Веселый дом поражал своей чистотой, тишиной и благопристойностью. Несмотря на самое «рабочее время», с точки зрения Клима, который первый раз за всю жизнь был в подобном заведении, коридоры дома были абсолютно безлюдны, ни из-за одной двери не доносились пьяные крики и ни одна работница «постельного труда» в неглиже не бегала по коридору. В доме было тихо, как на дорогом кладбище.
Клим почувствовал разочарование.
Публичный дом, в понятии Клима, должен был быть полон полуголыми красотками, пьяными клиентами, которые прямо в коридорах занимались сексом в извращенном виде. Ничего этого не было.
Цепочкой пройдя по коридору, они оказались возле высокой балюстрады, где Гарик остановился. Вокруг по-прежнему было тихо. Зыркнув по сторонам, Гарик махнул рукой.
Клим не стал задавать вопросы, полностью положившись на старого приятеля.
Спустившись по широкой, застланной ковром лестнице, троица попала в вестибюль, но не стала заходить в него, а свернула направо, где прямо под лестницей обнаружилась дубовая дверь, окованная узорчатыми медными полосами.
«Прямо купеческая дверь!» – про себя прокомментировал Клим.
Дверь, несмотря на свою массивность, бесшумно отворилась, и перед Климом предстал еще один широкий коридор.
Бар и ресторан, о чем свидельствовала светящаяся вывеска, находились на первом этаже здания.
Из двустворчатых дверей доносилась громкая музыка и вкусные запахи, а вот дверь справа привела их в бар.
Пласты дыма плавали в помещении, похожие на слоеный пирог. Гарик, видимо, не в первый раз посещал подобные заведения и сразу взял бразды правления в свои руки.
Спустившись по короткой лестнице, Гарик сразу свернул налево, разгоняя плотный слой дыма.
Столик около широкого окна, выходящего на порт, оказался не занят.
Усевшись сбоку от окна, Клим одновременно мог видеть не только происходящее на улице, но и в баре.
– У тебя разовьется косоглазие! – заметил Гарик, усевшись спиной ко входу.
С точки зрения спецназовца, это было самое неудачное место.
Блондин, потерявшийся по дороге к столу, принес шесть кружек пива и тарелку соленых орешков, стоявшую сверху кружек.
Усевшись напротив Клима, блондин придвинул к себе кружку, отхлебнул пива и уставился в окно, делая вид, что он здесь человек посторонний.
– Парень по-русски не понимает ни бельмеса, так что при нем можно говорить спокойно, – сказал Гарик, пытливо посмотрев на Клима.
– Будем предаваться юношеским воспоминаниям или сразу перейдем к делу? – спросил Клим, взглянув на часы, висевшие над барной стойкой.
– Пять минут у нас на воспоминания есть, а потом надо решать, что делать дальше, – заметил Гарик, рассматривая Клима.
– Давай оставим воспоминания на потом, а сейчас лучше решим, что будет делать каждый из нас, – спокойно отозвался Клим, отпивая глоток холодного пива.
– У меня при минировании танкера сегодня погибли три человека. Мину мы поставили, но потом наткнулись на тюленей, которые атаковали нас, – сообщил Гарик, тоже отхлебнув пива.
– У меня аналогичная история, только я потерял шесть человек, – медленно сказал Клим, чувствуя, что усталость наваливается на него. Все-таки восемь часов под водой – не самая приятная прогулка и очень серьезная нагрузка на любой организм.
– Шесть тюленей на скутере не провезешь. Значит, была подводная лодка, которая ждала тебя в точке рандеву, – задумчиво сказал Гарик, отхлебнув еще пива.
Клим не стал ни подтверждать, ни опровергать слова своего старшего товарища, а, хлебнув пива, взял с тарелки горсть соленых орешков и стал их грызть, делая вид, что занят очень важным делом.
– Мне понятно твое молчание, но давай я немного расскажу о себе. В восемьдесят пятом году я переехал в Израиль. Год примерно учил язык, а потом встретил Виталика Беленького. Ты, наверное, его не помнишь? Высокий, смуглый, как негр, парень, все время фальстарты делал, – начал рассказывать Гарик.
– Почему не помню? Прекрасно помню. В конце семидесятых на первенстве СССР я выиграл у него десять секунд на тысяче метров. Виталик от обиды чуть не плакал, – быстро ответил Клим, посмотрев по сторонам.
– Мы с ним тогда к девчонкам нырнули и всю ночь с ними прокувыркались, а ты совсем пацан был! – махнул рукой Гарик.
В порту взметнулся белый шар, разом осветив всю бухту, и только через четыре секунды донесся глухой взрыв.
«Скорость звука в воздухе 344 метра в секунду. Значит, до рейда отсюда примерно тысяча триста метров. Почти миля», – промелькнула мысль в голове у Клима.
– Как название танкера, который сейчас взорвался? – спросил Клим, слушая истошные вопли сирен, гудки пожарных машин и басовитый гудок танкера, на баке которого полыхнуло пламя.
– Это сирийский танкер «Зульфия», который вез оружие и пластиковую взрывчатку палестинцам, – быстро ответил Гарик, внимательно посмотрев на Клима.
«И десять установок «Град» со снарядами, начиненными химическим оружием. Один залп по небольшому городу, и можно трупы считать на десятки тысяч», – про себя дополнил Клим, прикидывая время второго взрыва.
– Мину вы поставили на баке. Сейчас транспорт своим ходом доползет до пирса, а там его начнут тушить пеной, – медленно сказал Клим, слыша за спиной топот ног.
– Местные пожарные не такие идиоты, чтобы вести огромный танкер к пирсу. Если рванут танкеры, в которых не меньше полумиллиона тонн легкой нефти, то город может смести с лица земли, – попытался возразить Гарик.
– Но тушить танкер удобнее с берега, чем тащить в море пожарные суда, тем более что местный пожарный флот весьма невелик, – привел новый довод Клим, понимая, что вся эта беготня в публичный дом, ночная езда на мопеде, а самое главное, выдача документа с еврейским именем имеют глубокий смысл, который пока он не понимал.
В альтруизм сотрудников специальных служб Клим давно не верил, и даже сидящий напротив старый приятель не позволял ни на секунду расслабиться.
Осветительная ракета, разбрасывая искры во все стороны, взлетела высоко в воздух, залив все пространство бухты мертвенно-белым светом.
Клим увидел, как около борта судна суетятся четыре портовых буксира.
«Оперативно работают аборигены!» – отметил про себя Клим.
– Похоже, что ты был прав, – заметил Гарик, пристально всматриваясь в окно.
Буксиры завели концы и начали потихоньку разворачивать танкер.
Прошло минут сорок, прежде чем удалось развернуть танкер носом к причалу.
– А ты говорил – машины у танкера работают! – укоризненно сказал Гарик.
Дверь бара с треском распахнулась, и громовой голос объявил:
– Всем оставаться на своих местах! Проверка документов!
Сдвоенный патруль, состоящий из двух солдат и двух полицейских, ворвался в бар.
Солдаты были совсем зеленые. Мало того что форма сидела на них как на корове седло, автоматы вояки держали, выставив их далеко вперед.
Молоденький кучерявый солдат в пузырящихся на коленях пятнистых брюках настороженно глядел на посетителей из-под надвинутой на самые брови зеленой каски. Он сделал шаг вперед.
«Нажмет этот идиот сейчас на спусковой крючок и считай, приехали!» – успел подумать Клим, как грохнул второй взрыв.
От неожиданности солдат нажал на спусковой крючок.
«Гарик – мужик тренированный, а вот блондин, похоже, нет!» – промелькнула у Клима мысль.
Рванув блондина за руку, он сдернул его со стула, а сам рыбкой нырнул в угол.
– У нас прекрасное алиби! – обрадованно сказал Гарик, незаметно передавая Климу еще одну пластиковую карточку.
– Почему ты так решил? – спросил Клим, не открывая глаз.
Откинувшись на боковую стенку полицейского фургона, Клим, закрыв глаза, занимался аутотренингом, понимая, что предстоят утомительные полицейские допросы.
Взрыв в порту, вернее, два взрыва и пожар на танкере заставят полицию и контрразведку работать не покладая рук.
Если один взрыв можно еще списать на случайность, то второй никак не спишешь.
«Хотя почему нельзя? В нашем мире все можно! Взорвался один топливный бак из-за статического электричества, а за ним второй – все путем!» – вмешался, как всегда, некстати внутренний голос, вызывая Клима на дискуссию.
Сил полемизировать со своим внутренним голосом у Клима не было, и поэтому, заглушив его, он продолжил размышлять по поводу дальнейшего поведения в сложившейся ситуации:
«Можно, конечно, встать в гордую позу партизана на допросе в гестапо, но неизвестно, как на такое поведение отреагируют местные полицейские. По идее они должны испытывать нежный трепет по отношению к белому человеку. Но, исходя из тех же соображений, только расставив акценты по-другому, аборигены могут испытывать ненависть к белым колонизаторам, много лет беззастенчиво грабящим несчастных черных людей».
Размышления Клима прервал Гарик, задавший вопрос на русском языке. Третий участник их «мирного» общества пока не сказал ни слова. Парень мирно спал, привалившись спиной к стенке полицейского фургона.
