— Там гангстеры с автоматами. Я читаю газеты. Я читаю «Сатердэй ивнинг пост». Я знаю, что происходит в стране. Предположим, тебя убьют. Я должна буду одна растить нашего ребенка? Он даже не увидит своего отца? И ради чего? Чтобы спасти город, разлагающийся от грязи и коррупции уже целых сто лет? Предположим, что ты умрешь и они возьмут верх. Значит, все это пройдет впустую? Что я тогда должна буду сказать своему мальчику? Твой папа умер, чтобы помешать дуракам выбрасывать деньги при помощи маленьких белых кубиков? Он отдал жизнь не за свою страну, не за свою семью, не за еще что-нибудь такое, что было ему дорого, а только за то, чтобы дуракам было труднее играть в азартные игры. И если вам удастся очистить Хот-Спрингс, те же самые дураки просто отправятся в какое-то другое место. Ты не сможешь положить конец греху, Эрл. Ты можешь только защитить от него себя и свою семью.
— Да, мэм, но сейчас я дал слово, и от меня зависят эти мальчишки. И если по правде, я счастлив. Впервые с тех пор, как кончилась война, я счастлив. Я делаю что-то хорошее.
Не очень много, но все же действительно что-то делаю. Я могу помочь этим мальчишкам.
— Эрл, ты самый настоящий дурак. Ты храбрый, красивый, благородный человек, но ты дурак. Тем не менее спасибо за то, что ты рассказал мне об этом.
— Давай возьмем что-нибудь на десерт.
— Нет. Я хочу, чтобы ты сейчас пошел домой и обнял меня, любил меня. Чтобы, если ты все-таки умрешь, у меня осталось воспоминание об этом и чтобы я могла улыбаться, рассказывая об этом нашему сыну.
— Да, мэм, — сказал он.
Он чувствовал себя так, будто только что услышал лучший приказ из всех, какие когда-либо получал за всю жизнь.
Два яйца вкрутую, подсушенный тост, свежевыжатый апельсиновый сок. Затем он три часа просматривал счета и сделал несколько телефонных звонков. На завтрак он отправился к «Кою» и съел там филе. Потом ему приспичило завернуть в устричный бар на Сентрал-авеню, где он взял дюжину крупных свежайших моллюсков, только что доставленных из Луизианы, и к ним несколько бокалов холодного пива «Джакс». Потом он вернулся домой и вздремнул. В 15.00 пришла девочка от «Максина», и он, как обычно, хорошо провел время. В 16.00 он встретился с судьей Леграндом в гольф-клубе, и они быстро прошли девять лунок. Он набрал 52 очка, лучший результат за неделю. Эта проклятая игра всерьез увлекала его. В 18.00 он отправился в «Фордайс», принял ванну, посидел в парной и получил массаж. В 19.00 он пообедал в ресторане «Роман тэйбл» с доктором Джеймсом, главным хирургом больницы, и мистером Клинтоном, хозяином агентства «Бьюик». Оба входили в правления местного клуба, больницы, местного отделения «Киванис» и «Славных парней». В 21.00 он отправился в «Южный», где застал часть шоу Ксавьера Кугата, которое, впрочем, видел уже десяток раз, затем поговорил со своими дежурными менеджерами, распорядителями и надсмотрщиками, чтобы лишний раз удостовериться, что о мистере Кугате и его мальчиках хорошо заботятся. В 23.00 он вернулся в здание «Медикал-арт», поднялся на лифте, переоделся в халат и расположился с мартини в патио, чтобы прочесть утренний номер «Нью-Йорк миррор», который только что доставили из Литл-Рока. Ах этот Уинчелл! Трудно было даже ожидать, что он окажется таким ублюдком.
Перед тем как отправиться в постель, Оуни минутку постоял на балконе. Он прошел длинный путь. Он был необычным явлением в своей профессии, которая оставляла ему лишь крохи внутренней жизни. Он жил не только физиологическими потребностями. Он знал, что существует, знал, что мыслит.
Сегодня был такой хороший день, такой изумительный день и все же настолько типичный день, что он получил от него совсем немного удовольствия; какую тяжелую борьбу он вел, насколько жестокой она была и как красиво все получилось. Столько народу полегло, например Голландец, болтавший что-то на никому не понятном языке, пока жизнь вытекала из него вместе с кровью, или Бешеный Пес, пробитый множеством автоматных пуль и засыпанный разбитым стеклом в будке телефона-автомата, или Кид Твист, взлетевший на воздух после того, как вызвался продать парней. Некоторые сходили с ума, как Капоне, безвылазно сидящий в своем флоридском особняке, по сообщениям, совершенно спятивший, настолько безнадежно изувеченный сифилисом и умственно, и физически, что никто даже не хочет навестить его.
Оуни хорошо помнил Капоне, пухлого сластолюбца с короткими, словно у римского императора, пальцами и фалангой легионеров, повсюду охранявших его; помнил, как тот поселялся в номере «Аполлон» «Арлингтон-отеля», потому что там было два входа или, как предпочитал думать Альфонс, два выхода. А в углу всегда стоял вошедший в легенду «томми» — на тот случай, если у Аля или его помощника внезапно возникнет проблема, которую сможет решить только сотня-другая пуль сорок пятого калибра.
«Аль, здесь совершенно безопасно. В этом вся суть: тихо и безопасно. Вы можете спокойно приехать сюда поездом и наслаждаться. Человек такого положения, как ваше, Аль, должен иметь возможность хоть немного расслабиться».
Аль только подозрительно рассматривал его; паранойя уже начала разъедать его разум, превращая его глаза в маленькие черные точки. Говорил он мало, зато укладывался в кровать с девками, самое меньшее, три раза в день. Ходили слухи, что мужской орган у Аля был даже больше, чем у Диллинджера. По-настоящему его интересовали только киски, и киски в конце концов и сгубили его. Он боялся уколов и потому приехал в Хот-Спрингс, поверив в то, что водные процедуры могут его вылечить. Это, конечно же, было заблуждением. Воды могли только немного притормозить развитие болезни. Все долгое время, которое он протерпел, сидя в воде с температурой 60 градусов по Цельсию, подарило Меченой Роже лишь несколько дополнительных часов пребывания в здравом рассудке.
Оуни допил свой мартини, повернулся, чтобы проверить, есть ли корм у его голубей, убедился, что корытца полны, и шагнул в комнату, где его, к великому удивлению, остановил Ральф, слуга-негр.
— Сэр, пришел мистер Грамли.
— Флем?
— Нет, сэр. Другой Грамли. Тот, которого называют Папаша. Он покинул свою постель.
Это известие сразу взбодрило Оуни, что само по себе значило немало.
Он быстро прошел в холл, где обнаружил бледного, как призрак, Папашу Грамли, которого поддерживали под руки двое младших кузенов, или сыновей, или еще каких-то родственников.
— Что случилось, Папаша? — спросил Оуни.
— Грамли пришлепнули, — сказал старый бутлегер, битый и тертый подонок, сражавшийся против закона уже без малого шесть десятков лет и, по слухам, носивший в себе добрую дюжину пуль.
— Кто? Неужели наехали беспредельщики?
— Все куда хуже, мистер Мэддокс.
— Что вы хотите сказать?
— В вашем заведении устроили облаву.
Оуни никак не мог понять, что же на самом деле произошло. В течение года в одном-двух из его заведений и правда устраивали облаву, но ведь облавой эта акция была только на бумаге и проводилась полицией для украшения отчетности. Обычно самое меньшее за неделю до намеченного срока к нему приходили. Он говорил полиции, какое казино или публичный дом в этот раз можно побеспокоить и когда это можно сделать. Муниципального судью заранее предупреждали, что этой ночью нельзя напиваться, чтобы он мог без неуместной задержки освободить под подписку всех задержанных; персонал казино было необходимо поставить в известность, чтобы никто не удивился, не напугался и не натворил никаких глупостей; в газеты Литл-Рока заблаговременно сообщали, чтобы оттуда могли прислать репортеров и фотографов, да и мэра тоже следовало проинформировать, чтобы он мог должным образом одеться для фотосъемок. Обычно такие веши происходили, когда в Литл-Роке какой-нибудь политикан произносил в законодательном собрании штата речь о преступности.
— Я не...
— Они ворвались силой, все с кучей оружия и в пуленепробиваемых жилетах. И один из них пристрелил Грамли. Это был мальчик Джеда, Гарнет, туповатый такой. Он умер на месте. Мы отвезли его в морг, и...
— Кто устроил облаву?
— Они сказали, что работают на окружного прокурора.
— Беккера?
— Да, сэр. И этот Беккер, он был там. И с ним еще десять-двенадцать человек, все при оружии. Они ворвались внутрь бегом, и один из них убил Гарнета, когда Гарнет достал свой дробовик. Мистер Мэддокс, вам следовало сообщить нам, что готовится облава. Что я теперь буду говорить Джеду и Эми?
— Где это случилось?
— В «Подкове». Всего час назад. А потом они поломали все столы и оси у колес и расстреляли из «томми» все игровые автоматы.
— Что?!!
— Да, сэр. Они искрошили из автоматов более тридцати ваших машин. Стрельба была — чистый ад! Весь пол этого несчастного заведения усыпан монетами. Хоть в ведра собирай.
