Запоздало сообразив, что это западня, боевики вскинули пистолеты, но стрелять уже не было времени. Два бесшумных выстрела со стороны батальонного наблюдателя сбили стрелков с ног, размозжив им головы.
На оставшихся боевиков, вооруженных только кинжалами, из ближайших кустов набросились «вымпеловцы». Длительной рукопашной схватки тоже не получилось. Два араба были сразу убиты: одному молниеносным приемом свернули шею, другому проломили ударом кулака грудную клетку в области сердца. Третьего оглушили, и он лежал без сознания у ног двоих диверсантов, которые виновато смотрели на командира. Но Маклахову было не до «разбора полетов», его сейчас интересовал последний араб, по-видимому, старший группы (во время нападения на «часовых» он бурно жестикулировал).
При задержании и с этим наемником перестарались, ударом толстой подошвы кованого ботинка ему сломали левую ногу. Из разорванной штанины простых крестьянских штанов выглядывала остроконечная окровавленная кость.
Когда к месту стычки подошли Вавилов и Христофоров, диверсанты уже обыскали наемников. Кроме двух пистолетов и четырех ножей, при них оказалось еще с десяток наступательных гранат.
– Что вы собирались делать? – по-арабски спросил задержанного капитан Маклахов. Этот язык Игорь знал в совершенстве, выучил его во время учебы в училище. Но наемник молчал, закусив губу от боли.
– Что вы собирались делать? – механически повторил свой вопрос Макнамара, но ответа не последовало.
– Какой приказ вы получили? – опять прозвучал вопрос. Наемник хотел снова отмолчаться, но не получилось. Рука капитана крепко схватила араба за сломанную ногу и слегка вывернула ее. Араб закричал и едва не лишился чувств, но мощная пощечина вернула ему сознание.
Комбат, наблюдая за допросом, хотел вмешаться, считая, что подобное поведение недостойно боевого товарища. Но тут же обезображенные трупы русских солдат, взятых в плен такими же арабами, встали перед его глазами. Мальчишкам отрезали, как баранам, головы, конечности, выпускали наружу внутренности, заталкивая вместо них солому и козий помет. Наемники, поправ человеческие законы, теперь сами стали вне закона. Приученные к условиям тайной войны, диверсанты использовали все средства, лишь бы эффективнее достигнуть цели. Сейчас своей жестокостью они спасали его подчиненных, выкуривавших из кишлака остатки наемников. На мгновение подполковник представил себе, что могло произойти, если бы Христофоров не оставил «вымпеловцев» в подвижном резерве и не приказал следить за беженцами.
Полковник-чекист, заметив состояние комбата, наблюдавшего за допросом, обратился к Маклахову:
– Комбат, а нет ли другого способа разговорить нашего друга?
– Колоть «правдодел», но на это уйдет много времени, – подумав, ответил командир диверсионной группы. – А сейчас дорога каждая секунда. – И снова задал свой вопрос, сопровождая его воздействием на сломанную ногу. На этот раз араб «поплыл», он быстро заговорил на родной тарабарщине.
– Что он сказал? – присев на корточки, нетерпеливо спросил Христофоров.
– Группе нужно было захватить оружие бойцов оцепления, напасть с тыла и уничтожить штаб батальона, создав панику, дезорганизацию, и обеспечить прорыв оставшихся. Место прорыва обозначить красной ракетой.
– Может, врет? Впихивает дезу, чтобы не мучили, – засомневался Христофоров.
– Вряд ли. – Подошедший лейтенант Фамов продемонстрировал одноразовую ракету в картонном цилиндрическом футляре.
– Тогда делаем так… – произнес Владимир, в его глазах блеснул огонь охотничьего азарта.
В тылу оцепления вспыхнула ожесточенная перестрелка, загремели взрывы ручных гранат, и вот взвилась красная ракета.
«Наконец-то», – облегченно вздохнул Абдулл Ка-маль и громко крикнул:
– Аллахакбар!
Опытные воины арабы тут же восприняли клич как команду к действию. Обвешанные оружием и боеприпасами, они небольшими группами бросились в направлении узкой задымленной улочки с горящими по обе стороны домами. Прорваться сквозь этот коридор огня и дыма была единственная возможность не столкнуться со штурмовиками.
Лица обдавало жаром горящих строений, едкий дым разъедал глаза, но это не могло остановить боевиков. Мелкие неприятности не шли в счет рядом с самой большой под названием СМЕРТЬ. За десять минут остатки арабского отряда прошли сквозь огонь и дым незамеченными и оказались на окраине кишлака. Отсюда была хорошо слышна нарастающая канонада, страшный по своей интенсивности бой кипел на позициях федеральных войск.
– Идем двумя волнами, – проговорил Бабай, обращаясь к одному из своих командиров, огромному детине с красными воспаленными глазами, в его руках «РПК», замотанный в камуфлированную ткань, казался детской игрушкой. – Твои люди пойдут первыми, я с остальными иду следом. Врываешься на позиции шурави, убиваешь всех. Потом необходимо захватить транспорт, думаю, люди Карима разведали, где сосредоточены грузовики. Берем пару машин и уходим обратно в горы.
– Я все сделаю как надо, – пообещал косматый гигант, потрясая своим ручным пулеметом.
– Аллах велик, и снизошлет он свои щедроты на воинов правоверных, – произнес с пафосом Абдулл, положив ладони своих рук на плечи моджахеда. Как будто благословляя на этот бой.
– Аллах акбар, – воскликнул араб и, взмахнув призывно оружием, увлек за собой основную массу боевиков.
Четыре десятка моджахедов со всех ног бросились в направлении позиций федеральных войск. Там то стихала, то вновь нарастала трескотня выстрелов, разрывы ручных гранат. С небольшого взгорка, куда забрался Бабай, он мог наблюдать, как его воинство быстро приближается к неровной линии окопов, в которых, по-видимому, и живых не осталось. С каждым шагом расстояние сокращалось. Оставалось всего с полсотни метров до бруствера с высохшей под безжалостным солнцем землей.
Абдулл уже оторвал от глаз бинокль, собираясь дать команду остальным на прорыв, когда безжизненный окоп неожиданно ощерился шквалом огня, в упор расстреливая бегущих.
– Это засада! – закричал невесть как очутившийся рядом с Бабаем Рыжебородый Ахмат. – Надо прикрыть их отход.
Опытные воины, попав в ловушку и потеряв под шквальным огнем часть людей, залегли, яростно огрызаясь из своего оружия, надеясь на то, что еще одна группа моджахедов позволит им отойти, отвлекая на себя часть огня федералов.
Но Абдулл Камаль знал, что эти люди обречены так же, как будут обречены и те, кто попытается им помочь. Высказать свое решение Бабай не успел. Во фланги залегшим боевикам ударили боевые машины десанта.
Шесть угловатых, но стремительных БМД-2, сорвавшись со своих мест, неслись по ровному, как стол, полю навстречу друг другу, поливая пространство перед собой из скорострельных пушек и пулеметов. Отрезав боевикам путь к отступлению, боевые машины круто развернулись и понеслись на залегших моджахедов. То, что не смогли сделать снаряды и пули, довершили острые как сабли гусеничные траки.
Картина уничтожения основной группы не вызвала в душе Бабая никаких эмоций, кроме сознания обреченности нынешнего положения.
– Уходим назад в мечеть, – приказал своему помощнику Абдулл.
Рыжебородый ничего не сказал, он был готов умереть, но не хотел, чтобы его внутренности намотались на траки БМД.
Бой в усадьбе муллы был скоротечным, ворвавшиеся за ограду морские пехотинцы, сокрушив моджахедов огнем в упор, не дали никому из них уйти или укрыться. Впрочем, последнему в немалой степени . мешал полыхающий особняк.
– Закончили? – когда стихли последние выстрелы, спросил Дядя Федор у лейтенанта с обгорелым чехлом на кевларовом шлеме. На куртке появилось несколько темных пропалин.
– А как же, – ответил летеха, деловито меняя магазин в автомате. – Упорные черти, никто не хотел сдаваться в плен.
Николай пропустил это заявление мимо ушей, потому что сам воевал уже два года и не понаслышке знал, как берет в плен любая из воюющих сторон. Впрочем, вопросы этики его вообще не волновали, ибо у моджахедов была особая ненависть к «контрабасам», которых, захватив в плен, боевики убивали с особой, каннибальской жестокостью. Так чего, спрашивается, он должен жалеть возможных своих палачей.
Расположившись под прикрытием кирпичной стены, морские пехотинцы сноровисто снаряжали пустые магазины, набивали патронами пулеметные ленты. Если в начале операции они были похожи на лесных духов, то теперь, закопченные дымом пожарищ и припорошенные рыжей пылью битого кирпича, в рваной, прожженной и перепачканной одежде, они больше походили ни чертей-кочегаров из ада.
Раненых и убитых отправили в тыл, теперь оставалась небольшая группа тех, кто еще мог воевать. Когда снаряжение магазинов и лент было закончено, Дядя Федор подошел к командиру взвода и громко сказал:
