Один из молодых помощников, тот, кто безуспешно пытался померяться силами с Эрлом, перебросил веревку через толстую ветку, завязал на конце скользящую петлю и, накинув ее Эрлу на шею, туго затянул. Разумеется, здесь не было ни лошади, с которой Эрл мог бы упасть, ни чего-то такого, что можно было бы выбить у него из под ног; поэтому его ждала не милосердная смерть от перелома позвонков под действием силы тяжести, а медленная, мучительная агония удушья; безмозглые глупцы вздернут его на ветку, а он будет болтаться; хрипеть, дергать руками и ногами, корчиться в судорогах да еще и наделает себе в штаны.
Однако сейчас страх окончательно покинул Эрла. Они со смертью были давними приятелями, и Эрл во время службы в морской пехоте, когда убийство стало его ремеслом, сам отправил к безносой старухе множество клиентов. Он знал, что рано или поздно она придет за ним, и сейчас, как и раньше, смотрел на нее глазами хищника — без особого страха, достаточно спокойно, с упрямой решимостью сделать последнее в жизни дело достойно и дать этим ребятам, какими бы убогими они ни были, повод надолго запомнить его: он вел себя как мужчина и умер как мужчина.
Веревка натянулась, приподнимая Эрла на цыпочки.
— Обычно в этот момент начинаются мольбы о пощаде, — заметил кто-то из полицейских.
— Скорее в аду станет холодно, чем я попрошу о пощаде такой белый сброд, как вы, миссисипские придурки!
— Смотрите-ка, как он заговорил!
— Отдадим этому парню должное: ему сдали дерьмовые карты, но он играет тем, что лежит на столе.
— Вы ничего не хотите больше сказать? — спросил шериф.
Сглотнув комок в горле, Эрл не смог найти ничего заслуживающего внимания.
— Вы ни о чем не сожалеете, сэр? Настала пора покаяться и предстать перед Господом с чистой совестью.
Эти слова вдохновили Эрла.
— Да, — прохрипел он, чувствуя, что петля чуть ослабла, давая ему возможность говорить. — Вот о чем я сожалею. Я сожалею о том, что попытался совершить все это, не убив ни одной живой души. Я обещал одному человеку сделать именно так. И это было ошибкой. Если бы я сделал все так, как считал нужным, и перестрелял бы вас всех, начиная вот с этих двух пустоголовых молокососов, потом расправился с тобой, собачник, затем с теми двумя помощниками, которые только и умеют, что поддакивать, и напоследок с тобой, шериф...
— Замечательные слова для человека, стоящего под деревом, на котором он вот-вот закачается, — заметил Перец, сплюнув на землю бурую харкотину.
— И еще, — поторопился закончить Эрл, — мне жалко собак, которые остались в живых, потому что я не сомневаюсь, что, едва покончив со мной, вы нажретесь виски и рано или поздно залезете на бедных животных так, как будто они женщины и...
Веревка потянулась вверх, пережимая Эрлу гортань, отрывая его от земли. Окружающий мир провалился в черную пустоту, перед глазами все померкло, уши наполнились оглушительным звоном, ноги задергались. Эрл попытался глотнуть воздух, но воздуха не было. Он почувствовал, как мышцы рук и ног сокращаются и распрямляются, но единственным следствием этого стали новые раны, открывшиеся в тех местах, где в его плоти засела неумолимая сталь. Эрл подумал о том, что после него, по крайней мере, останется сын, и, по всем признакам, сын хороший. Он вспомнил свою жену, которую очень любил, и пожалел о том, что относился к ней недостаточно ласково, а также поблагодарил Господа Бога за годы службы в морской пехоте, когда, насколько ему было известно, он убивал только тех, кто был вооружен и сам старался его убить. Эрл с гордостью подумал, что никогда никого не насиловал, не бил беззащитных, и наконец вспомнил бескрайний голубой простор Тихого океана, усеянный маленькими пятнышками, которые, когда рассеивался дым, становились островами. Он в последний раз пережил то чувство, которое приходило тогда, когда все оставалось позади и появлялась свободная минутка, дающая возможность обрадоваться, что тебе снова повезло остаться в живых. Эрл понял, что только в такие мгновения испытывал настоящее счастье, превосходящее все то, что только может испытывать человек.
Вдруг он упал на землю.
Жадно глотнул воздух.
Услышал крики.
Открыв глаза, Эрл увидел, что появились новые люди, шестеро или семеро, и тот, кто был у них за главного, кричал на шерифа. Это был настоящий верзила: длинные светлые волосы, розоватая кожа, темные солнцезащитные очки и форма армейского образца.
— Леон, черт побери, начальник тюрьмы хочет получить этого типа, так что ты молчи в тряпочку. Тебе хорошо известно, что, если начальник тюрьмы что-то хочет, я слежу за тем, чтобы он это получил.
— Да, Великан, знаю, — растерянно бормотал шериф, идя на попятную. — Но вы хорошенько присматривайте за ним, потому что это очень хитрый ублюдок, да.
— О, не думаю, что он доставит нам много хлопот, — заметил Великан.
Повернувшись к Эрлу, который стоял на четвереньках и судорожно кашлял, пытаясь отдышаться, он усмехнулся.
— Вы ведь больше не доставите нам хлопот, правда, сэр? — спросил он и со всего размаха ударил Эрла кулаком в подбородок.
Эрл потерял сознание.
Часть 3
Все Фиванские «дома»
Сознание Эрла видело воду; он находился под водой. Над ним колыхалась зеленоватая рябь. Эрл жадно глотнул воздух, но воздуха не было, и только тут он вспомнил, где находится. Атолл Тарава, Зеленый берег, десантная лодка осталась пришвартована к рифу в четверти мили от земли, он вел свой взвод по мелководью, а воздух над поверхностью моря был исчерчен бело-голубыми японскими трассирующими пулями. В воде тут и там вздымались столбы разрывов гаубичных снарядов и минометных мин. Весь мир состоял из воды и огня, хаоса и страха; больше в нем не осталось ничего. Эрл всеми силами старался поддержать боевой дух своих ребят, заставить их двигаться вперед, к берегу, где можно было найти хоть какое-то укрытие, потому что здесь их всех ждала неминуемая гибель. Вдруг он поскользнулся и ушел под воду — вместе со всем снаряжением, с рюкзаком, с пулеметом, и тяжелый груз утянул его на дно, в безмолвие. Эрл едва не потерял сознание. Он находился под водой. Над ним колыхалась зеленоватая рябь. Эрл жадно глотнул воздух, но воздуха не было. Однако он не потерял сознание. Придя в себя, Эрл понял, что находится не в теплой соленой воде Тихого океана напротив Зеленого берега Таравы, а в какой-то другой адской дыре. Затем он все вспомнил.
Боль переполняла все его тело, начиная от мягких тканей рук и ног, искусанных собаками, до ноющих ребер, по которым от души подубасили сапогами помощники шерифа. Во рту чувствовался солоноватый привкус крови, напряженные мышцы пульсировали болью. Что хуже, на запястьях и щиколотках, стиснутых оковами, открылись раны, горящие огнем. Но больше всего болела голова. Медленно всплыв из небытия в сознание, Эрл почувствовал, что с головой что-то случилось; казалось, левая сторона вдвое увеличилась в размерах. Он открыл глаза, но левый, заплывший, увидел лишь неясное пятно. Эрл попытался ощупать рану, однако кандалы не дали ему пошевелить рукой. Тогда он наклонил голову к плечу; щеку пронзила нестерпимая боль, и Эрл понял, что вся левая сторона лица распухла, раздулась, словно перезрелый фрукт, и левый глаз никак не раскрывается. Он вспомнил 1938 год, старый десантный корабль «Филиппин си», зашедший в шанхайский порт, и поединок с матросом второго класса по фамилии Ковальчик, продолжавшийся в течение пятнадцати раундов, во время которого они оба выбили один из другого душу. Эрл отчетливо представил себе сам поединок, но так и не смог вспомнить, кто же одержал победу. Затем до него дошло, что в такой жестокой схватке о победе речь не идет, главное — это просто остаться в живых.
Постепенно стали восстанавливаться подробности, и сквозь гул в ушах, туман перед глазами и боль Эрл сложил из кусочков, где же он находится. Грубые толчки: это означало, что он в повозке, которая трясется на ухабистой дороге. Зеленый полог над головой: дорога проходит через лес, нет, скорее через джунгли, ибо сплошная завеса тропической растительности, влажный и обжигающе горячий воздух напоминают Гуадалканал[15]. Звон и лязг: это кандалы, которыми он скован по рукам и ногам. Он был лишен возможности двигаться.
Вокруг джунгли. Сосны закончились, значит, повозка приблизилась к черной реке. Эрл перекатился набок — никто не обращал на него никакого внимания — и увидел впереди на козлах повозки двух охранников, которые управляли шестеркой лошадей, везущих повозку.
По обе стороны от дороги уходили вверх своды густых джунглей; казалось, повозка ехала по величественному собору, зеленому, жаркому и душному.
Перевернувшись еще немного, Эрл приподнялся на локте и заглянул через грубый деревянный борт повозки. По обеим сторонам ехали на конях по трое охранников — все в надвинутых на глаза шляпах с широкими ровными полями, у каждого большой револьвер на ремне, у каждого в кобуре за седлом самозарядный «винчестер-07». Охранники держались в седле свободно и уверенно — в их посадке чувствовалось умение ездить верхом.
