— А вы уверены, что орудие убийства — та самая старая винтовка «маузер»? — поинтересовался я у него.
— В самое ближайшее время криминалисты и патологоанатомы закончат экспертизу. И я очень удивлюсь, если это не «маузер».
— Единственное, что можно утверждать об этом оружии, — что именно его взял с собой Ян Эгиль, когда убежал в горы.
— Да, точно! Убежал. Почему, хотел бы я знать, если он, как вы считаете, невиновен?
— Потому что у него травмированная психика, — напомнил я. — И я вам вчера об этом говорил.
— Да-да. Вы рассказывали, Веум, но…
— К тому же Грете Меллинген сообщила мне подробности, которых я раньше не знал, — об убийстве отца Силье в семьдесят третьем году.
Лангеланд утвердительно кивнул:
— Да-да, адвокат Бротет тоже со мной поделилась. Ходили слухи, что Клаус Либакк был замешан в убийстве родного отца Силье. Месть — очень сильный мотив. Достоверный мотив, должен сказать.
— Какие у вас основания делать такие выводы, осмелюсь спросить? — разгневанно посмотрел на него ленсман. — Девочке было тогда пять лет!
— Да, но тем не менее… — В голосе Лангеланда появились назидательные нотки, как будто он уже выступал на заседании суда. — Двойное убийство здесь, убийство в тысяча девятьсот семьдесят третьем, несчастный случай, повлекший за собой смерть, в семьдесят четвертом. И оба ребенка замешаны в этих жутких событиях.
— Так же, как и Терье Хаммерстен, — добавил я.
Стандаль, казалось, сейчас взорвется.
— А это еще кто такой, черт возьми?!
— Терье Хаммерстен был в местном розыске по делу об убийстве в семьдесят третьем году. Вы не в курсе? — подлил я масла в огонь.
— Тогда я еще тут не работал. Но документы я, разумеется, подниму.
— Так вы еще этого не сделали? — язвительно спросил Лангеланд.
— У нас есть и другие дела! — злобно буркнул ленсман.
— А в семьдесят четвертом Терье Хаммерстен сожительствовал с родной матерью Яна Эгиля, Метте Ольсен.
Стандаль уставился на меня:
— А при чем здесь?…
— В том году был убит приемный отец Яна-малыша.
— Но дело раскрыто, Веум, — резко сказал Лангеланд. — С ним все ясно.
Я встретился с ним глазами.
— Вы уверены? А вот мне известно совершенно новое объяснение тому, что тогда произошло. От самого Яна-малыша! Может быть, Вибекке Скарнес вовсе и не должна была сесть тогда в тюрьму.
Лангеланд побледнел:
— Что вы сказали? Что он…
Я многозначительно взглянул на него.
— Давайте вернемся к этому чуть позже.
— Ну что ж. Да мне и неинтересны давно раскрытые дела. — Лангеланд с благодарностью посмотрел на меня и сделал знак указательным пальцем: у нас договор.
Я обернулся к Ойгунн Бротет и спросил:
— Как Силье и ее родители?
— Они как раз сейчас возвращаются домой.
— Вы что, и сегодня ее отпустили? — с удивлением обратился я к Стандалю.
Он озабоченно взглянул на меня:
— Она же еще ребенок… Мы посоветовались с адвокатом Бротет и фру Меллинген и решили: учитывая, что никто из нас не верит в ее показания, отпустить ее домой. Но с ними постоянно находится сотрудница нашего отдела, так что при первой же необходимости Силье доставят в отдел.
— Но это явная дискриминация! — заметил Лангеланд. — Или вы и Яна Эгиля собираетесь отпустить?
— Теперь у него нет дома, в который он мог бы вернуться, — холодно ответил Стандаль. — К тому же он по-прежнему наш главный подозреваемый, и, если вы не имеете ничего против, господин адвокат, я предлагаю вернуться к нему и продолжить допрос.
Лангеланд вздохнул:
— Ну что ж, действительно пора. Поговорим позже, Веум. Вы тоже остановились в Суннфьорде?
— Да. Свяжитесь со мной, когда вернетесь.
Лангеланд кивнул. Во взгляде Стандаля явно читалась надежда больше никогда со мной не встречаться. Они вместе отправились в комнату для допросов.
Мы с Ойгунн Бротет остались одни, ощущая себя как потерпевшие кораблекрушение после того, как стихла буря.
— Мне надо вернуться к себе в офис. Здесь атмосфера все накаляется. Еще увидимся, — сказала она.
— Да, скорее всего. И если вам понадобятся услуги частного сыщика…
— То я знаю, к кому обратиться, — закончила она, улыбнулась и ушла за своим коротеньким, не длиннее, чем юбка, пальто.
Когда я проходил мимо дежурного, он окликнул меня:
— Веум? Вам записка.
— Да? Спасибо.
На бумажке для заметок было послание от Грете: «Поехала домой, хочу выспаться. Позвоню позднее».
Когда я вышел на улицу, Ойгунн Бротет уже не было. И я пошел обедать в отель. Один.
В отеле меня ждала еще одна записка — от Хельге Хаугена из «Фирды»: «Позвоните как можно скорее!» Я понял, что лучше выполнить его настоятельную просьбу. Закрылся в номере, сел перед телефонным столиком и набрал номер.
— Веум… Спасибо, что позвонили. Хочу с вами кое-что обсудить. Никто из заинтересованных лиц пока не знает.
— Я весь внимание.
— Я тут нарыл про этого Клауса Либакка, которого застрелили. У него были неприятности с полицией!
— Вот как! В связи с чем?
— А вот догадайтесь!
— Ну… вряд ли это что-нибудь на сексуальной почве, как я раньше думал. Потому что его хорошо знали в службе охраны детства и дали разрешение на попечительство.
— Нет… — Тут он сообразил и спросил: — А что, вы о чем-нибудь разузнали?
— Не могу пока рассказать.
— Но разве мы не договорились делиться информацией?
— Договориться-то договорились. Но я не могу нарушать тайну следствия, Хауген.
— Вы же частный детектив!
— Я должен быть честным если не по отношению к другим, то по отношению к себе. Вы же понимаете.
— Ладно-ладно. Не буду настаивать. Пока не буду. Ну, слушайте… Вы, вероятно, слышали о громком деле тысяча девятьсот семидесятого года о контрабанде спиртного в этих краях?
Я насторожился.
— Да. Закончилось убийством, по-моему.
— Совершенно верно, Веум.
— И какое отношение к этому имел Клаус Либакк?
Хельге немного помолчал в трубку, а потом сказал:
— Официального обвинения ему никто не предъявлял. Но, по информации, которую я раздобыл, он занимался распространением нелегального спиртного по всему Аньедалену!
— Боже мой! Но откуда вы это узнали? И почему его так и не привлекли к ответственности?
— Похоже на то, Веум, что дело это так и не было раскрыто до конца. Много ниточек, которые вели к Либакку, повисли и болтаются, если можно так выразиться.
— А почему?
— Ну, знаете, как это бывает в провинции. Ходят слухи, что тут были замешаны разные люди с самого верха администрации коммуны, может, даже и из самой полиции. Во всяком случае, как покупатели. И все это привело к тому, что дело спустили на тормозах. Арестовали только перевозчиков, а перекупщики остались целы и невредимы. Ну и к тому же дело было почти политическое — ведь Согн и Фьорды оставались тогда последними районами в Норвегии, где еще не было своих винных монополий. Чтобы купить выпивку, нам приходилось ехать в Берген или Олесунд.
— Вы сказали, дело спустили на тормозах… Но ведь убили, черт возьми, человека! Ансгара Твейтена.
— А вы хорошо информированы, Веум, я должен сказать. Да, но Ансгар Твейтен принадлежал к преступному миру. Так что по нему никто особенно не рыдал.
— У него осталась маленькая дочь…
— Что? Ну… Может быть. С людьми из его окружения особо не побеседуешь. Дело свернули. Убийцу так и не нашли.
— Хорошо. Вернемся к Клаусу Либакку. Вы сказали, что он занимался распространением контрабандного спиртного по всему Аньедалену?
— Ну да. Доносил до всех мест, где интересовались товаром, — малость изменил он формулировку.
— Например, в Альмелид?
— Альмелид? В таких деталях я быть уверенным пока не могу. А почему вы об этом спрашиваете?
— Я хочу в ответ рассказать вам интересную новость, Хауген.
— Я весь превратился в слух!
— Эта девушка, которая была с Яном Эгилем в горах вчера вечером…
— Ну да, она из Альмелида, точно.
— Так вот, она — тоже приемный ребенок. Ее зовут Силье Твейтен. Она родная дочь Ансгара Твейтена.
— Да что вы говорите! Ничего себе новость! Черт возьми! — Он подумал секунду и добавил: — Так ведь у девчонки был мотив, Веум. В том случае, если Клаус Либакк был замешан в убийстве ее отца. Вы думали об этом?
Нет. Не думал. Теперь уже не думал. Но этого я Хельге Хаугену не сказал. А сказал только:
— Да, но как она могла узнать об этом спустя столько лет? Ведь даже полиция закрыла это дело?
— Действительно… Но подумать об этом все-таки стоит.
— Можете делать с этой информацией все, что найдете нужным. Только на меня не ссылайтесь…
