Подошел Хаким. Его руки заметно тряслись, взгляд бегал.
– А ты чего? – Антон сплюнул на землю. – Совсем глухой?
– Мы думали, боевик охрана оставил, – испуганно забормотал новоявленный блюститель порядка.
Антон посмотрел на Джина:
– Проверь их хорошенько. Я к дороге.
Его охватила злость. В который раз едва не пострадали, по сути, от своих. Такое случалось с завидным постоянством. Группа не раз подвергалась артобстрелу, ударам с воздуха. Нарывалась на свою разведку и пехоту. Были инциденты и с чеченской милицией. Как правило, подобные накладки отнимали гораздо больше сил и нервов, чем боестолкновение с реальными боевиками.
Мысленно ведя счет времени, Вероника Варламова вскрикивала под весом здоровенного бюргера, который, противно сопя, вколачивал ее хрупкое тело в огромную и жесткую кровать. Возгласы девушки скорее больше заводили обладателя заплывшего жиром лица, чем вызывали сострадание. Наверняка от этого у него лишь рос уровень собственной самооценки. Сам себе он казался лучшим на земле любовником. Ему невдомек, что он причиняет страшные мучения. А между тем ей было нестерпимо больно. Не только физически. Душа давно мечтала вырваться из терзаемой плоти.
Немец очень старался и считал, что она стонет от наслаждения. Свиноподобному существу и в голову не могло прийти, что женщина не может испытывать удовольствие с девятым по счету мужчиной за сутки. Тем более когда у нее нет другого выхода, как ложиться с ними в постель, и ни один из них даже близко не стоит с ее идеалом. Хотя какой может быть теперь идеал? Она одинаково ненавидит всех людей противоположного пола.
Они приходят сюда, чтобы расстаться с лишними деньгами и выпустить пар. Не спрашивая желания, терзают словно вещь. Все как один ущербные, мстят за свои неудачи, срывают зло и обиды на слабой половине человечества. Немудрено, ни с одним из клиентов Верки нормальная женщина не согласилась бы провести ночь. Она это делает, причем почти бесплатно. Хотя можно считать, что количество этих мерзких существ, выкроивших время между работой и домом, в какой-то мере уменьшает ее долг заведению за прожженную скатерть на кухне и разбитую напольную вазу. Стоимость ущерба была многократно завышена и не входила ни в какое сравнение с реальной ценностью тряпки и керамического горшка. Причем последний был перевернут клиентом, который, едва держась на ногах от выпитого, пытался стянуть с себя штаны сразу на входе в комнату. Еще удивительно, как в счет не попала потраченная на лоб этого недоумка зеленка. Она знала, за этим долгом последует еще. Тоже абсурдный. И так до конца. Вечность. Маленький ад на земле.
Бюргер продолжал яростно работать торсом.
Вероника отворачивала лицо, задерживала дыхание, хватала клиента за плечо зубами, ощущая мерзкий, кисловатый вкус обрюзгшей кожи, стараясь вдохнуть как можно меньше воздуха, который разбавлялся зловонием из его рта.
Он пытался поймать мочку ее уха своими слюнявыми губами. Иногда ему это удавалось. Тогда его щетина начинала неприятно щекотать кожу. Казалось, будто электрический разряд пробегает внутри, а к горлу подступал тошнотворный комок.
«Наверняка обожрался виагры, или что там у них?» – со злостью подумала она и на мгновенье открыла глаза. Немец, тупо уставившись ей в переносицу, продолжал свое дело. Как робот. Кожа на щеках стала малиновой, лоб покрылся крупными каплями пота.
Она снова зажмурилась. Да когда же он кончит?
Словно услышав ее мысли, он стиснул плечи. Она громче, чем нужно, простонала. Толстяк несколько раз вздрогнул, напрягся и замер.
– Уф-ф! – выдохнул он, словно превращаясь в спущенный мяч.
Она, затаив дыхание, ждала. Ей стало страшно. Вдруг сейчас он снова начнет, и весь этот кошмар повторится?
Но толстяк насытился. Нет, на большее он не способен, да и этого Верке хватило с лихвой. Свалившись на бок, он перевернулся на спину.
Интересно, кем он работает? А впрочем, какая разница!
Вероника медленно села на кровати. Обессилевшей рукой сорвала со спинки стула, стоявшего рядом, пеньюар, накинула на плечи. Свесила с кровати ноги и, пересилив себя, посмотрела на немца. Бюргер лежал на боку с закрытыми глазами и слегка вздрагивал в такт сердцебиению.
– Сейчас ты, мразь, пойдешь домой к своей костлявой, с нервным лицом фрау, будешь гладить по головкам белокурых детишек, мило и заискивающе улыбаясь, а мне еще пахать и пахать, – едва слышно проговорила она и встала.
– О! Я, я! Натюрлих! – пробормотал он, не открывая глаз.
Пол покачивался, во рту пересохло, в голове шумело, а мышцы ныли от усталости. Шаркая по полу ногами и пошатываясь, словно старуха, она вышла в коридор. Из соседней комнаты доносились ритмичные возгласы Аньки. Молдаванка еще отрабатывала свой кусок хлеба и право поспать несколько часов до полудня. Прозвище прикрепилось к этой смуглолицей, черноглазой девушке не из-за национальной принадлежности. Она была русской. Просто приехала из Кишинева, куда коренных родителей-сибиряков забросило во времена Союза институтское распределение. Теперь дочь доктора филологических наук и младшей научной сотрудницы факультета словесности зарабатывала на жизнь, в отличие от отца и матери, на другой кафедре.
Вероника остановилась перед зеркалом и посмотрела на свое отражение. За два месяца пребывания в притоне она страшно изменилась. Вместо синеглазой брюнетки с роскошными волосами, нежной белоснежной кожей и слегка припухшими губками, которую ласково и с уважением когда-то называли не иначе как Верона, на нее смотрела растрепанная кукла с отсутствующим взглядом. Лицо осунулось. Не помогал даже слой макияжа, который заставляла накладывать Сонька. Вытянутым бугорком сквозь него проступал на подбородке шрам – след от профилактической беседы с Парадой. На тонкой шейке две полоски от ногтей психопата, который едва не задушил ее в начале недели.
Глаза защипали слезы, а в горле запершило. Опасаясь разрыдаться, она бросилась в ванную комнату. Скинула на пол пеньюар, отодвинула штору и повернула никелированную рукоять крана. Душевая лейка фыркнула и зашипела струями воды. Она протянула руку и с минуту наблюдала, как они, ударяясь о ладонь, разлетаются на мелкие брызги. Наконец, успокоившись, вытерла слезы и встала под душ.
События, результатом которых стало нынешнее положение Вероны, она сама с грустной иронией назвала путешествием из Петербурга в Берлин. Роман Радищева в этой части и близко не стоял с ее приключениями. Она всерьез думала описать все происшедшее с ней. Если, конечно, удастся когда-то вырваться из этого ада. Все началось банально и просто. Родилась Вера в обычной семье среднего достатка. Мать – врач, отец – таксист. Накопления и связи деда, бывшего партийного работника одного из питерских заводов, помогли пережить сумбурные девяностые, успешно окончить политехнический институт и устроиться на престижную работу. Через год вышла замуж. Родители разменяли свою трехкомнатную квартиру, и молодая семья переехала жить на Литейный. Муж, бывший однокурсник по институту, не спешил заводить детей. По его мнению, нужно было вначале устроиться в жизни. Она соглашалась с ним. Действительно, в одной комнате с ребенком будет тяжело. Прошло несколько лет. Как-то, возвращаясь с работы, Вера случайно встретилась со своей одноклассницей. Шикарная машина и гардероб подруги поразили ее воображение. Как оказалось, причина благополучия женщины была не в удачном замужестве и тем более не в работе. Татьяна попросту выгодно вложила деньги в инвестиционный фонд «Гранит». Уже на следующий день Вера была в офисе этого чуда рыночной экономики. Несмотря на заверения подруги, тщательно изучила красочные проспекты, лицензии, поговорила с посетителями. Лишь после этого передала улыбающейся в окошке кассы девушке все свои и мужа сбережения. Дела пошли в гору. Полученные спустя месяц проценты превзошли все ожидания. Эти деньги она уже без опасения обменяла на бланки с печатями «Гранита», а еще через две недели приехала туда уже с суммой, вырученной от продажи квартиры и взятой в долг под проценты у знакомых. Нельзя сказать, что Вера не сомневалась в опасности затеянной ею игры. Но сомнения развеивались, когда она в очередной раз проходила мимо красивого здания в центре Питера. Разве могут вот так, под носом у государства, работать мошенники? Времена «МММ» и «Властилины» давно прошли. Народ научился разбираться и стал образованней. Но по ночам, мучаясь от рано появившейся бессонницы, все-таки пыталась понять, как в течение года один миллион может принести прибыль в пятьдесят процентов? Чтобы отвлечься от дурных мыслей, она занялась поиском подходящей квартиры. Приближалось время получения дивидендов. Несмотря на успехи фонда, о которых вещали газеты и телевидение, она решила больше не рисковать и забрать вместе с этим всю вложенную сумму.
