Брайсленд покачал головой:
— Я не могу этого сделать. Он уснул впервые за трое суток. И один бог знает, что ему предстоит завтра утром.
— Понимаю. Тем не менее, я должен его увидеть. — Фарнхолм помолчал, выжидая, пока перестанет строчить расположенный вблизи тяжелый пулемет, и очень серьезно продолжил: — Капитан Брайсленд, вы даже не можете предположить, как жизненно необходима моя встреча с вашим полковником. Сингапур просто ничто, во всяком случае в сравнении с моим делом. — Он сунул руку под рубашку и вынул оттуда черный автоматический кольт калибра 0,455. — Если мне придется искать его самому, то я использую вот это. И я найду его. Но не думаю, что эта штука мне потребуется. Сообщите своему полковнику, что бригадный генерал Фарнхолм находится здесь. Он придет.
Брайсленд, колеблясь, посмотрел на него долгим взглядом, кивнул и молча повернулся. Через три минуты он вернулся и встал у двери боком, чтобы дать возможность пройти идущему следом человеку. Тот вошел в комнату.
Фарнхолм полагал, что полковнику должно быть лет сорок пять — пятьдесят. А выглядел он семидесятилетним и шел пошатываясь, как долго поживший и очень уставший человек. Глаза его сонно слипались, но все же он выдавил улыбку, когда шел через комнату, протянув руку для вежливого рукопожатия.
— Добрый вечер, сэр. Откуда вы могли появиться?
— Добрый вечер, полковник. — Поднявшийся на ноги Фарнхолм проигнорировал вопрос. — Значит, вы меня знаете?
— Я знаю о вас. Услышал о вас впервые примерно три ночи назад, сэр.
— Хорошо, хорошо, — удовлетворенно кивнул Фарнхолм. — Это сохранит массу времени. А для объяснений времени у меня нет. Перехожу прямо к делу. — Он полуобернулся, когда разорвавшийся поблизости снаряд встряхнул комнату, а взрывная волна едва не загасила свечи. Потом вновь взглянул на полковника. — Мне нужен самолет, чтобы вылететь из Сингапура, полковник. Мне неинтересно, какой будет самолет, меня не интересует, кого вам придется из него вытряхнуть, чтобы я смог попасть на борт. Мне даже неинтересно, куда он полетит — в Бирму, в Индию, на Цейлон или в Австралию. Мне это безразлично. Мне необходимо место в самолете. И немедленно.
— Вам необходимо место в самолете из Сингапура, — тупо повторил полковник деревянным голосом и без всякого выражения на лице, потом вдруг устало улыбнулся, словно улыбка стоила ему больших усилий. — Хотели бы мы все получить такое место, бригадный генерал.
— Вы не понимаете... — Медленным движением, подчеркнувшим его бесконечное терпение, Фарнхолм положил свою трубку на пепельницу. — Я знаю, что сейчас сотни раненых и больных, женщин и детей...
— Последний самолет уже улетел, — резко оборвал его полковник и провел рукой по усталым глазам. — День или два тому назад, точно не помню.
— Одиннадцатого февраля, — подсказал Брайсленд. — «Харрикейны», сэр. Они улетели в Палембанг.
— Верно, — вспомнил полковник, — «харрикейны». Улетели весьма поспешно.
— Последний самолет. — В голосе Фарнхолма не было никаких эмоций. — Последний самолет. Но... я знаю, есть и другие. Истребители «брюстеры», «вайлдебисты»...
— Все или улетели, или уничтожены. — Теперь полковник наблюдал за Фарнхолмом с некоторым любопытством в глазах. — Но если бы даже они не улетели, это не имело бы никакого значения. Селетар, Сембаванг, Тенга — японцы уже захватили все эти аэродромы. Я не знаю о судьбе аэропорта Каланг, но уверен, что все это бесполезно.
— Да-да, я понимаю. — Фарнхолм перевел взгляд на лежащий у его ног кожаный саквояж и вновь поднял глаза. — А... летающие лодки, полковник? «Каталины»?
Полковник отрицательно покачал головой, давая таким образом окончательный ответ. Фарнхолм долго, не мигая, смотрел на него. Понимающе кивнул, словно принимая сложившуюся обстановку, и взглянул на часы.
— Могу ли я поговорить с вами наедине?
— Конечно, — не колеблясь ответил полковник. Он подождал, пока дверь за Брайслендом и сержантом закроется, и еле заметно улыбнулся Фарнхолму. — Боюсь, что последний самолет все же улетел, сэр.
— Я в этом и не сомневался. — Фарнхолм начал расстегивать рубашку. Немного помолчав, он поднял глаза: — Вы знаете, кто я такой, полковник? Я имею в виду не только имя.
— Знаю уже целых три дня. Полная секретность и тому подобное. Предполагали, что вы можете оказаться в этом районе. — Впервые полковник посмотрел на своего гостя с откровенным любопытством. — Шеф службы контрразведки Юго-Восточной Азии последние семнадцать лет, разговаривает на большем количестве азиатских языков, чем кто-либо другой...
— Не нужно комплиментов. — Расстегнув рубашку, Фарнхолм снял с талии широкий плоский пояс, покрытый резиной. — Полковник, а разве вы сами не говорите на каких-либо восточных языках?
— Есть такой грех. Вот поэтому-то я и нахожусь здесь. Я знаю японский. — Едва заметная улыбка тронула губы полковника. — Думаю, что в концлагере это будет весьма кстати.
— Японский? Это может помочь. — Фарнхолм расстегнул два кармашка на поясе и выложил на стол перед собой их содержимое. — Посмотрите. Можете сказать, что это такое, полковник?
Полковник пристально взглянул на него, бросил взгляд на лежащие на столе фотостаты и фотопленки, кивнул, вышел из комнаты и возвратился с очками, увеличительным стеклом и фонарем. Три минуты он молча сидел за столом, не поднимая головы. Снаружи иногда доносились звуки разрывов, отдаленный стрекот пулеметных очередей и зловещий свист летящих рикошетом сквозь наполненную дымом ночь осколков. Но внутри комнаты было совершенно тихо. Полковник сидел неподвижно, точно каменное изваяние, и только глаза на его лице жили. Фарнхолм вытянулся в кресле с трубкой во рту, внешне совершенно невозмутимый.
Время от времени полковник поднимал голову и глядел через стол на Фарнхолма. Когда он заговорил, то его голос и руки, держащие фотостаты, слегка дрожали.
— Нет необходимости знать японский, чтобы понять, что это. Боже мой, сэр, где вы это достали?
— На Борнео. Два наших лучших агента и два голландца погибли, чтобы все это добыть. Но это теперь неважно и не имеет отношения к происходящему. — Фарнхолм попыхивал трубкой. — Сейчас имеет значение только то, что я это имею, а японцы об этом не знают.
Полковник, казалось, не слышал его. Он смотрел на бумаги в своих руках и медленно покачивал головой. Наконец он положил бумаги на стол, снял и сложил очки, зажег сигарету. Руки его все еще подрагивали.
— Фантастика... — пробормотал он. — Совершенно невероятно. Ведь подобные вещи существуют всего в нескольких экземплярах! План вторжения в Северную Австралию!
— Проработанный во всех деталях, — произнес Фарнхолм. — Порты и аэродромы высадки, сроки с точностью до минуты, задействованные войска вплоть до последнего батальона пехоты.
— Да. — Полковник смотрел на фотостаты, нахмурив брови. — Но здесь имеется что-то, что...
— Я знаю, знаю, — с горечью перебил его Фарнхолм. — У нас нет ключа. Это было неизбежно. Даты, главные и второстепенные цели зашифрованы. Они не могли рисковать и давать это открытым текстом, а японские коды невозможно раскрыть. Это под силу разве только одному маленькому старому человеку в Лондоне, который выглядит так, будто не способен написать и собственного имени. — Он помолчал и выпустил еще несколько клубов дыма. — Тем не менее, это все-таки кое-что, правда, полковник?
— Но... но как вам удалось добыть...
— Как я уже говорил, это совершенно неважно. — Сквозь напускное ленивое безразличие в звуке голоса почувствовалась сталь. Фарнхолм покачал головой и добродушно рассмеялся: — Извините, полковник. Кажется, я начинаю нервничать. Но уверяю вас, здесь нет никакого «удалось». Последние пять лет я работал только над одной проблемой — чтобы эти документы попали мне в руки в нужное время и в нужном месте. Японцы не бескорыстны. Мне удалось добыть это в нужное время, но не в самом подходящем месте. Вот почему я оказался здесь.
Полковник даже не вникал в его слова. Он смотрел на бумаги, медленно крутя головой из стороны в сторону, а когда наконец поднял глаза, лицо его было осунувшимся, расстроенным и очень старым.
— Эти документы... эти материалы бесценны, сэр. — Он взял фотостаты в руки и невидящим взглядом уставился на Фарнхолма. — Видит бог, все наши предыдущие удачи — ничто в сравнении с этими документами. В них воплощено различие между жизнью и смертью, между победой и поражением. Это... это... Боже мой, сэр, подумать только, что это значит для Австралии! Наши должны это получить. Они должны это получить!
— Вот именно, — произнес Фарнхолм. — Они должны это получить.
Полковник молча смотрел на него, усталые глаза медленно расширялись в ошеломленном осознании. Затем он откинулся на спинку стула и опустил голову на грудь. Сигаретный дым струйкой поднимался к глазам, но он этого не замечал.
