— Спор закончен, Луи. Ты собираешься и дальше идти своей дорогой, я понимаю. Вот и все.
На это можно было найти тысячу возражений, только я вдруг почему-то не сумел припомнить ни одного. Помнил лишь, как долго не был здесь.
— Я вернусь, — хрипло произнес я.
Она грустно улыбнулась.
— Ничего не обещай, Луи. Я не прошу никаких обещаний.
Она двинулась по коридору за Морисом. Спустя мгновение я последовал за ней.
Мы ехали на север по шоссе № 92, все в том же автофургоне марки «ситроен», и мы с Жинетт сменяли друг друга за рулем. Задняя часть кузова была загромождена множеством ящиков с бутылками, чтобы скрыть от постороннего взгляда трех других пассажиров, если вдруг откроют задние дверцы.
Харви нам пришлось практически загрузить в фургон, как мешок. Тогда он пребывал в глубоком наркотическом сне — да и сейчас скорее всего тоже: мы забросили туда пару старых матрасов и несколько одеял. Однако Маганхард, как я догадывался, не спал; и точно — вскоре его металлический голос послышался из окошка у меня за спиной.
— И как же мы попадем в Швейцарию, мистер Кейн?
— Доедем до местечка под названием Джекс, что всего в нескольких милях к северо-западу от Женевы. Там высадимся и просто перейдем границу неподалеку от аэропорта.
Он обдумал мои слова и, как я и предполагал, не особенно вдохновился.
— Насколько я понимаю, вы намереваетесь прибыть в какой-нибудь крупный город и взять напрокат машину. А почему бы нам не отправиться в Эвиан и не перебраться на лодке через Женевское озеро в Лозанну?
— Потому что подобного фокуса от нас как раз и ждут. Нет, нам нужно переходить границу а районе Женевы — охранять ее там практически невозможно. На этом участке границу пересекает более двадцати различных дорог и она в основном проходит по сельской местности. Мы просто перейдем ее — и все.
— Во время войны ее наверняка охраняли, — возразил он.
— Само собой, но и тогда нарушителей было столько, что вы бы удивились. Швейцарцы построили там лагерь для интернированных — специально для перебежчиков.
— Мистер Кейн, — холодно заметил Маганхард, — если в итоге мы очутимся в швейцарской тюрьме, это будет ничуть не лучше, нежели оказаться во французской тюрьме.
— Ну что вы, там наверняка гораздо чище. Но надеюсь, швейцарская полиция не станет нас искать: они ничего не смогут сделать, пока французы не попросят их об этом, — а французам, возможно, не захочется признавать, что они нас упустили. Во всяком случае, пока.
В душе я лелеял тайную надежду, что нам, возможно, удастся улизнуть. Если мы сумеем пересечь границу незамеченными, оставив жандармерию в уверенности, что мы все еще находимся во Франции, то нам это удается. Многое зависело от того, установили они уже или нет, что разбитый «ситроен-DC» принадлежит Маганхарду. Я был абсолютно уверен, что теперь они уже нашли его, а уж стрельба и разбитый «рено» наверняка побудили их прочесать район более тщательно, нежели я поначалу рассчитывал.
С одной стороны, я надеялся, что они-таки это установили. Это отвело бы подозрения от северной трассы, ведущей от Парижа, однако также могло бы убедить их, что мы где-нибудь притаились, лишившись транспорта. Я не боялся, что это натолкнет их на мысль о старой «крысиной тропе» или же о Пинеле: до этого они не додумаются, пока не узнают, что в деле участвую я, — а я все еще рассчитывал, что насчет меня им ничего не известно.
Если только Харви не схалтурил, протирая машину, и у полиции нет полного набора моих отпечатков пальцев. Но они ведь не узнают, что отпечатки мои — во Франции меня ни разу не задерживали. А вдруг Второе отделение потрудилось раздобыть мои отпечатки, когда я «служил при посольстве»? Разумеется, они знали, какого рода работу я там выполнял. А если им и сейчас известно о моем участии в этой истории, то не исключено, что они вспомнят о существовавших в годы Сопротивления маршрутах перехода границы вблизи Женевы…
Я покачал головой. Когда имеешь дело с полицейскими, никогда не скажешь заранее, где найдешь, где потеряешь. Можно тщательно все рассчитать, прикинуть, что раз им стало известно о пункте «икс» — а вы об этом позаботились, — следовательно, они снимут наблюдение с пункта «игрек». А когда вы заявляетесь в пункт «игрек», то попадаете прямиком в их нежные объятия, и все потому, что рапорт о пункте «икс» три часа пролежал на столе суперинтенданта, а ему забыли об этом сообщить.
Все равно, что разрабатывать различные системы в рулетке — колесо-то о них и слыхом не слыхивало. Я принял решение переходить границу под Женевой. Я по-прежнему ставил на этот номер.
* * *
Машина с монотонным гудением неслась в ночи. Сидя рядом со мной, Жинетт крутила большой, расположенный почти горизонтально руль с мастерством заправского гонщика; отраженный свет фар то и дело выхватывал из темноты ее лицо. Закурив сигарету, я наблюдал за ней, такой спокойной и уравновешенной, а фургончик между тем, урча, взбирался по становившейся все круче дороге, углубляясь в департамент Савойя.
— А если тебя остановят, — спросил я, — что ты им скажешь?
— Мне все равно надо доставить несколько ящиков вина в Женеву — два тамошних ресторана берут «Пинель». Кроме того, в Джексе есть один приличный ресторанчик. Так что сначала попытаюсь продать вино им.
— А зачем тебе понадобилось приезжать сюда так рано?
— Потому что, месье жандарм, сразу после ленча у меня назначена встреча в Пинеле.
— А она действительно назначена?
— Я велела Морису договориться об одной встрече — совершенно безобидной.
— И ты по-прежнему считаешь, что тебе нужен управляющий?
Она едва заметно улыбнулась.
— Мне нужен кто-нибудь, кто присматривал бы за вином, пока я присматриваю за старыми друзьями по Сопротивлению, оказавшимися здесь проездом.
— Touche.[60]
Вскоре я заснул, а когда проснулся, мы уже въехали в zone tranche[61] и двинулись в объезд, чтобы подобраться к Женеве с северо-запада; граница находилась всего в километре-двух справа от нас.
Жинетт следовало разбудить меня раньше: я должен был сменить ее за рулем и проспал. Однако выражать недовольство было бы чистейшей воды лицемерием. До Лихтенштейна оставалось почти четыреста километров, и впереди нас ждал долгий день.
— Луи, по-моему, мы совсем близко, — сказала Жинетт.
Не доезжая нескольких километров до Джекса, она свернула направо и теперь подъезжала к Ферней-Вольтеру, расположенному у самой границы.
— Слишком близко не подъезжай, — предупредил я. Легавые скорее всего рыскают на подступах к границе, а не на ней самой. К тому же мне не хотелось, чтобы их внимание привлек автофургон, который подъехал бы близко к границе, остановился, а затем уехал обратно.
— Тогда здесь, — отозвалась она, не выключая мотора. Я спрыгнул вниз, обежал фургончик и распахнул задние дверцы, кто-то принялся выгружать на обочину ящики с вином. Вылез Маганхард, за ним девушка и, наконец, Харви.
Выглядел он так, словно его извлекли из-под развалин здания, в которое угодила бомба. Едва держась на ногах и шатаясь, он сделал несколько шагов мотнул головой и тотчас же явно пожалел об этом. Что же до его боевой готовности, то с виду он годился лишь на то, чтобы поймать основательно уставшего котенка.
Я тихо захлопнул дверцы и вернулся к кабине.
— Спасибо, Жинетт. Счастливого пути.
Она протянула мне руку через окно.
— Береги себя, Луи… пожалуйста.
— Я дам тебе знать. Возможно, сегодня вечером.
— Я буду ждать.
Наши руки соприкоснулись, а затем фургончик, взревев мотором, скрылся в ночи. Я махнул рукой в сторону обочины.
— Идите туда, в поле, да поживей.
«Поживей» было весьма оптимистичным пожеланием для этой компании. Нам потребовалась целая минута, чтобы продраться сквозь живую изгородь, утопая по колено в высокой росистой траве. Единственное, на что можно безусловно рассчитывать при такой работе, — так это на то, что каждые двенадцать часов вам придется выливать воду из ботинок.
По моему настоянию весь багаж, за исключением моего бриф-кейса, оставили в Пинеле — да и его я захватил только из-за «маузера» и карт. Взяв его в одну руку, а другой крепко ухватив Харви за предплечье, я двинулся вдоль изгороди.
Шум мотора фургончика замер вдали. Ночь выдалась холодная и темная на небе ни звездочки. Погода, с которой мы расстались в Бретани, вновь настигла нас, но по крайней мере, кажется, успела израсходовать все свои запасы дождя. Впереди мелькали какие-то огни, зеленые вспышки чередовались с белыми, отражаясь в низко нависших облаках. Сигнальный маяк женевского аэропорта Куантрен. Я направился в его сторону.
Часы показывали без четверти пять — до рассвета оставалось три четверти часа.
