Он увидел Кубинца. Тот, прячась за тростником, стоял на одном колене и стрелял из автомата, отвлекая внимание боевиков от разведчиков. Шест заморгал и замотал головой, пытаясь смахнуть выступившие слезы. Вытереть руками он их не мог.
Китаец слегка развернул вертолет, чтобы пройти между двумя пологими холмами на противоположном берегу. Сила инерции чуть не сбросила Шеста в воду. Он отвернулся, испуганно посмотрел на Варяга, сидевшего на противоположном полозе, и крепче вцепился в выступавший порог открытой кабины. Он еще успел разглядеть, как маленькая фигурка в черной майке забежала в реку и скрылась во взбаламученной воде.
Больше Шест ничего не видел. Река скрылась за холмом, и Китаец, проведя разогнавшийся вертолет несколько сот метров над землей, принялся медленно набирать высоту. Потом река появилась снова, и Шест еще долго смотрел назад до тех пор, пока зеленую, отсвечивающую солнечными бликами поверхность реки не затянула голубоватая прозрачная дымка.
Прапорщик Шестаков чувствовал себя в парадной форме довольно неуютно. Во-первых, ему мешала обувь. Узкие, лакированные, очень красивые ботинки жали в подъеме и уже начали доставлять ему неудобства. Их тонкая гладкая подошва скользила по начищенному паркету, и Шест попросту боялся упасть. Поэтому он не сходил с ковровой дорожки, которая была расстелена вдоль стен Георгиевского зала. Во-вторых, галстук стягивал ему горло, словно удавкой, а накрахмаленная рубашка под застегнутым на все пуговицы кителем так плотно облегала туловище, что прапорщик поворачивался и двигался, словно рыцарь в доспехах – медленно, скованно и осторожно. Шест подавил раздражение, отступил к стене, чтобы не мешать проходившим мимо офицерам, медленно расправил плечи, недовольно покрутил шеей из стороны в сторону и с трудом заложил руки за спину.
Он уже устал от непривычной обстановки. Обилие света и ярких красок раздражало его. У него было ощущение полной нереальности происходящего.
А все началось с вызова в строевую часть, где подполковник Васнецов, худой мужик с острым носом и впалыми щеками, вечно чем-то недовольный, скучным голосом объявил ему, что прапорщик Шестаков едет на награждение в Москву. Очумевший Шест сначала попытался выяснить, почему едет именно он, когда в подразделении имеются более достойные кандидатуры.
– Варяг, например.
– Какой еще Варяг? – желчно поинтересовался подполковник, усаживаясь за стол и придвигая к себе стопку документов. – Не знаю я никакого Варяга. Здесь не стоянка Черноморского флота, а подразделение специальной разведки. Что ты мне своими кораблями и подводными лодками голову морочишь?
Шест тогда мучился полминуты, стоя перед столом занятого делом подполковника.
– Капитан Звягинцев, вот кто! – наконец радостно выпалил Шест. – Я не сразу вспомнил. У нас же в основном все по кличкам общаются, вы же знаете.
– Капитан Звягинцев был вызван в Министерство обороны в Москву на награждение его орденом «За заслуги перед Отечеством» четвертой степени два года назад, – не поднимая головы, ответил подполковник. – Что же мы, одного и того же человека два раза подряд посылать будем? А остальные неспособны выполнять задачи, поставленные командованием? – Он открыл специальным ключом металлический ящик стола и вытащил оттуда массивную печать.
– А этот… как его… ну, Детонатор наш?
– Какой еще Детонатор? Здесь подразделение…
– Сержант Андреев, товарищ подполковник!
– Андреев будет награжден медалью «За отвагу». Если представление пройдет. Для этого в Москву ехать необязательно.
– А…?
– Все, надоел, хватит!
Подполковник открутил крышечку с массивного конуса печати и резко хлопнул ей по белому листу с гербом Российской Федерации.
– На вот, держи, – он протянул лист над столом. – Предъявишь это в Министерстве обороны вместе с удостоверением личности. А сейчас иди к Николаевой, она тебе командировочные оформит.
– Все понятно, – пробормотал Шест. Он взял лист, четко развернулся, но задержался возле двери. – Разрешите вопрос?
– Только покороче, – приказал вредный подполковник, опять принимаясь за свои бумаги. – И по делу.
– Варяг… то есть капитан Звягинцев делал запрос в Генштаб насчет парня, который был с нами. Сержант Одинцов. Что-нибудь о нем известно?
Подполковник выпрямился на стуле, вздохнул и внимательно посмотрел на Шеста.
– Ответа пока еще нет, – тихо сказал он. – Сразу после того, как вы прибыли на базу, в стране началась операция наших ВКС. Да ты знаешь… а это война, парень. Беспорядок и разруха. Там и так ситуация была непростая, а тут еще наши добавили жару. В общем, официального ответа пока еще нет, но я звонил своему знакомому.
Шест шагнул к столу.
– Среди мертвых ваш Кубинец не обнаружен, – сказал Васнецов. – Впрочем, и среди живых тоже.
Шест шепотом выругался.
– Ты иди, – строго приказал подполковник и махнул рукой. – Иди. Найдем мы твоего Кубинца. – Он хотел добавить «живого или мертвого», но удержался.
Так прапорщик Шестаков оказался в Москве.
Шест вздохнул и тоскливо посмотрел в другой конец зала, где стояли пустая невысокая трибуна и расставленные перед ней на ковровой дорожке красивые мягкие стулья. Быстрее бы все началось…
Несколько десятков офицеров в парадной форме неторопливо прогуливались по начищенному, выложенному из дорогих пород дерева паркету или стояли в кружках, негромко переговариваясь. Шест стоял на одном месте и переминался с ноги на ногу. Он успел заметить несколько капитанов и майоров, а все остальные имели более высокие звания. Было даже три генерала. Шест никого из присутствующих не знал. Ему хотелось с кем-нибудь поговорить, обменяться впечатлениями или просто спросить, за что будут награждать. Но он не мог себе этого позволить. Хоть и говорят, что в бане и столовой все равны, но после некоторого размышления Шест пришел к выводу, что здесь все-таки не баня и не столовая и навязываться прапорщику с пустячным разговором к незнакомым офицерам не следует даже в праздничной обстановке.
Он недовольно посмотрел на собравшихся в уголке журналистов. Вот уж кто без комплексов… одетые в удобные джинсы, просторные рубашки и ковбойки со множеством карманов, длинноволосые молодые бородатые парни абсолютно не стеснялись праздничной, торжественной обстановки Георгиевского зала и шумно гомонили в своем кругу. Они привычно поправляли висевшие на них компактные камеры и фотоаппараты с огромными объективами. Никто из них не оглядывался по сторонам. Было заметно, что эти ребята находятся здесь не первый раз.
Подойти к ним Шесту и в голову не пришло.
Пойти присесть, что ли? Вот рядом с ним, возле стены, стоит какой-то диванчик без спинки. Очень красивый и аккуратный. Только ткань на нем странная. Не торжественная… две оранжевые полосы и одна черная. Шест вспомнил, где он такую видел. Садиться на нее нельзя. Да и никто на этих диванчиках не сидит, хотя они расставлены вдоль стен по всему залу. Шест вздохнул и, чтобы убить время, принялся читать надписи на стенах.
– Раз, раз, раз, – сказал кто-то сзади него. – Проверка аппаратуры. Раз, раз, раз.
Шест оглянулся. Какой-то паренек в очках устанавливал микрофон на трибуне. Он пошевелил гибкую черную подставку микрофона, наклонился и снова произнес несколько слов.
Возле парня Шест увидел представительного мужчину в парадной, очень красивой форме с погонами генерал-полковника. Рядом с ним суетились несколько офицеров помладше. Они раскладывали на столе, стоящем рядом с трибуной, бумаги и коробочки с наградами.
Наконец-то, подумал Шест. Сейчас начнется. Паренек удовлетворенно кивнул, сбежал с трибуны и направился к своим коллегам. Журналисты, вскинув на плечи свои камеры и прижав к груди фотоаппараты, быстро встали в полукруг позади стульев.
– Так, товарищи, рассаживаемся, – негромко произнес генерал-полковник в микрофон. – Не будем задерживать Главковерха.
– Заместитель начальника Генштаба, – негромко сказал кто-то за плечом Шеста. – Пошли быстрее.
Шест выпрямился, одернул китель, посмотрел на блистающие носки ботинок и чуть ли не бегом направился к стульям. Он почему-то испугался, что стульев не хватит на всех, но их хватило. Офицеры быстро расселись. В зале внезапно наступила полная тишина.
Распахнулись высоченные двустворчатые двери, и в Георгиевский зал вошел президент страны. Офицеры встали без команды.
– Вольно, товарищи, – деловито сказал президент. Он прошел к трибуне, поправил микрофон, поднял голову, посмотрел на собравшихся и улыбнулся. Было заметно, что у него хорошее настроение. Тут же защелкали фотоаппараты, освещая резкими белыми вспышками лицо президента. Шест вздрогнул от неожиданности и на мгновение зажмурился. Человек на трибуне не обратил на репортеров ни малейшего внимания. Переждав шквал вспышек, он заговорил. Он говорил о выполненном долге, чести и мужестве офицеров России. Шест, пропуская мимо ушей привычные фразы, напряженно вслушивался в интонации. Верховный Главнокомандующий говорил искренне, и это понравилось прапорщику. Шест удовлетворенно кивал после каждой его фразы.
