Пробираться через тростник оказалось чрезвычайно трудно. Ноги постоянно вязли в жидком иле. К тому же Анна не видела ровным счетом ничего, кроме окружающих ее со всех сторон желто-зеленых стеблей, и брела практически вслепую. В какой-то момент она испугалась, что неправильно выбрала направление и берег находится совсем в другой стороне. Соболь в таких ситуациях советовал никогда не паниковать. Соболь – Анна тяжело вздохнула, – что бы она делала без его науки… Она остановилась и прислушалась. Откуда-то издалека доносился слабый треск лодочного мотора – Пиночет и его подручные упорно утюжили реку в поисках сбежавшей пленницы, а с противоположной стороны – щебетание и отрывистые крики тропических птиц, а может, обезьян. Да какая разница?! И те, и другие обитали в лесу, значит, берег в той стороне! Это открытие придало Анне сил, и она еще быстрее зашагала вперед. Постепенно вода, достигавшая ей до груди, стала отступать, и когда опустилась до пояса, Анна увидела перед собой долгожданный берег, точнее, какое-то раскидистое дерево, свесившее прямо в воду свои ветви. Уже перед самым берегом Анна провалилась в какую-то заполненную водой яму, но вовремя успела ухватиться за подвернувшуюся ветку, и так, перебирая руками по ветвям, постепенно выбралась из воды на твердую почву. Идти дальше не было никаких сил, и она в изнеможении растянулась прямо на берегу.
Хорошо, что при этом не закрыла глаза. В метре от нее что-то зашуршало, и из кучи пожухлой, слежавшейся листвы высунулась ромбовидная голова с извивающимся, раздвоенным на конце языком. Змея! Анна оцепенела. Соболь говорил, что при встрече со змеей ни в коем случае нельзя делать резких движений. Внимательно следя за движениями змеиной головы, Анна медленно встала на четвереньки, а затем и в полный рост. Змея зашипела, молниеносно свернулась кольцом и почти на метр приподняла над землей свою голову, а ее раздвоенный язык замелькал так часто, что за ним просто невозможно стало уследить. Самым разумным было бы обойти ее, но отступить можно было только обратно в реку, чего Анна не сделала бы ни за что на свете. Несколько секунд она неотрывно глядела на извивающуюся у ее ног рептилию, боясь пошевелиться. Змея, очевидно, поняла, что она не собирается причинить ей зла, или ей просто надоело шипеть, но в конце концов она распустила свои кольца и снова скрылась в листве. Хотя других рептилий поблизости не было видно, Анна решила, что оставаться на берегу слишком опасно. Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоить бешено колотящееся в груди сердце, и медленно побрела в глубь леса.
Шла, пока была в состоянии переставлять ноги, и, только когда поняла, что не может больше сделать ни шагу, опустилась на лежащее на земле полусгнившее дерево. Устало и даже как-то равнодушно осмотрела себя. Ноги до колен покрыты липкой грязью, среди которой что-то шевелится – червь или пиявка. Наверное, в других обстоятельствах Анна содрогнулась бы от отвращения. Но пережитые ужасы притупили эмоции, и она только щелчком сбросила на землю ползающую по ноге скользкую тварь. Больше всего беспокоила поврежденная рука. Рана, оставленная лопастью гребного винта, по-прежнему кровоточила, хотя и не так обильно. Похоже, задет какой-то кровеносный сосуд. Если не остановить кровотечение, она может вовсе потерять сознание. На единственном практическом занятии по выживанию в курсе тактики спецопераций инструктор очень ловко перевязывал любые воображаемые раны бинтами из индивидуальной аптечки, входящей в комплект снаряжения каждого бойца специальной разведки. Но сейчас под рукой не было ни бинтов, ни йода, ни антидепрессанта из набора медикаментов той самой аптечки. Все, что смогла сделать Анна, это, оторвав зубами полосу от своей насквозь промокшей футболки, кое-как замотать ею полученную рану. По-хорошему сначала требовалось обработать рану антисептиком, чтобы избежать заражения, иначе может начаться гангрена. Но эта мысль как-то вяло шевельнулась в голове. Без воды, без пищи и без одежды она вряд ли протянет в джунглях так долго. Совершенно очевидно, что ни до Каракаса, ни хотя бы до какого-нибудь жилья ей ни за что не добраться. Анне стало невыносимо жалко себя. В детстве в таких случаях она убегала в свою комнату или просто где-нибудь пряталась от взрослых и там наедине с собой тихо плакала, после чего сразу становилось легче. Но сейчас глаза остались абсолютно сухими. Наверное, слезы закончились в тот момент, когда Пиночет объявил, что заживо скормит ее пираньям, или еще раньше, когда Шерман застрелил Соболя. Надо было что-то делать, но что именно – Анна совершенно не представляла. Она все-таки заставила себя встать на ноги и продолжить путь, решив, что будет идти, пока на это хватит сил.
Внезапно окружающие заросли расступились, и Анна оказалась на проходящей через джунгли накатанной дороге. На покрывающем землю лиственном опале отчетливо выделялась колея широких автомобильных колес. Судя по ширине следа, колею оставил не грузовик, а пассажирский внедорожник. Вилла Пиночета! Ну конечно, дорога должна вести на виллу Пиночета! Ведь Шерман приезжал туда на машине, да и Соболь со своей группой собирался проникнуть на виллу именно таким путем. На катере они отъехали совсем недалеко, значит, вилла должна быть где-то рядом! И… если Пиночет с охранниками не вернулись с реки, сейчас она никем не охраняется! Последнее обстоятельство определило выбор Анны. Сориентировавшись на дороге, она направилась в сторону виллы.
Идти по накатанной колее оказалось гораздо легче, чем продираться через переплетения лиан и заросли тростника, и вскоре Анна уже вышла на границу обжитых владений Пиночета. Все-таки не зря она гуляла по парку, старательно изучая окрестности виллы. Сейчас в парке было тихо, да и со стороны дома не доносилось ни звука. Тем не менее Анна сошла с дороги и, стараясь держаться кустов и деревьев, осторожно двинулась вперед. Вот и само бунгало. Анна остановилась за раскидистым деревом, напоминающим гигантскую акацию с длинными, свисающими с ветвей стручками. Ни возле бассейна, ни на дорожках, ни на открытой террасе никого не было. Понятно, слуги попрятались, чтобы не попасться хозяину под горячую руку. Тем лучше. Стараясь держаться в тени акации, Анна перебежала к высаженному вдоль дорожки кустарнику, а потом под прикрытием живой изгороди пробралась к гаражу. Ворота гаража так никто и не закрыл. Смотреть туда было страшно, но Анна заставила себя заглянуть внутрь. Нет, подвешенного, словно на дыбе, тела Соболя там уже не было – видимо, Шерман распорядился убрать его. Зато «Рэнглер» стоял на прежнем месте, возле распахнутых настежь ворот. И никого-никого рядом с машиной! Анна вздохнула, набираясь решимости. Похоже, это ее единственный шанс. Да после всего, что ей пришлось пережить, в конце концов ей должно повезти! Бросив последний взгляд по сторонам, она со всех ног кинулась к машине. Никем не замеченная, она преодолела десяток метров, отделяющих ее от машины, распахнула дверь и плюхнулась на водительское сиденье. Но на этом везение кончилось – ключа в замке зажигания не оказалось. Анна заглянула в бардачок, отогнула противосолнечный козырек, надеясь обнаружить ключ там, оглянулась назад и замерла. На заднем сиденье были свалены две обгоревшие винтовки «ВСС», десантные ножи с почерневшими рукоятками и вороненый «ГШ-18» – оружие разведгруппы Соболя. В отличие от остального оружия, «ГШ», по крайней мере, внешне не пострадал. Анна узнала его сразу. Это был пистолет Соболя. Именно из него она стреляла последний раз в тире ГРУ. Перегнувшись через сиденье, Анна взяла пистолет в руки. Все точно, вот и знакомая еле различимая царапина на затворной раме. Она запомнила ее, когда, неловко передернув затвор, поранила себе указательный палец. Пистолет был горячим – видимо, нагрелся на солнце, но Анне казалось, что он хранит тепло рук Соболя. Она прижала оружие к груди и вдруг совершенно отчетливо услышала в мозгу окрик Соболя: «Берегись!»
Анна вздрогнула от неожиданности и… встретилась взглядом с вышедшим из-за угла гаража Шерманом. Следом за немцем шагал его водитель, а за ним – садовник Том с двумя лопатами на плече. Все трое увидели сидящую в джипе девушку практически одновременно, только их реакция оказалась разной. Шерман схватился за висящую у него на боку кобуру, водитель сунул руку за спину, где, как уже знала Анна, носил свой пистолет. И только садовник застыл на месте, выронив лопаты и открыв рот в безмолвном крике. Какая-то сила, возможно, инстинкт выживания или наука, упорно вдалбливаемая ей Соболем на занятиях по огневой подготовке, заставила Анну развернуть оружие на врагов. Она резко передернула затвор, умело обхватила широкую рукоятку двумя руками и нажала на спуск. Пистолет не подвел – утреннюю тишину расколола серия выстрелов.
Шерман все-таки успел выхватить из кобуры свою «беретту», когда выпущенная Анной пуля ударила его между глаз, проломила лобную кость и швырнула на стену гаража, по которой он сполз на землю. Анна долго смотрела на него. Непростительно долго, что позволило его водителю не только извлечь оружие, но и выстрелить. Лобовое стекло «Рэнглера» лопнуло и ощетинилось лучами трещин. Но этот выстрел вывел Анну из состояния оцепенения. Она сейчас же направила свой пистолет на второго противника и открыла по нему беглый огонь. Его «беретта» тоже изрыгала снопы пламени. Но Анна не обращала внимания на ответные выстрелы, даже не слышала их. Своей третьей пулей она попала водителю Шермана в плечо, и это решило исход схватки. Он выронил оружие на землю и бросился бежать, но сделал всего шаг, когда Анна следующими двумя выстрелами сразила его наповал. Он нелепо взмахнул руками и упал на землю, зарывшись лицом в траву. Только тогда Анна убрала палец со спускового крючка, прекратив огонь, и услышала крики побелевшего от страха садовника:
