– Вот и занимайся Ильиной, что ты ко мне пристал?! – завопила она.
Слезы заливали ее лицо подобно вышедшим из берегов озерам. Она запрокинула голову и, повиснув в руках Китайца, походила не то на марионетку, не то на бесноватую.
Он поднялся, увлекая ее за собой. Стася попробовала вырваться, закричала что-то невразумительно-злобное. Китаец вдруг отпустил ее, но лишь затем, чтобы пресечь пощечиной ее истерику.
Стася как-то дико взглянула на него, закрывая ладонью горящую щеку и, качая, точно безумная, головой, обессилевшая и подавленная, опустилась на диван.
– Прости, – спохватился Китаец, – я не хотел…
Теперь Стася плакала молча.
– Расскажи мне о нем, – настаивал он, – чем он занимается, какое к тебе имеет отношение?
– Я с ним сплю! – ожесточенно выкрикнула Стася. – Надеюсь, ты знаешь, что это такое.
Она судорожно рассмеялась. Китаец терпеливо ждал, когда кончится этот нервный смех.
– Ты лжешь, – на удивление спокойно произнес он.
Стасю, видно, задела эта истинно китайская невозмутимость. Она снова вскочила и заметалась по комнате, обрушивая на Китайца поток колких насмешек и злобных ругательств.
Он затушил сигарету, пережидая цунами, потом тут же принялся за другую.
– Он тебе угрожает? – повторил свой вопрос Танин, когда ниагара гневных восклицаний иссякла.
– Нет, не угрожает, – передразнивающим тоном желчно и развязно изрекла Стася.
– Он хочет, чтобы ты ему продала акции? – не унимался Китаец.
Стася плюхнулась на диван, закинула ногу на ногу и скрестила руки на груди с отчужденно-презрительным видом.
– Назови его фамилию, – потребовал он.
– Да пошел ты! – огрызнулась Стася.
– Ладно. – Китаец неторопливо поднялся и направился в спальню.
– Ты куда? – крикнула Стася, и голосом, и мимикой выказывая крайнюю антипатию.
– Не могу же я выйти на улицу раздетым, – меланхолично пожал плечами Китаец. – Когда придешь в себя, позвони. Если, конечно, захочешь. Ты знаешь, как меня найти. Спасибо за кофе и за все остальное, – с иронией поблагодарил он.
* * *
Приехав домой, Танин первым делом позвонил по двум обнаруженным в записной книжке Стаси телефонам. Первый принадлежал ее знакомому, некоему Леше, другой – Леониду Сергеевичу. Трубку снял он сам, телефон оказался домашним.
– Мне нужно с вами поговорить, – безапелляционно заявил Танин, когда убедился, что его абонент на самом деле Леонид Сергеевич.
– Я вас не знаю, – хладнокровно ответили ему.
– Я вас тоже. Но у нас есть повод познакомиться… – с усмешкой сказал Китаец.
– Какой, интересно? – довольно благожелательно, правда, с ноткой пренебрежения полюбопытствовал Леонид Сергеевич.
– У нас есть одна общая знакомая, а может, и не одна… – загадочно произнес Китаец. – Вы, наверное, и не догадываетесь, насколько мир тесен.
В ответ на этот намек Леонид Сергеевич рассмеялся. «Так смеются уверенные в себе люди, привыкшие к успеху и уважению», – прокомментировал про себя Танин.
– Молодой человек, – вежливо одернул Китайца Стасин приятель, – называйте вещи своими именами. Я не терплю экивоков.
– Назову при встрече, – процедил Танин.
– Что вам от меня нужно? – начал терять терпение абонент.
– Доверительной беседы, – пошутил Танин. – Я занимаюсь расследованием обстоятельств смерти Монахова Олега Борисовича, и вы, подозреваю, можете мне оказать помощь в этом нелегком деле.
– Монахова? – удивился абонент.
– Вам не знакома эта фамилия? Менеджер ресторана «Золотой рог», – напомнил Китаец, хотя догадывался, что Леонид Сергеевич в напоминаниях не нуждается. – Я видел вас в обществе сестры его жены, а потом вот узнал ваш телефон…
– Боюсь, что завтра я буду целый день занят, – с притворным сожалением сказал Леонид Сергеевич.
– Я согласен встретиться сегодня.
– Вы смеетесь! – воскликнул Леонид Сергеевич, – вы знаете, который час? И потом… Я навряд ли смогу вам помочь. С рестораном я никаких дел не имел, к тому же Стася мне сообщила, что милиция обвиняет в убийстве Елену…
– И вы верите в это?
– Ну… я не знаю. Уверяю вас, я не имею к этому делу ни малейшего отношения.
– Хорошо, – прикинулся шлангом Китаец, – завтра вы заняты. Тогда, может, послезавтра? Скажите мне, куда подъехать.
– Что, если мы встретимся где-нибудь в ресторане или кафе? Хотя… – сомневаясь, сказал Леонид Сергеевич, – смысл нашей встречи от меня по-прежнему ускользает.
– Это только так кажется, – снова усмехнулся Китаец. – Когда мы обменяемся с вами парой фраз по теме, вы поймете, что мой интерес к вашей персоне оправдан. Итак, где и когда?
– Ну, – задумался Леонид Сергеевич, – давайте в восемь в кафе «Роксана», знаете, где это?
– Угу, – Китаец прикурил от зажигалки, – до свидания. Ах, извините, если я не смогу подъехать – вдруг какие-то неотложные дела и так далее, – где мне вас найти?
В трубке повисло напряженное молчание.
– Позвоните по этому телефону, мы перенесем встречу… – наконец нашелся Леонид Сергеевич. – Как вы выглядите?
– Худощавый брюнет… впрочем, я сам вас найду.
– Ах да, вы же видели меня со Стасей… В любом случае я буду за столиком у фонтана.
– Хорошо. До встречи. – Китаец разочарованно повесил трубку. «Хитрый жук этот Леонид Сергеевич, не хочет выдавать своего инкогнито».
Он снова снял трубку и набрал знакомый номер.
– Слушаю, – раздался в трубке встревоженный голос Ильиной.
– Лидия Ивановна, все в порядке?
– А-а, это вы, – услышал он вздох облегчения, – да, все нормально.
– Вы не спите?
– Нет, все думаю… – грустно сказала Ильина.
– Бросайте это грязное дело, – пошутил Китаец, – ложитесь спать. Я сейчас уезжаю, так что, если возникнет надобность, звоните мне в «Золотой рог».
Следующий, кому позвонил Китаец, был Бухман. Но, к великому удивлению Танина, трубку ни после двадцатого, ни после тридцатого гудка не взяли. Не теряя времени, он вышел из квартиры и побежал вниз по ступеням.
Таксист опорожнил рюмку водки и, по-купечески крякнув, отправил в рот тартинку с черной икрой. Щадящее освещение скрадывало дефекты его покрытой глубокими оспинами физиономии. Его глаза, точно два бурава, вонзились в сидящую напротив девушку.
Она была красива, худа, угловата и, несмотря на легкий загар, бледна. На вид ей можно было дать лет двадцать, не больше. Ее тонкое лицо не выражало ничего, кроме усталости и отвращения. Было заметно, что она «под газом». Серебристое платье девушки состояло сплошь из изогнутых пластиковых звеньев, под которыми угадывалась прозрачная ткань. Короткие черные волосы, широкой волной зачесанные назад, открывали лоб и переходили у висков в робкие завитки.
Таксист еще раз попробовал заглянуть в ее темные, искрящиеся холодной ненавистью глаза и, не найдя в них отклика, перевел тяжелый взгляд на Димана, плечистого молчаливого «телка», с тупым и покорным видом наблюдавшего за разладом своего шефа и «соплячки», как брезгливо и пренебрежительно называли про себя зазнобу Таксиста его верные сатрапы.
– И чтоб больше к Зойке ни ногой! – взревел Таксист, но тут же умолк и принял отчужденный вид.
Он кивнул Диману, и тот плеснул ему в рюмку «Столичной». В зал полился сладковатый тенор Баскова.
– Ну, – грозно посмотрел на девушку Таксист, – пить будешь? Или домой?
– Буду, – исподлобья взглянула на него девушка и протянула руку к стоявшей поодаль рюмке.
На этот раз другой «телок» схватил бутылку «Столичной» и поспешил наполнить рюмку «соплячки». Таксист сердито чокнулся с девушкой.
– За нас, – лениво процедил он и одним махом выпил водку, запрокинув голову.
Девушка сделала быстрый глоток, поморщилась и поставила рюмку на коричневую, в золотистых нитях скатерть. Потом ковырнула вилкой в тарелке и поднесла ко рту кусочек перченой баранины.
– Хорошо-о, – расплылся в блаженной улыбке Таксист. – Че такая кислая? – грозно свел он брови на переносице. – Специально, поди, сотовый посеяла… Думала, я тебя не достану, – захохотал он. – Не прошло – не вышло! – торжествующе изрек он.
Его лицо вдруг приняло жесткое, презрительное выражение. Он оттопырил нижнюю губу, не глядя пошарил рукой по скатерти, нашел пачку сигарет и скосил глаза на Димана. Тот взял со стола золотую зажигалку и дал шефу прикурить.
– Ну, че молчишь? – На невыразительных губах Таксиста заиграла ехидная улыбочка. – Не нравится тебе жизнь твоя? Может, тебя на исправление отправить?
В глазах девушки сверкнула такая неприкрытая ненависть, что Таксиста передернуло, и он зашелся в тираде:
– Или ты любишь, чтоб с тобой нянькались, а? Я вот Диману прикажу, он тебе такую колыбельную споет… – загоготал он, ловя краем глаза отсветы ухмылок на лицах «телков».
Девушка из последних сил пыталась изобразить гордое презрение, но ее глаза застилали слезы.
