– Вообще-то таких, представьте себе, не так уж и мало… – Алина отставила кофе и достала сигарету. Закурив, она откинулась в кресле и некоторое время о чем-то думала.
– Разумеется, в открытую назваться его врагом никто не рискнул бы, но реально такие были и есть, – наконец снова заговорила она. – Вы слышали о Пластилине? Это глава конкурирующего холдинга из соседнего региона. Он давно прорывался на здешний рынок, но отец быстро отбил у него аппетит. И вот с тех пор Пластилин… Кстати, все, кому с ним доводилось сталкиваться, сознательно ставят в его фамилии ударение на последнюю «и», чтобы подчеркнуть неприязнь к этому малоприятному типу. Так вот, с тех пор он люто ненавидел отца и готов был на любые действия, лишь бы отомстить.
– Скажите, Алина, а кем был отец для вас? Просто отцом или главным наставником, образцом человека, который смог найти свое место в жизни?
– Разумеется, и наставником, и образцом… – чему-то чуть заметно улыбнувшись, согласилась та.
* * *
…Лет семнадцать назад в окрестностях Залесска частенько можно было видеть новенькую зеленую «Ниву», за рулем которой лихо восседала худенькая девочка. Уверенно крутя баранку, юная амазонка ухарски выписывала виражи под одобрительные комментарии своего отца. Тот сидел рядом и лишь иногда помогал вырулить в тех местах, где силенок девочке явно не хватало. Они ездили по дорогам и бездорожью, полевым проселкам и топким низинам, через лесные чащобы и по косогорам.
Но гонка, в том числе и по пересеченной местности, в тех поездках была не главной целью. «Гоночный экстрим» являлся своего рода «разогревом». Накатавшись до ряби в глазах, папа с дочкой останавливались где-нибудь в безлюдном месте. Отец с таинственным видом доставал откуда-то из-под сиденья многозарядный спортивный пистолет, и Алина под его руководством начинала стрелять по развешанным на деревьях листам бумаги с нарисованными на них черными кружочками. Сначала это у нее получалось очень плохо. Пистолет, хоть и был малокалиберным, в ее руке дергался и подпрыгивал, из-за чего пули улетали невесть куда. Отец смеялся и говорил, что они «пошли за молоком».
Но со временем Алина научилась твердо и уверенно держать оружие своими тоненькими пальчиками и посылать пули точно в цель. Ей безумно нравилось это занятие. Да и кому не понравится стрелять из настоящего пистолета настоящими пулями? Когда ее пальчик легким, едва приметным движением нажимал на спусковой крючок, пистолет послушно, беспрекословно исполнял ее волю, издавая громкий резкий хлопок. В такие моменты Алину переполняло ощущение собственного могущества.
Но однажды они остановились не там, где обычно, а невдалеке от железной дороги. В низине, поросшей бурьяном и кустарником, усилиями каких-то нерях образовалась стихийная свалка, привлекающая к себе бродячих собак и кошек. Выйдя из машины, отец подозвал к себе Алину и, дав ей пистолет, указал на лохматую дворнягу неопределенной масти, которая рылась в куче мусора шагах в тридцати от них.
– Аля, сегодня ты выстрелишь вон в ту мишень, – сказал он и ткнул стволом пистолета в сторону собаки.
Алина была ошеломлена. Она недоуменно посмотрела на отца широко раскрытыми глазами.
– Папа, ты, наверное, шутишь? – с надеждой в голосе спросила она. – Она же живая…
– А по-твоему, охотники стреляют по картинкам и манекенам? – насмешливо спросил отец. – Они стреляют по живым зверям и птицам. Вон и лосей стреляют, и медведей… Что в сравнении с ними эта облезлая шавка?
– Давай лучше сегодня последний раз я постреляю по мишеням, а завтра в собаку? – решила схитрить девочка.
Но ее наивную хитрость он проигнорировал и, дав в руку пистолет, жестко приказал:
– Целься и стреляй! Ну!
– Я не могу… – дрожащими губами прошептала Алина.
– Если ты сейчас не выстрелишь и не убьешь, то я тебя оставлю здесь. Поняла?
По его тону девочка поняла – отец не шутит. Таким, жестким и безжалостным, Алина видела его впервые. Одна лишь мысль о том, что она рискует остаться совершенно одна где-то далеко от дома, в глухом месте, привела ее в ужас. С замиранием сердца Алина подняла пистолет и навела мушку на ничего не подозревающую собачонку, деловито роющуюся в мусоре.
– Куда стрелять? – шепотом спросила она. – В какое место?
– Сразу за лопаткой, немного выше грудины. Там сердце, чтобы не мучилась, – уже одобрительно пояснил отец.
Едва сдерживая себя, чтобы не разрыдаться, Алина тщательно прицелилась и непослушным пальчиком нажала на крючок. Эхо трескучего выстрела раскатилось по лощине, вспугнув с деревьев переполошенных ворон. Дико взвизгнув, собака упала на землю и забилась в конвульсиях, оглашая свалку жалобным, молящим скулежом и воем. Алину охватила сильнейшая нервная дрожь, по телу пробежал холод. Она никогда не думала, что так страшно и неприятно первый раз убивать живое существо, мягкое и теплое, не причинившее тебе никакого зла.
– Тьфу ты!.. – недовольно плюнул отец. – Грязно сработала. Иди, добивай. Теперь стреляй в голову.
Ощущая головокружение, Алина приблизилась к собаке и, съежившись от ее визга, в котором звучал безграничный ужас и предсмертная тоска, вновь прицелилась и выстрелила в голову животного. В последний раз дернувшись, дворняга вытянулась и затихла. Из ее оскаленного рта потянулась струйка крови, а глаза остекленели и замерли, глядя в никуда.
– Ну вот, видишь, ничего страшного не произошло, – подойдя к Алине, уже добродушно рассмеялся отец. – Всего-то одной бродячей собакой стало меньше. Велика утрата! Между прочим, ты ей в какой-то мере даже помогла. Да, да! Ну что у нее за жизнь? Мука смертная. А тут – бах, и никаких мучений.
– А может, ее кто-нибудь себе бы взял… – с упреком в голосе парировала Алина.
– Дочка, да кому она нужна? Разве что бомжам на ужин, – взяв ее за руку и направляясь к машине, снова рассмеялся отец. – Кстати, в Корее, Китае их едят не только бомжи. Я туда когда-то ездил, насмотрелся. Они, прежде чем зарезать собаку, сначала долго бьют ее палкой, чтобы мясо пропиталось кровью. По-ихнему, так вкуснее. Но ты представляешь, что успевает пережить бедная собака до того момента, когда ее наконец-то прикончат? А-а-а!.. То-то же. Кстати, маме о сегодняшней охоте лучше не рассказывать. Договорились?
…И с той поры Алина стреляла только по живым «мишеням». Распугав живность на одной свалке, они с отцом находили другую. Теперь она уже не дрожала и не испытывала даже тени жалости. Отныне она сама шла по свалке, выбирая себе цель. А вернувшись, с гордостью докладывала:
– Добыла трех кошек, двух собак и двух ворон.
– Молодец, дочка! – одобрительно кивал отец. – Я очень хочу, чтобы ты выросла смелой, твердой и решительной. Не какой-нибудь слюнявой размазней, а человеком, уверенно идущим по жизни, всегда и везде умеющим добиваться своего…
И Алина твердо знала – отец во всем прав. Раз уж он сказал, что она должна вырасти твердой как кремень, значит, такой она и станет.
Но однажды произошло нечто и вовсе из ряда вон выходящее. Приехав «поохотиться» на ту свалку у железной дороги, где была убита самая первая собака, Алина, что теперь уже стало вполне обыденным, пошла среди холмов мусора выискивать себе очередную жертву. У одной из крайних куч, за которыми начинались кусты, крутилась небольшая собака с черной, курчавой шерстью. Скорее всего, это был одичавший кокер-спаниель. Дождавшись, когда собака поднимется на склон мусорной кучи, Алина подняла пистолет и прицелилась. Словно почуяв беду, в самый последний миг спаниель, испуганно тявкнув, успел метнуться в кусты. И, нажав на спуск, Алина поняла, что промахнулась.
Но внезапно из-за зеленой стены кустарника до нее донесся чей-то негромкий вскрик. Голос был человеческим. И снова, как тогда, в самый первый раз, она съежилась и похолодела. С трудом сдерживая стук зубов, она опрометью кинулась к отцу. Выслушав ее, он встревоженно хмыкнул и поспешил туда, откуда послышался голос. Алина побежала за ним. Раздвинув кусты, они увидели на дорожке, ведущей к железнодорожной насыпи, какого-то старика, лежащего ничком.
Рядом валялась плетеная корзина, из которой вывалились, судя по всему, только что сделанные покупки в продуктовом магазине. Перевернув старика на спину и что-то пощупав на шее, отец досадливо крякнул и тихо пробормотал:
– И какая нелегкая вынесла тебя сюда, старый хрыч?! Что же теперь делать-то?
Алина смотрела на старика, и ее колотило от каких-то страшных ожиданий. Ей казалось, что вот-вот откуда-то выбегут милиционеры с наручниками и их с отцом повезут в тюрьму. Она едва не расплакалась, лишь представив себе, что будет с мамой, когда та узнает, где ее дочь. Но отец быстро принял нужное решение. Он оттащил старика на свалку и завалил его в куче мусора. После этого, сделав веник из сломанных веток, замел следы на тропинке.
Почти всю дорогу домой они молчали. Лишь уже перед самым домом отец спросил:
