— Черт побери! Нам чего-то не хватает. Везения. Оно пришло к ним на следующее утро.
В ответ на запрос ОААКТР от 11 марта 1945 командование сообщает, что 3-й взвод 2-й бригады 45-й пехотной дивизии понес тяжелые потери во время патрулирования. По предположениям разведки 15 апреля около 22:00 было произведено одиннадцать выстрелов беззвучно и в полной темноте, все одиннадцать поразит цель; подтверждена активность в этом районе соединения «Гитлерюгенд», относящегося к войскам СС.
Райан, майор пехоты. Вторая бригада экспедиционного корпуса
— Ну что ж, — сказал Литс, нарушая тишину. — Чертова штука заработала. Они отрабатывают технические детали.
— Похоже, — согласился Тони.
— Они могут начать в любой момент, когда захотят.
На следующий день, рано утром, Литс и Аутвейт прилетели в район расположения 45-й пехотной дивизии. Их маленький самолетик «пайпер каб» приземлился недалеко от Альфельда, где располагалась штаб-квартира дивизии. Однако подразделение Райана находилось еще дальше по направлению к фронту. Там был фронт в классическом смысле этого слова: две армии стояли друг против друга, разделенные черной, изрытой воронками полосой ничейной земли, — обычная конфигурация последней войны. Американцы уже много раз пересекали эту узкую полоску земли, но каждый раз, как это ни горько, бывали отброшены назад танковой пехотой «Гитлерюгенда». И поэтому, когда Литс и Аутвейт в своем непривычно новом боевом обмундировании, выданном для поездки на фронт, прибыли в полуразрушенный фермерский дом, в котором размещалась бригада Райана, они вовсе не были удивлены тем холодным приемом, который им оказали. Посторонние, отдохнувшие, неизвестные офицеры, один из них иностранец, экзотический англичанин, типичные тыловики — они должны были ожидать, что их будут ненавидеть, в точности как местные жители всегда ненавидят туристов. Так оно и произошло.
— Я никогда не видел ничего подобного, — сообщил им Райан, веснушчатый мужчина с песочного цвета волос и постоянно мокрым носом. — В центр груди, один выстрел на каждого. Никакой крови. Патруль, который их обнаружил, думал, что они спят.
— И ночью? Определенно ночью? — настаивал Литс.
— Я сказал «ночью», не так ли, капитан?
— Да, сэр. Но просто это…
— Черт подери, если я сказал «ночью», то я именно это и хотел сказать.
— Хорошо, сэр. Мы можем туда попасть?
— Это зона боевых действий, капитан. У меня нет времени водить людей на экскурсии.
— Просто укажите нам нужное направление. Мы сами найдем.
— Господи, ну вы и настырные ребята. Хорошо, но, черт подери, достаньте себе шлемы. Это в самом центре фрицевской территории.
Джип подвез их как мог ближе, дальше их ждала прогулка по солнышку. Надпись на расщепленном дереве кратко и без фанфар объявляла о внезапной смене обстановки: «Следующие 500 ярдов вы находитесь под управляемым артиллерийским огнем» — это было написано по стандартному армейскому трафарету, все буквы как бы расколоты пополам; но какой-то умник внес в надпись уточнение, заменив слово «артиллерийским» на «снайперским», выведенное кривыми детскими каракулями. Война здесь была повсюду: в быстрых осторожных взглядах людей, которые тут воевали; в сгоревших остатках брони, усеявших местность; в мглистом дыму, ленивом и тяжелом, который пропитал все вокруг, а из-под него пробивался другой запах, въедавшийся в ноздри.
Литс чихнул.
— Когда-нибудь были в зоне боевых действий, капитан? — спросил Райан.
— В такой устоявшейся — никогда. Прошлым летом я сделал несколько рейдов за линией фронта.
— Я узнал этот запах, — заявил Тони. — Там тела. За проволокой.
— Ага, — подтвердил майор Райан. — Их тела. Пусть попробуют высунуться и забрать их, чтобы похоронить.
— Мой отец, — сказал Аутвейт, — упоминал об этом в своих письмах. Сомма и все такое, с четырнадцатого по восемнадцатый год. Я прочитал их позже.
Здесь, прямо у линии фронта, им начали попадаться пехотинцы, отдыхавшие у костров, на которых готовилась пища, или просто дремавшие в тени джипов или малогабаритных грузовичков. Таким образом, вся местность была заполнена людьми, но если эти случайно разбросанные группы и были размещены по какому-то принципу, то Литс не смог его уловить. Кто ими командовал? Никто. Кто знал, что они должны делать? Каждый. Но Литс не чувствовал себя объектом любопытства, когда пробегал мимо них, неловкий и непривычный к щелканью пуль, летящих в его сторону. Никому до него не было дела. Он не был немцем, не был и офицером, который может послать в патруль или приказать броситься в атаку; а значит, он не имел никакого значения. Два усталых подростка с автоматическими винтовками Браунинга вдвое длиннее их роста тупо посмотрели на него. Им даже в голову не пришло отсалютовать ему, а у него не было и мысли потребовать этого. Несколько дальше какой-то бывалый солдат предупредил их:
— Не выставляйте свои задницы.
Последнюю сотню ярдов надо было, позабыв о достоинстве, проползти на животе через открытый участок двора фермы до низкой каменной стены.
Здесь, рассевшись по-домашнему уютно, находились еще солдаты. Оружие было выставлено через пробитые в стене дыры или лежало на мешках с песком, закрывающих проломы в стене; по камням был раскинут моток колючей проволоки, ощетинившийся и сюрреалистичный; но, несмотря на все эти символы солдатского ремесла, Литс чувствовал себя так, словно попал в лагерь бродяг. Небритые мужчины, ворчащие и громко портящие воздух, в зловонных одеждах, с торчащими наружу пальцами из почерневших носков некогда защитного цвета, валялись повсюду во всевозможных апатичных позах. Некоторые внимательно вглядывались в лежащее перед ними пространство через проломы в стене или через Y-образные перископы, но большинство просто бездельничали, радостно и беззаботно наслаждаясь выпавшим на их долю приятным моментом, какой уж он есть.
Командир взвода, молодой лейтенант, выглядевший еще более усталым, чем Райан, присел рядом с ними на корточки, и под прикрытием стены началось собрание.
— Том, — сказал Райан, — эти благородные джентльмены специально прилетели из Лондона, им нужна громкая история. — Видимо, газетный жаргон был в большом ходу у Райана. — Не совсем обычно для них, но вот они здесь. А история, подходящая для свежего выпуска, это третий взвод.
— Понятия не имею, кто погасил их свет, — ответил Том.
«Более точно — кто включил им свет», — подумал Литс.
Сержант быстро вызвал того, кто был у стены в ночь злополучного патруля, — очевидно, поднял его со сна, так как тот даже не успел протереть глаза. Солдат напялил зимний шерстяной шлем, прозванный чепчиком и по такой теплой погоде годившийся только для украшения, и усиленно жевал незажженную сигару. Все эти люди, которые ходили по самому краю гибели, претендовали на то, чтобы быть личностями, живыми и удивительными, а не просто солдатами. Они выглядели одинаковыми только в течение нескольких секунд, пока не становилось очевидно своеобразие каждого из них.
— Тут нечего особо рассказывать, сэр, — сказал пехотинец, не зная, к кому из двух офицеров обращаться. — Если будете осторожны, то можете взглянуть сами. Он махнул рукой вперед.
Литс снял свой взятый напрокат шлем и с опаской высунул полголовы из-за стены. Немцы, аккуратные и созревшие к весне, валялись россыпью.
— Как раз слева от тех деревьев, сэр.
Литс увидел группу тополей.
— Мы выслали их посмотреть «железо», — объяснил Райан, не потрудившись сообщить, что на местном жаргоне «железо» означает бронесилы. — «Гитлерюгенд» считается танковым подразделением, хотя мы и не уверены, что у них еще остались действующие машины. Во время наших вылазок туда мы с ними не сталкивались, но у кого было время проверять? Я просто не хотел, чтобы в моем секторе у них появилось какое-нибудь преимущество.
— Сэр, — продолжил молодой сержант, — лейтенант Акли, новый человек, повел их вон по тому холму, затем через поле, это довольно длинный путь. Там с ними было все в порядке, мы нашли обертки от жевательной резинки. А когда они добрались до деревьев, то начали подниматься на тот пригорок.
Литс увидел складку на земле, что-то вроде небольшого овражка между двух едва возвышавшихся бугорков.
— Но вы ничего не слышали? И ничего не видели?
— Нет, сэр. Ничего. Они просто не вернулись.
— Вы забрали тела третьего взвода? — спросил Аутвейт.
— Да, сэр, — высоким голосом сказал лейтенант. — На следующий же день. Поставили дымовую завесу и вызвали тяжелую технику. Я сам ходил с патрулем. Все лежали на дороге. Прямо в сердце, всех до одного. Даже последнего. У него не было времени убежать, вот как все быстро произошло.
