Ровно через полчаса в дверь позвонили. Тоня бросилась в прихожую и припала к «глазку». Увидев на лестничной площадке Гусева, отперла все замки и впустила его в квартиру.
– Проходите… Обувь можете не снимать…
– И не собираюсь! – Позвякивая ключами, шеф внимательно осмотрелся. Странно, Тоня никак не могла поймать его взгляд и от этого чувствовала себя не в своей тарелке.
Шагнув в кухню, он криво усмехнулся и спросил:
– Чья это квартира?
– Сняла на месяц… Да вы садитесь, – засуетилась Тоня. – Хотите пельменей?
– Нет. – Гусев тяжело опустился на табурет и без разрешения закурил. – Сняла на месяц, говоришь?.. Что ж, разумно. Я был уверен, что ты давно смылась из города. А ты, оказывается, все еще здесь. Хитрый ход, ничего не скажешь.
– Смылась?.. Но зачем?
– Ты ведь, как-никак, в розыске.
– Вы что, серьезно?.. – не поверила Тоня и тут же прикусила язык – у милиции были все основания объявить ее в розыск.
«Значит, они уже побывали в моей квартире… – подумала она. – Боже, какая я все-таки идиотка, что не позвонила им сразу!..»
– Владимир Владимирович, у меня не было другого выхода… – с трудом выдавила из себя Тоня. – Он же собирался убить меня! Да еще и посыльным прикинулся, гад… Цветы принес…
Мохнатые брови Гусева заходили ходуном. Не глядя на нее, он осторожно уточнил:
– О ком ты говоришь?
– Я не знаю его имени. А обшарить карманы не додумалась. Хотя вряд ли у него с собой были какие-нибудь документы. На такие дела с документами не ходят…
– Стоп! – Ладонь Гусева с грохотом опустилась на край стола. – Что ты несешь?.. Ты вообще-то здорова?
– Здорова! Только синяки остались! – Тоня демонстративно оголила шею. – Но это ерунда, пройдет… Теперь понимаете, что у меня не было другого выхода? Или он, или я…
Гусев упрямо мотнул головой.
– Что-то я ни черта не понимаю… Давай-ка, подруга дней моих суровых, расскажи мне все с самого начала. Только четко, связно и без лирических отступлений.
Тоня пожала плечами:
– А что рассказывать-то? В тот вечер, когда погибли ребята, ко мне пришел посыльный с цветами. Я впустила его в квартиру, а он начал стрелять. У него был пистолет с глушителем… Он выстрелил в меня дважды, потом начал душить… Не знаю, как мне удалось завладеть его «пушкой». Наверное, просто повезло. Вначале я приняла его за грабителя, но у меня и красть-то нечего. Я хотела вызвать милицию и все им объяснить. Но когда позвонила вам и узнала, что произошло с ребятами, испугалась и сбежала. А он остался лежать в моей прихожей… – От неприятных воспоминаний пересохло во рту, и Тоня замолчала. Подошла к умывальнику и напилась прямо из-под крана. Продолжать рассказ не было ни сил, ни желания.
Но, кажется, из ее обрывочных фраз Гусев успел составить картину произошедшего. Во всяком случае, он не настаивал на продолжении – молча курил, с повышенным интересом разглядывая носки своих ботинок. Наконец, брезгливо кривя губы, спросил:
– Какого черта ты не рассказала мне обо всем в тот же вечер?
Оправдываться не имело смысла – шеф был прав. Тоня пожала плечами и пробормотала:
– От страха мозги переклинило… Я не соображала, что делаю…
Гусев негромко выругался и со злостью затушил окурок в чайном блюдечке, стоявшем на столе.
– Не знаю даже, верить тебе или нет. Вчера в твоей квартире был обыск, но никакого трупа с дыркой в голове там не обнаружили.
– Что значит «не обнаружили»? – встрепенулась Тоня. – Намекаете на то, что я все это придумала?
– Зачем тебе себя оговаривать?.. – заметил Гусев и впервые за время разговора посмотрел ей прямо в глаза: – А почему ты не спрашиваешь, за какие грехи тебя разыскивают по всей стране?
– Кажется, я догадываюсь, за какие. Подозревают в организации покушения на Заславского?
– Не просто подозревают. Они даже уверены, что ты и убийца работали в паре. Только пока ничего доказать не могут. Вчера меня часа два промурыжили на Лубянке. Отвечал на идиотские вопросы, типа: «Как долго Панкратова у вас работает?», «Где вы познакомились?» Попытался убедить их, что ты здесь ни при чем. Похоже, не убедил… Впрочем, ты сама виновата. Смылась черт знает куда. Будто и в самом деле следы заметаешь.
Тоня невесело рассмеялась:
– А что бы вы делали на моем месте? Сидели бы и ждали, когда вас укокошат?… Ладно, Владимир Владимирович, к черту ФСБ с их идиотскими теориями. Лучше подскажите, что мне делать.
Гусев угрюмо молчал. Похоже, он перебирал в голове возможные варианты выхода из ситуации, но не мог ни на чем остановиться. Наконец, когда пауза затянулась до неприличия, разжал губы:
– Тебе надо пойти в прокуратуру и все рассказать. И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше.
Тоне показалось, что на нее вылили ушат холодной воды – такого совета она никак не ожидала. Ведь в глубине души она не сомневалась, что Гусев возьмет ее под свою опеку: поможет с новым паспортом, переправит за границу или, на худой конец, предложит деньги. Ан нет, он решил обойтись малой кровью – сдать ее властям и навсегда вычеркнуть из памяти.
«Что ж, его нельзя за это винить, – потерянно подумала Тоня. – Он ведь печется о своем имидже… Если кто-нибудь прознает, что Гусев помогает мне, скрывающейся от правосудия, то репутации „Терминала“ конец. – И тут же усмехнулась, обращаясь к себе: – А ты, дура набитая, насмотрелась американских сериалов про ФБР, где один за всех и все за одного. Забыла, в какой стране живешь?..»
Гусев, внимательно наблюдавший за Тоней, воспринял ее ухмылку по-своему.
– Послушай, Панкратова, других вариантов попросту нет! – немного взвинченно начал он. – Рано или поздно тебя все равно найдут. Не те, так другие…
– Но меня же посадят!
– Да не паникуй ты так! Все обойдется! В прокуратуре тоже не дураки сидят… Уж лучше посидеть пару недель в СИЗО, чем лежать в могиле с простреленной башкой… А хорошего адвоката я тебе обеспечу. Могу позвонить ему прямо сейчас… – Он с готовностью вытащил из кармана сотовый и вопросительно посмотрел на Тоню.
Тоня прекрасно понимала, что в рассуждениях Гусева есть некий рационализм. Она не сможет прятаться вечно – для этого нужны не только силы, но и средства, которых у нее попросту нет. Она даже не сможет продать свою квартиру, потому что находится в розыске. И не сможет устроиться на легальную работу даже в захудалом Улан-Удэ… Но с другой стороны, нет никакой гарантии, что, если она сама заявится в прокуратуру, с нее тут же снимут все обвинения. Как бы не получилось наоборот – «повесят» на нее все нераскрытые «заказники», совершенные за последние полгода. В справедливость отечественного правосудия Тоня решительно не верила. Впрочем, если попадется толковый следователь, вполне возможно, что все и обойдется…
– Ну, что ты решила?
– Ладно, я согласна, – кивнула она со вздохом. – Звоните своему чертовому адвокату!
Гусев сухо кивнул и принялся набирать нужный номер. Через минуту, обменявшись с невидимым собеседником парой фраз, сунул мобильный в карман и в упор посмотрел на Тоню:
– Собирайся, Петров ждет нас у себя… Да побыстрее. Его время стоит очень дорого.
* * *
Убийц было двое. Один – высокий брюнет со скошенным подбородком, из-под которого выпирал поросший редкими волосками кадык. Лицо второго, блондина, скрывали круглые зеркальные очки. Узнать его в многолюдной толпе без этих очков было бы непросто, если бы не одна характерная черта – кокетливая родинка над верхней губой.
Парни сидели в заляпанной грязью «шестерке» и, перебрасываясь ничего не значащими фразами, поглядывали на дверь одного из подъездов. От вечерней духоты ожидание сделалось невыносимым. В отечественных автомобилях кондиционеры, увы, не предусмотрены, и вскоре салон наполнился запахом терпкого мужского пота.
– Сколько нам здесь еще торчать, а? – спросил брюнет, разминая в руках сигарету.
– Хрен его знает, – вяло откликнулся блондин. – Не тачка, а консервная банка, ей-богу! Хуже, чем в аду…
– Ты уверен, что она выйдет?
– Когда-нибудь выйдет. Не сегодня, так завтра. Не могла же она затариться жрачкой на неделю!
– Я не собираюсь торчать здесь столько времени…
В этот момент дверь подъезда распахнулась, и из него выпорхнула пухленькая десятилетняя девчонка в коротком джинсовом сарафанчике. Непроницаемое лицо брюнета слегка оживилось.
– Смотри, какая попка! – зацокал он, провожая девчонку похотливым взглядом. – У, ты моя конфеточка сладенькая.
– Заткнись! – поморщился блондин. – Нашел время для извращений.
– А че та-а-акое? – дурашливо парировал напарник, подражая говору представителей российской глубинки. – Уже и приколоться нельзя?
– Знаю я твои приколы, педофил хренов. Смотри лучше в оба – пропустишь.
Брюнет любовно погладил приклад лежащего на коленях автомата и криво усмехнулся:
– Не боись. Все будет о'кей!
– Только без самодеятельности, лады?
