрывал мою. Но к нам уже двигались и другие офицеры группы, и менты, предупрежденные заранее и знающие, что должно произойти и что им нужно сделать. И они сделали все правильно. Наручники сразу же надели и на нас с Сережей, и на Магомеда Абдуллаева. Кто-то из толпы и здесь стал возмущаться, говорить, что мы напали на пассажира без причины. Однако и «сыр в мышеловке» молчать не стала и начала вопить, что этот негодяй напал на нее и чуть не изнасиловал. Показывая на Абдуллаева, она выразила готовность немедленно написать «заявление в милицию», забыв, что та нынче называется полицией.
К несчастью, в момент подготовки и обсуждения своих действий мы не учли, что в наручниках теряем боеспособность. И как только нам нацепили наручники, кто-то из толпы умудрился ударить Сережу в лицо. Потом какой-то «футболист» пожелал наградить меня пинком между ног. Я отбил удар голенью и успел ответить ему тем же манером, которым он меня атаковал. В итоге и на этого пассажира нашлись наручники, хотя после полученного ответного удара он оказался еще менее пригодным к передвижению, чем Магомед. А тут и наша группа подоспела. Нас всех взяли в круг и благополучно вывели с перрона, прикрывая со всех сторон. Толпа приезжих кавказцев не оставила попыток добраться до нас, но их, естественно, не допускали. А Магомеда и неудачливого «футболиста» вели под руки. Магомед Гасанович не мог ступить на ногу, а «футболист» по-поросячьи повизгивал и норовил сесть на брусчатку перрона, чтобы оплакать свое будущее. Я понимал, что оба они не прикидываются, но сам масла в огонь не подливал и на толпу приезжих, в отличие от Сережи, не огрызался.
