– Может, Ховард. Благодарю за поддержку.
Но Ник понимал, что Ховард поступает с ним, как с самой последней дворнягой. Это был способ работы Ховарда, точно так же работала вся система ФБР. Приблизительно то же самое произошло в Талсе. Теперь все повторяется.
– После смерти Майры тебя здесь уже ничего не держит. Ну как, ты готов рвануть куда-нибудь на новое место? Кстати, Хэп Фенкл сказал, что у тебя ко мне есть какое-то дело, которое тебя очень беспокоит. Это правда?
– Да, в общем-то… Просто кое-что непонятно в одном маленьком дельце. Тут было совершено одно убийство… да, так вот оно было совершено при помощи специального устройства, сделанного по самым современным технологиям. Знаешь, как это ни странно, но тот, кого убили, был сальвадо…
– Нам не здесь сворачивать?
Они как раз проехали знак, который указывал, что поворот налево ведет к центру города.
– Что?
– Я остановлюсь в “Хилтоне”. Разве нам не здесь надо было к нему свернуть?
– Э-э… ну-у… нет, Ховард, не здесь. В это время дня обычно быстрее проехать по Шестьдесят первой улице, а потом свернуть на Девяностую, понимаешь?
– Да, конечно. Это твой город. Но я все-таки свернул бы там, – сказал Хауди Дьюти.
“Он не хотел, чтобы я заметил в его голосе недовольство”, – подумал Ник.
Во всех четырех городах он представлял из себя одну и ту же картину: высокий, долговязый человек в голубой хлопчатобумажной рубашке, отглаженной и застегнутой на все пуговицы. Сверху было длиннополое пальто. По-прежнему те же замшевые ботинки фирмы “Тони Ламас” и черная, широкополая шляпа фирмы “Стетсон”.
Во всех городах он останавливался в центре, в каком-нибудь второсортном отеле. Из аэропорта всегда ехал на такси. Ел он мало и скромно, никогда не пил спиртного и после детального изучения карт в номере осторожно шел осматривать предполагаемые места для стрельбы. Он все время делал пометки в блокноте, измеряя расстояния, определяя угол падения света и зависимость между изменением тени и движением солнца по небу в определенные часы дня. В некоторых местах он измерял температуру воздуха и старался определить основное направление ветра, наблюдал за городским движением в самом городе и на окраинах, внимательно рассматривал те места, где будет выступать президент в момент предполагаемого выстрела. Бесконечно бродя вокруг зданий, заходя во всякие подворотни и закоулки, он никогда не торопился и не пытался попасть в те места, куда его не пускали. Единственным странным предметом, смысл и назначение которого многие люди просто не понимали, был очень мощный фотоаппарат, сделанный по специальной технологии. На самом же деле это был оптический дальномер призматической конструкции с двумя сильными, удаленными друг от друга на восемь сантиметров линзами. Благодаря этому устройству Боб мог определить расстояние до любого предмета с идеальной точностью. Он заметил, что в Балтиморе, в районе порта, постоянно дует назойливый ветер. Балтимор никогда не ассоциировался у него с ветрами, поэтому такая информация вызвала у него удивление. Ни в одном справочнике не говорилось об этом проклятом ветре, но чайки, висящие в небе, как боевые вертолеты над горящей деревней, сказали ему больше чем надо. Он представил, как пуля, попав в этот воздушный поток на излете, начнет менять свою траекторию полета и, может быть, даже не долетит до своей цели.
В Вашингтоне ему бросились в глаза деревья. В этом случае русскому придется стрелять между ними. Надо было признать, что в это время года видимость обычно бывает прекрасной. Но Боб подумал, что пуля в момент полета может зацепить маленькую веточку или сучок, потому что стрелять между деревьями – это все равно что стрелять в лабиринте, так как даже самое маленькое препятствие на пути у крупнокалиберной пули, мчащейся в штопоре со скоростью почти три тысячи футов в секунду, может послать ее в самом непредсказуемом направлении. К тому же в Вашингтоне все позиции, пригодные для стрельбы, были очень неопределенные и сомнительные. Здание министерства юстиции располагалось ближе всего, но угол между задней лужайкой Белого дома и этим зданием был настолько острым, что если бы Соларатов все-таки стрелял отсюда, с расстояния 450 ярдов, то ему была бы видна только лишь одна четвертая часть всей поверхности цели. Такой тип выстрела необычайно труден, хотя Боб несколько раз в своей жизни делал нечто подобное. На расстоянии мили от Белого дома находилось здание министерства сельского хозяйства, отсюда для снайпера открывался более ясный обзор. Тут цель уже была видна сбоку, а не сверху, она представляла из себя более широкий объект, который не станет дергаться из стороны в сторону, как было бы при стрельбе сверху, а четко зафиксируется в прицеле неподвижным пятнышком. И еще… этот выстрел с крыши правительственного здания, видимо, был бы самым длинным и сложным по сравнению со всеми другими, по крайней мере, с технической точки зрения.
Новый Орлеан был южным городом, поэтому Боб его очень любил. Воздух здесь благоухал самыми нежными ароматами, и ветры всегда были мягкими и спокойными. Из всех южных городов Боб предпочитал именно этот. Только один квартал не вписывался в общую структуру города – район Бурбон-стрит, где снимались все известные фильмы. В целом же город был немного сонливым и каким-то бесформенным, и чернокожее население еще вело себя здесь с той элегантной вежливостью и огромным достоинством, которые возможны были только на настоящем Юге.
Но в Новом Орлеане существовала проблема с воздухом, в котором были сильные соляные испарения богатой солями воды и едкий, плотный мускусный запах гниения, порождаемый бесчисленными болотами. Климат тут был практически такой же, как и в джунглях, и, хотя в такой атмосфере все-таки можно было выстрелить точно – в конце концов, Боб ведь делал такие выстрелы, – в данной ситуации создавался дополнительный риск – возможность небольшого отклонения пули, которое тоже пришлось бы учитывать во время подготовки к выстрелу. Это уже становилось интересным. Если они собираются стрелять с расстояния мили из винтовки 50-го калибра здесь, в Новом Орлеане, то тогда им надо построить себе здесь же стрельбище для тренировки, потому что каждое болото имеет свою экосистему, свой особенный, неповторимый микроклимат, зависящий от плотности соленой воды, плотности испарений и преобладающих ветров. К выстрелу в Новом Орлеане невозможно подготовиться ни в Ираке, ни даже в России – там просто невозможно правильно учесть все мельчайшие особенности реальной обстановки. Чтобы определить, как плотность воздуха и другие особенности повлияют на траекторию полета пули, надо вычислить закономерность в соотношении погодных условий с временными промежутками.
“Было бы интересно прикинуть…” – подумал Боб.
Через десять дней его путешествие закончилось. Боб прилетел в Арканзас и вернулся в свой трейлер. Все по-прежнему оставалось нетронутым. Майк так же, как и в прошлый раз, бросился ему навстречу, искренне выражая свои чувства. Боб потрепал его за шею, погладил и, к неописуемому восторгу пса, почесал у него за ушами. Обычно Боб редко баловал животное чрезмерным вниманием, но Майк так долго ждал своего хозяина…
Пожалуй, на этот раз он отсутствовал даже дольше, чем когда бы то ни было раньше. В радостном взгляде и теплом быстром дыхании собаки он чувствовал горячую и преданную любовь. Пес упирался в него своими передними лапами и повизгивал от блаженства и удовольствия.
– Ну что, малыш, вернулся твой старый хозяин? – спросил Боб Майка, удивляясь собственной сентиментальности. Да, теперь он чувствовал себя намного лучше. Побывав в том мире, проверив себя на прочность, он сумел вернуться сюда целым и невредимым. Работа была очень интересной и доставляла ему удовольствие. Он хотел заниматься ею и дальше.
Боб подошел к холодильнику, достал из морозильной камеры замороженных в брикеты цыплят и бросил их на плиту. Затем он быстро принял душ и надел чистые джинсы и рубашку. Теперь надо было прогуляться с Майком мили три – четыре. К тому времени, когда они вернулись, цыплята были уже готовы. Боб любил, когда они подрумянятся. Он ел быстро, но спокойно, запивая еду холодным чаем из огромной кружки. В чай он обычно добавлял чуть-чуть пива, и эта холодная смесь доставляла ему огромное удовольствие, когда он запивал ею горячую пищу.
Он чувствовал себя уставшим. Пройдя в другой конец комнаты, он взял пишущую машинку, которая была в их семье с тех пор, когда его дед еще в двадцатых годах имел должность шерифа графства Полк, и стал медленно и аккуратно печатать.
Боб всегда удивлял посторонних своей грамотностью. Они все считали, что, когда дело дойдет до букв, бывший сержант морской пехоты окажется самым настоящим болваном, что, скорее всего, он не знает, чем отличается прописная буква от строчной, что такое абзац, какая разница между точкой и двоеточием или – самый сложный вопрос – для чего нужна запятая. Но он все это знал. Более того, врожденная способность выражать свои мысли четко и ясно доставляла ему немало удовольствия. Именно этим он теперь и занимался. Это был доклад на двадцати двух страницах, в котором Боб излагал свои выводы, сделанные в результате посещения четырех городов, и давал собственную аргументацию возможных выборов позиций для стрельбы. В конце он кратко обосновывал свое мнение и убедительно доказывал, почему Т.Соларатов выберет именно одно из этих мест. Он знал, откуда будет сделан выстрел, потому что сам сделал бы его именно оттуда. Теперь его это не волновало, потому что он видел, насколько это легко было осуществить. Боб знал, что, несмотря на все достижения в технике, которые произошли в мире после 1963 года, несмотря на то, что человечество вступило в эру всеобщей паранойи и начало отчаянно бороться за всемирную безопасность, все равно невозможно остановить человека с винтовкой, который любит и умеет ею пользоваться.
