— Ладно, технологическая панацея это слишком высокие материи. Но ты когда-нибудь хотел записать все свои воспоминания на ноготь мизинца? — спрашивает Амелия. — И еще оставить место под библиотеку игр?
— Это возможно?
Ты знаешь, что это возможно. Вероятно, где-то на большой земле уже подрастает новая партия шпионов, и они влезли не только в их мозги. Сейчас, после разоблачения той государственной программы и с повторно подписанным мирным договором, на них не давит время и необходимость — можно не торопиться с созданием новых инструментов холодной войны. Есть простор для экспериментов.
Но все равно это другой вопрос, просто другая плоскость — все еще химия. Биология. Генетика. В какой-то мере — природа человека.
...Аркадия — это то место, где природа и техника сливаются в тесных объятиях.
— Теоретически. — Амелия не замечает твоего потрясения, или делает вид. — Если бы «Эккарт» продолжила исследования.
— Почему она их прикрыла?
— Догадайся.
Ты думаешь недолго.
— Триада.
— Горячо, — Амелия кивает.
— Наркота.
Триада главный, если не единственный производитель аркадийских наркотиков.
— Бинго. Колония нано может как излечить зависимость на биохимическом уровне, так и стать постоянным стимулятором прямо в организме носителя. Триада хотела прибрать технологию к рукам, мой отец не согласился, и они посчитали, что лучше тогда вообще ей не видеть свет.
— Ну, как выяснилось, что-то они все-таки узнали, — замечаешь ты.
— Да. — Амелия встает и ходит из стороны в сторону, пять шагов туда и обратно, прижимает ладони к вискам. — И использовали нано так банально... Оружие, — она отчетливо фыркает. — Хорошая новость — их нано все еще работают очень криво.
Вспоминая результаты, ты бы так не сказал, но Амелия явно знает больше твоего.
— Колонии, предназначенные для работы с организмом, были первыми специфическими разработками в этой области. И энергоснабжение — главная проблема в их жизненном цикле. В идеале такие колонии должны питаться ионными токами и существовать... ну, вечно? Я не знаю, сколько времени держится конструкция, но не меньше, чем обычные чипы, а эти ребята с нами до смерти, — она стучит себя по виску. — Так вот, те нано, которые существовали в планах моего отца, были бы способны не просто выбраться из тела носителя, но и... продолжить существование. На мне. Во мне.
Она поднимает ладони к глазам. Ты вспоминаешь, как в фургоне она безотчетно прикасалась к лопнувшему лицу покойника и как потом истерично отряхивала руки. Ее панические действия вдруг становятся более объяснимы.
— Натрий, калий, кальций, водород, — Амелия пожимает плечами. — Хлорид-анион. Топливо для нано. Я уверена, что все эти частицы все еще при мне, но я жива и Триада не атакует «Затмение» прямо сейчас всеми своими силами, так что эти нано не могут ни атаковать кого-то другого, ни записывать и передавать информацию. Это только заготовка для настоящих, истинных нано. И все равно, я уверена, эти подонки из Триады сейчас очень довольный собой.
Тебе не нравится, с каким пылом она произносит это «истинных». Технология, какой ее описывает Амелия, все еще кажется чем-то бесконечно далеким.
Противоестественным.
Как будто ты недостаточно насмотрелся на модификации — как будто естественность все еще играет какую-то роль в Аркадии... Но все равно это шаг, и шаг слишком далеко.
— Если бы твоего отца не убили... — начинаешь ты, но осекаешься, бросаешь на Амелию внимательный взгляд. Она не показывает ни следа эмоций, и ты продолжаешь. — Если бы твоего отца не убили, то как бы вы решали проблемы с... со всем чертовым миром? Это слишком опасная вещь, чтобы хранить ее в одних руках.
— Несомненно, — с готовностью кивает Амелия, обрадованная твоей проницательностью. — Он не планировал сохранить ее только для себя и «Эккарт». Он бы передал образцы мировым державам.
Эта история становится все грязнее. Ты Восьмерка, и ты простой земной человек, поэтому первое, что ты представляешь — что бы случилось с тобой, если бы государство напичкало тебя не протоколами, а колонией нано. Особенно — в том виде, в котором ее представлял Доминик Эккарт. Твои протоколы можно преодолеть только саморазрушением, и это тяжело. Это почти невозможно. Но все же протоколы непоколебимы, они не подстраиваются к той деструкции, на которую ты сам — с помощью Дока — толкнул себя семь лет назад. Ты едва справляешься с тупыми программами, но если бы их заменили умные боты... Это был бы тупик. Никакого шанса на свободу. Видимо, ужас отпечатывается на твоем лице, так что Амелия поспешно добавляет:
— Это все еще роботы, Вик. Их можно перепрограммировать.
Ты киваешь. Если она говорит так уверенно...
— И ты думаешь, такое распространение нано не привело бы к войнам более жестоким? Между ними. Даже если обладание технологией подарило бы Аркадии статус-кво, ты думаешь, они бы не передрались между собой? И конфликты такого масштаба все равно повлияли бы на этот город.
Нет. Это снова прорывается изнутри, и ты не можешь остановиться. В тебе говорит обида, на которую ты не имеешь права. Ты не застал третьей мировой, ты лишь ее дальнее последствие — желание вернуть удобную зону в довоенные условия. Но ты все еще обвиняешь их. Возможно, просто за компанию с теми, кто непосредственно сделал тебя Восьмеркой.
— Они все еще не воюют ядерным оружием, хотя и проводят испытания уже давно, — говорит Амелия.
— Они применяли его несколько раз, — напоминаешь ты.
— Послушай, я понимаю, как страшно это звучит в целом, но все же повторяю — ты не можешь остановить ядерную боеголовку, но можешь перепрограммировать роботов. Попробуй мыслить немного шире своего шпионского прошлого. Это все еще прогресс, которого не видел мир. И этот прогресс, кстати говоря, вывел бы Аркадию на уровень этих самых мировых держав. Всего один город!
В ее словах есть смысл, отношения Аркадии с миром слишком напряженные с тех самых пор, как она осталась единственной свободной экономической зоной, но ты далек от патриотических чувств к этому городу. И все же ты медленно киваешь. Мир в тупике, ты видишь это каждый раз, когда появляешься на окраинах, полных разнообразных, но все же структурно одинаковых машин. У технологий есть общий стержень, и он не менялся слишком давно.
— Я могу это понять... Кто я, чтобы спорить с прогрессом?
Ты невесело, но все же шутишь, однако Амелия не поддерживает твоего настроя. Она продолжает с все той же абсолютной серьезностью и уверенностью в собственных словах:
— Вот именно, Вик. Ты никто, и все — никто перед лицом подобных изменений. И если «Эккарт» не займется ими... Ну, ты можешь представить худший вариант.
— Триаду.
— Да. Они уже начали.
Еще один вопрос не дает тебе покоя.
— Амелия. Ты знаешь технологию, и у тебя, насколько я понимаю, хватит денег, чтобы ее запустить. Состояние за плечами, связи семьи, оставшиеся в живых союзники твоего отца и враги нынешней «Эккарт». Ты с легкостью могла привлечь инвесторов и основать производство. Так почему ты этого еще не сделала?
Амелия смотрит на тебя с искренним удивлением, разглядывает очень долго, так, что ты поневоле думаешь, будто бы она слышит о таком варианте развития впервые.
— Нет, — наконец, отвечает она с легким омерзением от одной мысли о подобной перспективе. — Я не хочу другую корпорацию, я хочу свою, которая принадлежит мне по праву. И я не хочу корпоративных войн с «Эккарт», я хочу ее саму обратно, а воевать предпочитаю с Триадой. Эти ублюдки слишком долго диктовали «Эккарт», как поступать, и то, что мои предки скооперировались с ними когда-то — большая ошибка, которую нужно исправить. Это дело принципа, если хочешь.
— И ради принципа ты собираешься...
Ты не договариваешь, потому что по лицу видишь — да, она собирается. Собирается поставить все под угрозу появления нано производства Триады. Уже поставила, хотя ее и несколько оправдывает тот факт, что об их новом оружии Амелия не имела никакого понятия до сегодняшнего дня. Но это все равно удивительно — куда девается ее прогрессорский пыл, когда речь заходит о личных амбициях и мести.
