Гневный крик режиссера заставил её вздрогнуть. Мальчики проявляли недостаточную активность, поэтому Веронике Васильевне снова и снова приходилось надевать и снимать лифчик и блузку, имитируя страсть. Режиссёр матерился и показывал, как мальчики, в экстазе, должны хватать её за груди и стаскивать с неё юбку. От одного из мальчиков требовали, в порыве страсти, опрокинуть Веронику Васильевну на стол и овладеть ею, но стол был высок и режиссёр согласился, что для того, чтобы ею овладеть, мальчику необходимо вначале запрыгнуть на него.
— Дурацкий сценарий, — выругался он, а Вероника Васильевна предложила перенести сцену на пол. Сцена на полу удобна для исполнения, но неудобна для оператора.
— Как я буду снимать крупный план? — горячился тот. — Мне надо снимать сам процесс, а это можно сделать только сбоку. А сверху что я могу снять? Дрыгающуюся жопу артиста?
Начали думать, как снять сцену и кому—то пришла в голову идея, перенести действие из школьного класса на сцену школьного актового зала. Идея понравилась, но отсутствовала сцена, и съёмку решили перенести на завтра, чтобы дать плотнику время смастерить помост. Однако оператор сообразил, что у стола можно подпилить ножки и сделать его ниже.
— Общий план класса будет с нормальным столом, а при съёмках крупным планом класс отсечём. На экране будет только пара.
— Блестяще! — с энтузиазмом воскликнул режиссёр, и съемки продолжились.
После короткой паузы, во время которой столяр отпиливал ножки стола, работа пошла быстрее и Вероника Васильевна изображала оргазм так естественно, что Юля подумала, что та действительно получает наслаждение. Но дома Вероника Васильевна пожаловалась, что сегодня сильно утомилась:
— Мальчики слишком неопытные, суетятся без толку. А попробуй долго полежи под такими мощными юпитерами, когда пот градом катится, и голова начинает раскалываться.
Вечером у неё повысилась температура — разогрев под мощными юпитерами не прошел даром. Но зато за этот день съемки она и Эдик заработали по двести долларов, а Юля только сто.
— Режиссёр сказал, что будет с тобой работать и, может быть, из тебя что—то получится, — оптимистично сообщила ей Вероника Васильевна.
Юля начала работать на киностудии и неплохо зарабатывала. За жёсткое порно платили по двести долларов, за лёгкую эротику — по сто, но лёгкая эротика практически отсутствовала. Она уже скопила пару тысяч долларов и хотела положить их в банк, но там сказали, что без паспорта счёт не откроют, и Юля отдала их на хранение Веронике Васильевне.
На съемках часто присутствовали гости, и актрисы обязаны были принимать их приглашения. В один из дней Юлю выбрал мужик солидного возраста и повёз к себе на дачу. Он мучил её недолго и после полового акта сразу же заснул. Проснулась она утром, с тяжелой головой. Куда делся хозяин дачи и что это за местность, она не знала. Неожиданно завыли милицейские сирены, и на даче появилась милиция. Оказалось, что мужика кто—то убил, пока она спала.
Сейчас Юля сидела в милиции и испуганно отвечала на вопросы Грузнова, который проявил к ней сочувствие и обещал помочь.
— Деньги—то ты заработала, но как ты их сохранишь, когда у тебя паспорта нет? — спросил он, затронув её самый больной вопрос. — Кроме того, где жить собираешься?
Грузнов хотел добиться от неё показаний против Груздя, но брать в оборот эту девочку, вдосталь хлебнувшую из чаши людской подлости, не хотел. Ему требовалось, чтобы она ему поверила и добровольно согласилась дать показания о том, что видела на даче Груздя, фотографию которого он ей показывал. Тогда бы он мог связать Груздя с убийством подполковника Смирягина и в перспективе выйти на Сапога, которого пытался поймать на том, что тот не совершал. Это была единственная возможность посадить его, потому что уличить успешного бизнесмена в бандитской деятельности невозможно: немедленно на защиту от произвола милиции становятся адвокаты, возвышают голоса депутаты, возникают правозащитники и забалтывают тему журналисты. Но убийство "оборотня в погонах" в чине подполковника милиции, и к тому же начальника городского уголовного розыска — дело слишком громкое, чтобы открыто давить на представителей закона, и это создавало простор для маневра.
Грузнов накрыл Юлину руку своей и мягко, как только мог, произнес:
— Я помогу тебе разобраться с делами. А деньги свои заберёшь у этой сучки, и попробуем их куда—нибудь пристроить.
Он поехал с девочкой к Веронике Васильевне, но та неожиданно стала отрицать, что хранит деньги.
— Откуда у этой девочки может быть столько денег? — восклицала она, и Юля с ужасом поняла, что своих денег не получит.
Но Грузнов верил Юле, и, схватив одной рукой хозяйку за волосы, а другой за лицо, с силой толкнул её на диван. Падая, та ударилась головой о деревянную боковую спинку и закричала, что её убивают.
— Сейчас поедешь со мной. Определю тебя в нашу пресс—хату и там кричи, сколько влезет, — сказал Грузнов, криво усмехаясь. —. Мужиков подберу не нервных, знающих толк в прессовке.
Вероника Васильевна не сомневалась, что этот бессовестный волчара сделает с нею то, что обещает, не колеблясь — менты, подобные ему, начисто лишены всякой гуманности и человеколюбия. Деньги она отдала и Грузнов повёз Юлю к Самохину. Его идея состояла в том, чтобы Юля сдала деньги в бухгалтерию компании "Сибкомпроминвест", а взамен получила расписку с печатью, что получит их назад по первому требованию. Самохин пошёл к Данилиной, но та даже слушать не захотела.
— Мы банковскими операциями не занимаемся, — отрезала она, и Самохин ушёл с пустыми руками.
Грузнова отказ огорчил, потому что очень рассчитывал на помощь Данилиной.
— Да какая же это банковская операция? Ты объясни ей суть проблемы, — убеждал он Самохина.
Юля сидела в огромном мягком кожаном кресле холла третьего этажа, на котором располагались кабинеты административного персонала компании, и наблюдала, как носились по коридору молодые, хорошо одетые люди. Она завидовала им. Ей тоже хотелось бы жить такой жизнью, также носиться по коридору с важным видом, но она понимала — что возможно для них, для неё закрыто навсегда.
Самохин с сожалением посмотрел на Юлю и с досадой сказал Грузнову:
— Пойди сам и объясни.
Ему надоело доказывать Грузнову, что спорить с Данилиной бесполезно.
— Хорошо, я сам ей всё объясню, только отведи меня к ней.
— Я не могу. Ты думаешь, она сидит и ждёт, чтобы кто—нибудь к ней зашёл, и что—то рассказал?
— Что делать будем?
— Это не мои проблемы, — пожал плечами Самохин.
Он не знал, как отделаться от Грузнова с его подопечной — своих дел невпроворот, а тут ещё и тот приехал грузить совершенно не нужными ему заботами. Конечно, девочку жалко, но чем он может ей помочь? Увидев проходящую мимо Валю Панову, окликнул её.
— Валечка, тебя можно на минутку?
— Если только на минутку, а то я очень занята.
Валя подошла к ним, мельком взглянув на Юлю.
— Валечка, ты его, наверное, помнишь. Это Дима Грузнов из уголовного розыска. Ну, а это, напоминаю, секретарь Данилиной, Валюша Панова. А я исчезаю, извини, брат, дела.
С этими словами Самохин стремительно исчез и Грузнов, растеряно посмотрев ему в след, взял под руку Валю, чтобы она тоже не исчезла. Отведя в сторону удивлённо смотревшую на него девушку, негромко вкратце обрисовал ситуацию.
— Помогите, Валечка. Мне очень надо поговорить с вашей Данилиной, — просительно сказал Грузнов, изложив суть дела.
— Я постараюсь, но обещать не могу. Посидите пока. Если надо будет, я вас позову, — ответила Валя Панова и, взглянув ещё раз на Юлю, помчалась по своим делам.
В ожидании вызова они провели в креслах более часа, в течение которого Валя бегала туда—сюда по коридору, но их не вызывала. "Возможно забыла про нас", — решил Грузнов и хотел уже ей напомнить о себе, как Панова сама к ним подошла.
— Мы можем только продать ей наши акции, — сказала она. — Нашими акционерами могут быть и несовершеннолетние. Девочка должна придумать свой шифр и пароль, по которым её будут идентифицировать. Насчет проживания я уже звонила в детский дом.
— В детском доме вряд ли примут, — засомневался Грузнов. — Я тоже звонил, и мне ответили, что нужно, во—первых, направление от городского отдела народного образования, а, во—вторых, у них бюджета не хватает даже на имеющихся детей.
— Примут, — уверенно сказала Панова и обратилась к Юле:
— Будешь там жить, и учиться, а одновременно работать нянечкой. Там много работы с малышами, так что будешь помогать персоналу. Зарплату тебе будем платить мы, так что это пройдёт по благотворительной линии, как оказание помощи детскому дому персоналом. Поэтому они не могут тебя не принять. Ты согласна?
