На стене, вплотную и боком к которой притулился письменный стол, было в беспорядке прикреплено множество распечаток и вырезок из газет. «Враги Ислама и подлые наймиты» — значилось над списком сотрудников милиции и аппарата правительства, приговоренных к уничтожению. Рядом со списком висело «Письмо коллегии верховного полевого шариатского суда», грозно взывающего к мусульманам: «…Родители, братья, родственники тех, которые предали свою веру и свой народ, став слугами российских ублюдков! Остановите своих заблудших баранов! Позор ляжет на весь ваш род. И об этом позоре будут напоминать и вашим детям, и детям ваших детей…» На самом видном месте бросалось в глаза набранное крупным шрифтом обращение из «Кавказского вестника»: «Аллах Акбар! Последнее предупреждение стукачам, национал-подонкам и предателям-ополченцам… Факт, что вы оставили службу у оккупантов в назначенный срок, должны засвидетельствовать два муджахеда. ВВМШ предупреждает, что тот, кто не уложится в назначенный срок, будет оставаться в списках предателей со всеми вытекающими отсюда последствиями… ВВМШ последний раз предлагает вам сложить оружие, снять форму российских свиней и разойтись по домам». На розовых квадратных листочках, приклеенных ближе к окну — над радиостанциями, ровными столбцами были написаны какие-то цифры, а на белых — слова, словосочетания или целые фразеологические обороты на русском языке.
У ног мужчины дремала собака — породистый кавказец. Ее хозяин изредка поглядывал на часы, дожидаясь заветных двенадцати — бутылка с отменным французским шампанским давно уж дожидалась своей минуты…
Но удивительное дело: все это для строгих здешних обычаев казалось немыслимым, невероятным. И спутниковое телевидение с разнузданными развлечениями неверных, и собака в человеческом жилище, и шампанское на столе… Навруз — наступление нового года по хиджрою — Лунному календарю, наступал двадцать первого марта, а мужчина, кажется, был не прочь отметить праздник и по Григорианскому исчислению. Видно не был он строгим мусульманином, а тем паче ортодоксом на манер талибов. Возможно, он вообще им не был, хотя внешность его на первый взгляд не опровергала местного происхождения — смуглое лицо; аккуратная бородка и такая же иссиня-черная, жесткая шевелюра; под тонкими губами ровный ряд белоснежных зубов…
Одна из радиостанций призывно пискнула и подмигнула с подоконника зеленоватым огоньком. Владелец скромных апартаментов поднялся из-за стола, сделал три шага и, подняв гарнитуру, ответил негромким мягким баритоном:
— На связи Ибрахим.
Из наушников донеслось:
— Ибрахим, это Абдул-хан. Прости за беспокойство…
— Ничего, говори. Я слушаю тебя, — мирно сказал мужчина на сносном чеченском.
— Мои люди, оставшиеся у реки, взяли утром русского и…
— Кто такой? — насторожился он. — И почему оказался в том районе?
Готовый слету выложить подробности, полевой командир запнулся на полуслове, но разговор продолжил в почтительном, выдержанном тоне:
— Какая-то неизвестная группа русских бродит в тех местах. Мои люди толком допросить пленного не успели — хотели переправить в базовый лагерь отряда, да внезапно приехал верховой человек с Гомхоя и рассказал, что село обложено ротой десантников, а старейшины взяты командиром в заложники. Умолял, в общем, отпустить его.
— Ну, а вы? — затаил дыхание Ибрахим.
— Пришлось выполнить требование русских, иначе старейшин бы расстреляли,
— несмело признался амир и поспешил добавить: — Но за группой неверных мы теперь внимательно следим. Никакой роты десанта там не было и в помине — их оказалось всего четверо с тем, захваченным у реки. Мне кажется, это спецназовцы… я этих собак распознаю по повадкам. И еще… я уверен: это те самые, что уничтожили два моих отряда, посланных за техникой. Прикажи, Ибрахим, и мои люди в любую секунду выпустят им кишки!
Прищурив глаза и секунду подумав, молодой человек быстро спросил:
— У тебя есть связь с теми, кто следит?
— Конечно.
— Тогда немедленно верни их в отряд. И пусть уйдут от группы спецназа незаметно! А после помолись Аллаху, чтоб федералы не обнаружили за собой слежки. Ты понял меня, Абдул-хан?
— Понял, Ибрахим… — потерянно и с плохо скрытым неудовольствием отвечал тот, ничегошеньки на самом деле не соображая.
Закончив разговор, мужчина вернулся к столу, постоял над разложенной между плиткой и монитором картой, залитой желтым светом лампы, потом вдруг спохватился — быстро посмотрел на циферблат и кинулся откупоривать бутылку. Подходящего фужера в наличие не было, потому вином он наполнил кофейную чашку. С чашкой же уселся в удобное кресло и обратил довольный взор к телевизору, из динамиков которого уж доносилась новогодняя музыка, а на экране мелькали разноцветные огни фейерверков — та часть Европы, откуда транслировался спутниковый канал, во всю готовилась к безудержному веселью. Когда стрелки сошлись на двенадцати, он с наслаждением сделал глоток игристого вина, да так с улыбкой на устах и замер, глядя на мирную, беспечную заграничную жизнь…
Звали его вовсе не Ибрахим. Имя известного в Исламе Пророка, ставшее то ли прозвищем, то ли позывным этого мужчины, стало данью уважения чеченцев таланту и способности точно предугадывать важные события из ближайшего будущего. Несколько лет тому назад Рустам Азимов покинул родную Аджарию и записался добровольцем в отряд Абдул-Малика, а в скорости попал на три месяца в учебный лагерь на территории Пакистана, где совершенствовал навыки связиста. Но не отвагой, не находчивостью и не прочими бойцовскими качествами привлек он внимание прославленного амира. Молчаливый Рустам и днем и ночью не снимал с головы наушников, безвылазно находясь в маленькой палатке, напичканной радиоаппаратурой, где выполнял прямые обязанности, спал и принимал пищу. Наведавшись к нему однажды по служебным делам (ранним утром отряду предстояло пересечь границу и вернуться из Грузии в Чечню), командир бригады был нимало удивлен удрученным видом обычно невозмутимого аджарца. «За перевалом нас поджидают федералы…» — выдавил парень, когда Абдул-Малик с лихой беззаботностью спросил в чем дело. Командир посмеялся тогда над «провидцем», да шестое чувство своевременно подсказало: не будет моего греха в небольшой задержке — выйдем на сутки позже; пусть первым штурмует перевал отряд Сайдулаева…
И не стало утром отряда Сайдулаева, попавшего в хитро устроенную русским усиленным батальоном ловушку.
— Но откуда ты узнал?! И почему не доложил по форме, имея точные, проверенные данные?! — вскричал разъяренный чеченец, вихрем ворвавшись после бойни на перевале в брезентовое жилище Азимова.
— Вот мои данные, — скромно ответил тот, протягивая амиру гарнитуру с тихо шелестящей русской речью.
Абдул-Малик прислушался к разноголосой эфирной перебранке, да не поняв ни слова, швырнул наушники в сторону.
— Я просто слушаю радиообмен и анализирую, — виновато пояснил аджарец.
— Да ведь они общаются с использованием кодовых таблиц!
— Не всегда, — подкупал спокойной уверенностью связист. — Иногда проскакивает и открытый текст. К тому же и шифры не панацея для сохранения информации — со временем, с опытом начинаешь улавливать намеки на суть даже в закодированном тексте.
— Каким же образом? — уж не горячо, а с миролюбивым любопытством вопрошал прославленный полевой командир.
— Пожалуй, точного рецепта не опишешь. И по интонации, и по объему сообщений; интуитивно, наконец…
И многим позже, когда Абдул-Малик приблизил его к себе, сделав первым советником, недюжинный дар этого человека поражал всех, кому приходилось сталкиваться с решением архисложных тактических задач. Слава о нем долетела и до Главного штаба — тамошние бригадные генералы также зачастили с просьбами о помощи, а скоро и вовсе забрали его к себе. А шесть месяцев назад с Рустамом встретился один из лидеров мятежной республики и предложил возглавить стратегическое руководство одной очень интересной и чрезвычайно важной операцией…
На единственной сельской улочке послышались чьи-то приглушенные голоса. Собака повела ушами, открыла глаза, приподняла голову и настороженно посмотрела на дверь.
— Не беспокойся, Кеда, — прошептал Азимов, ласково потрепав ее по загривку. — Охрана у нас с тобой надежная — ни один чужак не проскочит.
Он назвал ее в честь своей малой родины — городка Кеда, находящегося на самом юге Аджарии, почти у границы с Турцией.
Поправив абажур, дабы свет беспрепятственно падал на разложенную карту, Рустам плеснул в чашку вторую порцию шампанского, сделал маленький глоток и надолго задумался, скользя взглядом по какому-то меридиану…
Карта пестрела мелкими значками, пунктирами, стрелками, но все ж некую систему в маркировке несведущему обывателю можно было отыскать: Азимов обозначил на разноцветной бумаге все перемещения соединений и подразделений Вооруженных сил Ичкерии. Абсолютное большинство отрядов, руководимое его твердою рукою, понемногу передвигалось на восток — к Дагестану. Масштабная операция постепенно набирала ход и в развитии своем ни на йоту не отклонялась от придуманного им плана.
