— А чего же не бояться? — пожал плечами Зубач. — Конечно, боюсь, я же не мозгами отмороженный. И ты боишься, и вон — Антоха боится… — Он подвинулся, поддержал спрыгнувшего Снегиря. — Только идиот не боится… Да ты не очкуй, мы своих не предаем, до конца пойдем, пока всю эту нечисть из Тавриды не изгоним…
— Шо говорить-то, если «спалят»? — поинтересовался возбужденный Снегирь.
— А шо хочешь, — злобно хохотнул Шестов. — На японскую разведку работаем. Или на дьявола. Да все понятно, они же не тупые. Я не понял, хлопцы, — насторожился он, — вы что, уже за решетку собрались? Лично я туда не собираюсь, у меня граната есть, я лучше подорву себя, лишь бы этим тварям не достаться, да парочку с собой захвачу…
Сообщники с опаской покосились на старшего и как-то ненароком отодвинулись. Море под ногами продолжало бурлить. Шестов извлек из глубин штормовки спутниковый телефон со складной антенной. Абонент подключился быстро — вызов ожидали.
— Густав, Густав, это Алекс… — забубнил Шестов.
— Докладывай, Алекс, — произнес спокойный голос. — Задание выполнили?
— Все отлично, — не без гордости сообщил Шестов. — Груз укрыт на объекте «Гоблин»… М-м… вы понимаете, о чем речь?
— Да, понимаю, — отозвался собеседник. — У нас имеются фотоснимки этого места. Уточните — это прибрежная полоса недалеко от поселка Новый Свет, примерно в трехстах метрах от объекта «Береговое»…
— Так точно, Густав, — по-военному отрапортовал Шестов. — В трех метрах от моря. Груз укрыт надежно, посторонних нет.
— Отлично, Алекс, счастливого возвращения на дно. Постарайтесь не «засветиться» на обратном пути, — пожелал собеседник и отключился.
— Кач знает это место? — на всякий случай поинтересовался Снегирь. — А то далековато мы что-то забрались от объекта.
— Знает, — буркнул Шестов. — Эта дыра и есть инициатива Кача. Уходим, хлопцы, тем же путем, проторенной дорожкой. Смотрим в оба.
Без груза идти было намного веселее. Шли спортивным шагом, не обращая внимания на беснующиеся волны. Моря они, что ли, никогда не видели? Все «патриоты» родились и выросли в Крыму, он намертво в их сознании сросся с украинской землей. Говорили по-русски, и что с того? Хоть на суахили! Ни в каких скрижалях не сказано, что истинные патриоты независимой многонациональной Украины, стремящейся в Европу, обязаны гутарить по мове! Русский — универсален, в том числе при выполнении особо ответственных заданий…
Они шли, разгребая воду. Шестов возглавлял процессию. Вдруг он остановился, навострил уши, принял хищную позу. Остальные уперлись в него и тоже встали. Взгляд старшего перемещался со скалы на скалу. Темнота, не видно ни черта. Что ему почудилось, помимо ветра, плеска волн и кряхтенья подельников за спиной? Камень упал? Так это дело рядовое, камни ведь не намертво приклеены. Померещилось, никого тут нет. Да и кто может быть во втором часу ночи, когда обстановка — ну очень неуютная?
— Что-то не так, Виталя? — спросил Зубач, выдыхая застарелый перегар с «добавками» чеснока.
— Не считая тебя, все так, — поморщился Шестов. — Почудилось что-то. Ничего не слышали?
— Да нет… — пожал тот плечами и тоже завертел головой.
— Нет тут никого, пошли, хлопцы, — заныл Снегирь.
— Ха, смотри, как к Оксанке торопится, — не упустил шанс поглумиться Зубач. — Слушай, извини, Антоха, не мое, конечно, дело, но что ты в ней нашел? Душа, что ли, широкая?
— Широка она, моя родная, — гоготнул Шестов. — Видели мы эту душу — ни в один бюстгальтер не влазит. Горячая, поди, но это нормально, лишь бы вовремя отключалась.
— И как у нее природа еще прощения не просит, — подмигнул ему Зубач.
— Не твое дело, Зубач! — начал снова заводиться Снегирь. — На свою жену посмотри — страшна, как смертный грех! Боишься ведь ее, да? Помнишь, как она кочергу о тебя сломала? Весь город об этом судачил. Сила-то у бабы какая — кочергу об мужика сломать. Ты чем ее довел?..
— Ты шо трындишь, молокосос недоделанный? — обозлился Зубач. — Ты шо сплетни по углам собираешь? Не было такого!
— А ну, ша, обрадовались! — прикрикнул Шестов. — Совсем белены объелись? С тобой, Антоха, и пошутить нельзя, сразу на дыбы встаешь. Уходим, хлопцы, у нас еще долгая обратная дорога. К Качу надо зайти, он тут близко, в Новом Свете, обретается. Привез нас сюда — пусть и увозит…
Мужчины продолжали переругиваться, но уже не так громко. Двинулись дальше — к санаторному пляжу. Ночь продолжалась — напоенная воем ветра и рокотом прибоя…
— Отлично, Алекс, счастливого возвращения на дно. Постарайтесь не «засветиться» на обратном пути, — сказал капитан СБУ Марцевич, положил трубку и перевел тумблер на панели управления в положение «выкл». Давно спать пора — два часа ночи. Пару минут тридцатипятилетний обладатель спортивного торса и щетинистого «ежика» на голове сидел неподвижно, потом поднялся и покинул операторскую, заперев ее на ключ. Спустился вниз по винтовой лестнице, вышел в коридор, где работало дежурное освещение. Управление особых операций лишь делало вид, что спало. Здесь всегда за дверьми кипела работа. Ночью делали то, что не успевали днем. «После отоспимся, — любил приговаривать начальник управления генерал-майор Крыленко, — когда Крым назад отобьем, Донбасс взорвем и заасфальтируем, вернем Кубань с Воронежем в состав Украины… Вот тогда дружно ляжем и отоспимся». Фактически генерал-майор Крыленко не курировал ни одного проекта, не работал с агентами, призывал поменьше думать, а больше работать. Он был «дамокловым мечом», висящим над головами подчиненных, а всю реальную работу осуществляли заместители и начальники отделов. Они не спали, на них сыпались все шишки. За неудачи отвечали лично, успехи отдавали начальству.
Марцевич постучал в дверь и машинально покосился на соседнюю, за которой трудились несколько командированных господ из разведки НАТО. Напыщенные, брезгливые, они целыми днями сидели в кабинете в компании переводчицы Олеси (обладающей допуском к информации особой секретности), вызывали к себе руководителей отделов, задавали неудобные вопросы, что-то записывали в электронные блокноты. Коллег из НАТО интересовала информация по Крыму. Уверения украинских чекистов, что блудный сын вот-вот вернется в лоно матери-Украины, вызывали у них дикое раздражение. Все понимали, что Крым никуда не вернется. Не для того Россия мутила весь этот сыр-бор, обустраивала там военные базы, пичкая их всеми видами современного вооружения, не для того ввела свои порядки вплоть до последнего поселкового совета, тянула энергетические ветки, закрутила карусель со строительством моста через Керченский пролив за нереально бешеные деньги… Но сегодня коллег из альянса Марцевич не видел. Не вынесла душа, уехали? Вспомнился анекдот, почерпнутый из Интернета: «Украину европеизировали, европеизировали, да не выевропеизировали…»
Дверь была незаперта. В кабинете начальника 1-го отдела (который в шутку называли Департаментом по созданию чрезвычайных ситуаций) играла тихая музыка. Что-то вечное, то ли Вагнер, то ли Штраус. В отличие от своего начальника капитан Марцевич даже не делал вид, что разбирается в этом. Полковник Веселовский сидел в кресле, откинув голову и закрыв глаза. Он не реагировал на звуки. Со стороны могло показаться, что полковник СБУ Веселовский Олег Макарович умер. Но это только казалось. Такого подарка подчиненным он делать не собирался. Полковнику было слегка за сорок. Высокий, спортивный, с холеным аристократическим лицом. Потомок какого-то ляха из Волыни. Дьявольски умный, лишенный снобизма, тупого солдафонства, способный подстраиваться под любую ситуацию, делать все, как скажет начальство, но в итоге все равно остаться в личном выигрыше. Не было таких неприятностей, чтобы Олег Макарович не выходил из них сухим, — а для этого нужен если не талант, то хотя бы незаурядные личные качества. Профессионалом он тоже был неплохим. Работал на совесть, слыл самым сдержанным человеком в управлении. Ни разу Марцевич не слышал, чтобы полковник прилюдно крыл кого-то матом, восхвалял родное государство, орал «Слава Украине» и тому подобные глупости…
Пианист виртуозно перебирал клавиши. Породистое лицо полковника дрогнуло, он открыл глаза, убавил звук приемника. Другая рука потянулась к бокалу с «Гленморанж» на журнальном столике. Он отпил, поставил бокал обратно.
— Есть новости, Семен? — Голос у полковника был ровный, бесцветный.
— Гефест и Алекс вышли на связь, Олег Макарович, — вкрадчиво доложил Марцевич. — Закладки произведены. Никаких происшествий. Ориентиры есть.
— Это воистину благая весть, — сухо улыбнулся полковник.
Иногда у Марцевича складывалось впечатление, что шеф не очень вызывающе копирует повадки офицеров приснопамятного Третьего рейха. Вся эта бьющая в глаза породистость, псевдоаристократизм, холодная вежливость, приверженность к классической музыке. И сам он иногда ловил себя на том, что копирует повадки шефа. Напрасно это. Где сейчас офицеры того рейха?
