По нынешним меркам, загородная резиденция главы промышленной империи выглядела вполне скромно. Всего-то два этажа, двор — от силы полгектара, рядом с основным зданием несколько небольших одноэтажных построек — видимо, службы.
Костя показывал мне интернетное фото семейного поместья Сенковских в Суссексе (кто не в курсе — это Англия), там да — есть на что посмотреть. Огромный средневековый замок, личная церковь, конюшня, озеро, лес — общей сложностью площадь поместья составляет что-то около двухсот гектаров. Вот это я понимаю!
А тут — просто сторожка какая-то по сравнению с британским вариантом. Как будто времянка для непродолжительного пребывания.
Во дворе я насчитал с полдюжины хлопцев в одинаковых куртках с вензелями «РГ». Однако они не топтались в куче, как это обычно показывают в дрянных сериалах про наших «крутых», а каждый был занят делом. Двое дежурили у ворот, один маячил на крыльце, остальные орудовали метлами и гребли лопатами мокрый снег — пока мы ехали, опять навалило.
Хлопцы были обычных стандартов: богатырских плеч и каменных челюстей тут не было и в помине.
Я почему на это обращаю внимание… Понимаете, я ведь первый раз в жизни попал в эту цитадель, как ее называет Костя. И, по большому счету, не только в конкретную семью, а вообще впервые допущен в этот чужой для меня мир. Раньше я на них смотрел издали, снизу вверх, разве что крепления на лыжах иногда поправлял. А может, и не у тех поправлял — судя по вчерашним событиям, те на пару порядков ниже по статусу. Еще раньше я вообще на пушечный выстрел к ним не мог подойти. Потому что эти люди неподсудны и никаким краем не попадают в орбиту деятельности правоохранительных органов. Они неприкасаемые.
А теперь, значит, сподобился. Больша-ая честь для нашего замарашки…
Хлопцы в униформе вели себя свободно, при появлении шефа в струнку не тянулись. Тем не менее товарищ справа у ворот четко доложил в приспущенное Николаем окно:
— Одна. Доктор убыл сорок минут назад. Все в норме.
— Хорошо, спасибо. — Николай повернулся ко мне и, внезапно переходя на «ты», показал рукой в сторону крыльца: — Подъезжай.
— А в гараж?..
— Да ты не беспокойся, отгонят кому положено.
Интересно, мне теперь тоже можно на «ты»?
— Это твое дело, — сказал Николай, покидая салон машины. — Я тебе не начальник, формально ты подчиняешься заведующему нашим автопарком…
Да уж… Точно — опасный тип. Или это я от рук отбился? Всего год на вольных хлебах — и уже каждый третий неглупый товарищ может прочесть по выражению глаз мои мимолетные мысли?!
— Не бери в голову, у меня работа такая, — Николай улыбнулся одними уголками рта, глаза оставались мрачными.
— Так я прошел водительский тест или как?
— Ездить умеешь, — суховато ответил Николай. — Все, пошли представляться.
Угу… А как-то не получается у нас пока что теплой дружбы. Почему так? Я вроде бы всеми фибрами души — навстречу, человек-то нужный, значимый, с таким надо приятельствовать…
Внутри было хорошо. Внушительных размеров холл, сводчатый потолок, без всякой лепнины, просто чисто выбеленный, разноцветный паркет, никаких тебе дорогущих гобеленов и неприличных персидских ковров (а вообще, ожидалось что-то именно такое), цветные занавески из толстого натурального холста, палас, кажется, неокрашенной шерсти, могучий грубый камин из крупных камней, с дровами, но без огня…
Очень уютно. И тихо, как в склепе… Слышно, как мерно тикают старинные часы — высотой в человеческий рост, как караульный гвардеец, примостившиеся справа от широченного коридора, убегающего прямо от центра холла куда-то в глубь здания.
У меня сложилось такое впечатление, что я попал в какое-то присутственное место. Понимаете, уютно тут было, все здорово — нам, простым смертным, так никогда не жить, но… Не было ощущения дома. Казалось, что все это казенное. Даже и не знаю, почему — я не Костя, не могу вот так запросто разложить по полочкам свои мимолетные ощущения.
По обеим сторонам коридора, метрах в пяти от выхода из холла — две совершенно одинаковые дубовые двери. Расположены они одна напротив другой, и знаете, глядя на них, возникает такое странное чувство… Будто они смотрят друг на друга, насупившись, исподлобья и вообще враждебно…
На диване желтой кожи, у потухшего камина, сидел, положив нога на ногу, солидный мужчина лет пятидесяти — в темной «тройке», накрахмаленной белой рубашке и черных лакированных туфлях. Вензелей «РГ» я на нем не заметил, зато обратил внимание на добротно серебрившиеся виски. Как червленое серебро на запонках и заколках у секьюрити. Не иначе товарищи в тон подбирали.
Мужчина читал газету, когда мы вошли, лишь едва взглянул в нашу сторону.
— Ну что там? — негромко, почти шепотом спросил Николай, покосившись в сторону коридора.
— Да пока нормально, — так же тихо ответил мужчина.
— Азаров долго был?
— Да тебе, поди, доложили…
— Сказали, что уехал сорок минут назад.
(Ага, Азаров, стало быть, — это доктор. Кстати, такое впечатление, что разговаривают, как у дверей палаты, где лежит больной человек…)
— Ну, часа полтора был. Завтракали вместе.
— Выгнала?
— Да нет, сам. Но напоследок изругала последними словами. Самому, говорит, нужен доктор. И не психиатр, а патоанатом. Хе-хе…
— Ну, значит, все в порядке. Я вот тут человечка привез…
— Угу… — мужчина встал с дивана, аккуратно сложил газету и поправил галстук. — Как доложить?
— Новый водитель. Вместо Савченко.
— Угу. А про тебя?
— Нету, — совсем шепотом сказал Николай и зачем-то приложил палец к губам. — Типа, сам приехал.
— Понял…
Мужчина подошел к одной из «насупившихся» дверей — той, что справа по коридору, и негромко постучал. Ему что-то ответили, после чего он осторожно приоткрыл дверь и, не заходя внутрь, доложил:
— Прибыл новый водитель. Смотреть будете?
(Ну! Типа, вам тут нового коня привели, смотреть будете?)
Николай зачем-то поднял правую руку вверх, как будто кого-то приветствовал — и замер.
— Мыкола! — раздался из приоткрытой двери певучий женский голос.
Николай резко махнул рукой справа-налево — наподобие сердитого дирижера — и надул щеки.
— Мыкола, не делай вид, что тебя нет! Так я и поверила, что вы шофера одного отправили!
— Пффф, — Николай стравил воздух сквозь плотно сжатые губы, с сожалением развел руками и пошел к приоткрытой двери, тихо бросив мне через плечо: — Пошли.
— А меня не зовут…
— Дважды не повторяю, — Николай даже не обернулся и не возвысил голоса. — За мной шагом марш!
У двери показал мне жестом — стой здесь, — а сам вошел в кабинет. Но не по-свойски — запросто, а как-то без особой охоты. Я бы даже сказал — с робостью.
— Здрасьте…
Занимательно. Солидный товарищ, здоровается с хозяйкой, как школьный хулиган с директором в преддверии очередной взбучки.
Мужчина с фирменными висками тут же благоразумно ретировался в холл, по ходу движения приняв у меня куртку и при этом умудрившись одним мановением руки поправить мне галстук. Мастер, что и говорить.
— Я вам русским языком сказала: мне не нужен новый шофер. Вы что, совсем идиоты?
А по голосу не скажешь, что бабонька больна: очень даже приятный, полнозвучный меццо-сопрано, насыщенный жестковатыми оттенками властности и уверенности в своих силах.
— Понимаете…
— Не понимаю! Где Егор?
— Уволен. Вам же докладывали…
— И слушать не хочу! «Уволен»… Если еще хоть раз кто-то тронет мой персонал без моего разрешения — я вам устрою!
— Но вы же знаете — он по собственному желанию…
— Не знаю! И вообще, это ваши проблемы, меня это совершенно не волнует. Срочно разыскать, вернуть на место, доложить к концу дня. Ты меня понял?
— Пффф…
— Ты чего фырчишь, как кот? Давай, показывай, где этот ваш новый шофер…
— Заходи, — Николай открыл дверь пошире, шагнул в коридор, вроде бы пропуская меня… а когда я вошел, он так там и остался!
И тихонько прикрыл за мной дверь.
В кабинете находились две женщины, и обе были страшно заняты. Одна, помоложе и попроще, сидела за огромным столом красного дерева и быстро писала что-то на коробке. Вторая, значительно старше и гораздо симпатичнее, сидела на ковре, широко расставив ноги и наклонившись вперед. Между ног у нее была картонная коробка, в которую дама укладывала яркие пакетики. Рядом возвышалась внушительная куча таких же коробок, стопка пакетов и другая куча со всякой всячиной: майками, кепками, игрушками, печеньем, конфетами и прочими разнообразными сладостями импортного производства.
Дама была явлена в состоянии «по-домашнему»: ненакрашенная, нечесаная, босая, белые шерстяные лосины в обтяжку, какая-то легкомысленная шелковая распашонка… Не знаю насчет возраста, но кожа у нее была изумительной свежести — как юный персик из холодильника, а судя по непринужденности, с которой она возилась на полу с коробкой, такой растяжке (для неспортсменов — это попросту гибкость) мог бы позавидовать любой практикующий йог.
