– А я успела купить, – сообщила Струге, выходя из приемной председателя, судья Шагалова. – Хоть и не сезон, зато в кредит и с сорокапроцентной скидкой.
– На этих же условиях будут проданы и похищенные шубы, – разочаровал ее самый авторитетный в суде судья.
– А может быть, и на более выгодных… – продолжал бормотать он, спускаясь на второй этаж.
Федеральный судья Центрального районного суда города Тернова Струге Антон Павлович вернулся из канцелярии с несколькими папками под мышкой. Три уголовных дела, поступившие в суд, были выбраны председателем суда как наиболее сложные и отданы для рассмотрения судье Струге. Так уж повелось, что заработанный с годами неприступный авторитет Антона Павловича продолжал играть с ним злую шутку. Из принципа коммунизма – «от каждого по способностям – каждому по потребностям» – в Центральном суде Тернова, как и в остальных судах матушки-России, выполнялась лишь первая часть.
Вернувшись в кабинет и свалив на стол три дела, два из которых состояли из двух томов и лишь одно – из одного, он обратился к своей новой, но, как он имел уже возможность убедиться, смышленой секретарше Алисе:
– Возьми карандаш и подойди ко мне.
Отмахнув от себя свисающие с потолка провода, над которыми колдовал электрик, секретарь быстро подошла к судье.
Распахнув еженедельник, Струге определил свободные дни, когда состоятся первые заседания доставленных в кабинет дел, и велел Алисе провести все необходимые мероприятия – от уведомления всех главных действующих лиц очередного процесса до отправления заявки в следственный изолятор на доставку в процесс подсудимого.
– Я не знаю ни фамилий, ни адресов, ни сути дел, – вздохнул Антон Павлович, покосившись на еженедельник. В нем, как в дембельском календаре, не было ни единого свободного «окна». – Так что подготовь эту писанину сама.
«Черт, а ведь нужно побыстрее изучить дела! Николаев вряд ли отпишет мне банальную кражу из овощехранилища. Все лучшее, понятно, мне», – заключил он с некоторым разочарованием. Все лучшее действительно доставалось ему при любом раскладе. Если даже случится форс-мажор в виде сели, смывающей Центральный суд, если даже Терновка выйдет из своих окаменевших берегов и зальет весь район, все «лучшие» дела все равно будут отписаны Антону Павловичу Струге.
– Антон Павлович, а вас Роза Львовна искала, – сказала Алиса.
– А что нужно начальнику канцелярии от Антона Павловича?
– Она мне не сказала, – по-детски обиженно, сложив губы, ответила секретарь.
Да, она еще слишком молода и не заслужила того, чтобы ей докладывали даже самые банальные вещи. Буквально две недели назад от Антона ушла секретарь, с которой он проработал с первого дня, как получил должность судьи. Алла была тем человеком, которому не нужно было ничего объяснять или рассказывать. Весь секретарский объем работ и даже незначительную часть «хлеба» Струге она отрабатывала честно и беззаветно за подозрительную по нынешним меркам заработную плату – пятьдесят долларов в месяц. Раньше должность секретарей замещали лишь те девчонки, которые учились на юрфаке, видели сны, где они в судейских мантиях, и вырабатывали те самые необходимые пять лет юридического стажа, что необходимы для выдвижения себя в качестве кандидата на должность судьи. Никакая другая причина не могла заставить молодых смышленых девчонок трудиться за полсотни баксов в месяц. Приблизительно такие же деньги получают «пленные» вьетнамцы, загнанные в долги терновскими бандитами и шелушащие рис в подвалах, где их держат на цепях.
Теперь все изменится, и изменится не к лучшему. Когда Алиса окончит свой юрфак, где она числится заочницей, эти пять лет в Центральном суде ей не зачтутся. Закон запретил. Раньше не запрещал, а сейчас запретил. По всей видимости, бывших секретарей, желающих стать слугами Фемиды, в резерве судебного департамента столько, что суды обеспечены кадрами лет на двести вперед.
Так что же здесь делает Алиса? За месяц совместной работы Струге пока сделал лишь один вывод: девчушка учится и набирается не юридического стажа, а опыта работы. Впрочем, это не он догадался, а она сама ему сказала. Значит, Антон Павлович опять видит перед собой молодую женщину, мечтающую стать судьей. Ничего, буквально через полгода станет понятно – не испарилось ли ее желание надеть лет через десять мантию. Струге готов был поклясться, что испарится. Алла вот тоже поначалу коготки точила, но окончила вуз, осталась рядом с Антоном. И если бы не случилось той трагедии, что разлучила авторитетного судью с девушкой, может, до сих пор сидела за соседним со Струге столом. Но Алла ушла. Но ушла не в суд, куда стремилась в самом начале своей секретарской карьеры, а в прокуратуру. Теперь можно было понаблюдать за Алисой.
«И понаблюдаем, – заключил Струге, поднимаясь из-за своего стола. – Жаль, пари не с кем заключить. Поставил бы сто к одному, что уже через год будет искать себе новое место. За полсотни долларов-то осанку портить…»
Ну что ж, если Роза Львовна ищет, значит, нужно сделать так, чтобы нашла. Роза Львовна по кабинетам судей от нечего делать не ходит.
– Алиса, просмотри дела и подготовь бумажки к отправке, – повторил на всякий случай Антон. Секретарь молода и загадочна. Одному богу известно, сколько раз ей нужно повторять одно и то же. Пока Антон решил повторять по два раза. – И положи их к себе в сейф. Я схожу в канцелярию, потом сам определюсь.
«Ничего, – подумал Струге, – с Аллой тоже пришлось повозиться. Лучше в течение двух недель тридцать восемь раз подряд побыть попугаем».
Антон Павлович вошел в «цветник», как он называл канцелярию, ровно в половине десятого. Собственно, «цветником» он называл маленький женский мирок лишь из желания сделать приятное трем работающим там женщинам, чей возраст давно перевалил за сорок. Что касается Розы Львовны, то ее пятидесятилетний юбилей праздновался осенью позапрошлого года. Так что если объемное помещение, пахнущее миллионом перелистанных наслюнявленными пальцами страниц, и можно было назвать «цветником», то цветником слегка повядшим. Сотни уголовных дел, штабелированных в особом, известном лишь сотрудницам этого отдела, порядке, размещались по всему периметру помещения. Тут царил порядок и, естественно, каждая из трех «роз» считала свою должность наиглавнейшей в суде. В чем-то тут смысл присутствовал. Ну какой суд может существовать без канцелярии по уголовным делам? Есть еще канцелярия по делам гражданским, но то царство Струге не интересовало.
– А вот и Антон Павлович! – объявила Роза Львовна. – Легок на помине.
И – эта улыбка, способная соблазнить любого мужчину, если он одногодок Шона Коннери.
– Я не на помине, я во здравии, – попытался отшутиться Антон. – Из достоверных источников мне стало известно, что меня ищет одна из самых привлекательных в суде женщин. Как вы понимаете, дожидаться чуда в бездействии я не счел возможным. Так зачем же понадобился вам, Роза Львовна, такой неблагодарный мужик, как я?
Несмотря на то что формулировка – «одна из самых привлекательных» – однозначно указывала на то, что в своем обаянии Роза Львовна далеко не одинока, она была срублена наповал. В очередной, наверное, уже в двухсотый раз. В адрес Струге полетели комплименты и уверения в том, что он один из самых обаятельных в суде мужчин. Нетрудно было догадаться, что такой комплимент также ровным счетом ничего не стоил.
Когда церемониал расшаркиваний закончился, Антон Павлович узнал причину таких настырных поисков, предпринятых одной из самых занудных дам в Центральном суде. На столе Розы Львовны лежала стопка уголовных дел – высотой с одного из «близнецов» Международного торгового центра, накрененная в сторону, как Пизанская башня.
– Антон Павлович, мы сдаем рассмотренные за квартал дела в архив, – сообщила хозяйка «розария». – Будьте любезны, поставьте автограф на корочках.
– И всего-то? – улыбнулся Струге, скручивая с паркера колпачок. – Шестьдесят семь автографов? Я подарю вам печать со своим факсимиле. К концу следующего квартала.
– И лишите нас возможности видеть вас? – улыбнулась Роза Львовна, с ловкостью штамповщицы подкладывая под судейское перо тяжелые папки. – Нет уж, увольте.
Струге готов был признаться себе, что с души свалился камень. Направляясь в канцелярию, он ожидал услышать известие об отмененных приговорах. Обычно лишь это могло заставить Розу Львовну, чьи габариты не позволяли ей скакать ланью по ступеням суда, сорваться с места и доложить судье, что его ждет неприятность.
Значит, начавшийся день по-прежнему еще никем не испорчен. Это просто удивительно, ибо на совещании и в канцелярии он уже побывал, прошло более часа рабочего времени, а настроение по-домашнему веселое.
На сороковой корочке паркер забастовал. Марка таких перьев не предназначена для резьбы по картону. Пришлось одолжить у Розы Львовны шариковую ручку. Антон стал понимать звезд шоу-бизнеса, которые скрываются от фанов, вооруженных карандашами и бумажками.
