Его напарник, тихо матерясь, подошел к кровати мальчика и сбросил одеяло.
– Тут тоже тряпки! – разразился он самой отборной бранью. – Киданули нас как пацанов! Что все это значит…твою мать?
В тот же миг в комнате вспыхнул свет, и бандиты, ошалело оглянувшись, увидели нацеленные на них стволы автоматов. Все четверо тут же узнали друг друга. Петрухин, с нескрываемой насмешкой глядя на Ежонова, громко объявил:
– Улыбайтесь – вас снимает скрытая камера! Оружие на пол! Лечь лицом вниз, руки и ноги раскинуть. А теперь, ребятки, вы и сами поедете в камеру, но только уже тюремную. Самое вам там и место!
Вадим, глядя на живого и здорового опера, которого вроде бы вчера подрезали и он, считай, уже был при смерти, не знал, верить ли своим глазам.
– Я требую адвоката! Это провокация! Это ментовская подстава! – неохотно ложась на пол, неожиданно заговорил он на повышенных тонах.
– Адвоката? Надеешься выкрутиться? Зря… Отмазаться не удастся, – завернув ему руки за спину и защелкнув на запястьях наручники, олимпийски спокойно пояснил Борис. – Сейчас сюда уже едет опергруппа. Из мебели и стен дома будут извлечены пули, выпущенные из этого оружия, на котором ваши отпечатки пальцев. Кроме того, на этих фуфайках и одеялах, которые вы приняли за людей, тоже пробоины от пуль. Ребята, вам не права качать надо, а думать, как будете мотать пожизненный срок. Ясно?
Ответом ему было лишь угрюмое молчание.
– Борис Витальевич, а может, их передать в руки граждан, чьих родственников они уже убили и еще собирались убить? – без тени улыбки вдруг предложил лейтенант. – Пусть, так сказать, свершится суд народа. Веревки, я так думаю, в деревне еще не перевелись, вилы и топоры имеются…
– Ты это что – всерьез?! – разом позеленел подручный Ежонова. – Не имеете права!
Лейтенант лишь рассмеялся и подтолкнул его в спину – мол, иди, иди, слизняк! Выходя из дома, Ежонов с испепеляющей ненавистью покосился в сторону Петрухина. Он ненавидел всех и вся, поскольку понимал, что упоминание о пожизненном заключении в первую очередь относится к нему.
…Думал ли он в тот день, когда Барон отдал ему приказ убрать босса, а следом и горничную, что очень скоро будет брести вот так, уныло, спотыкаясь, с руками, закованными в наручники? Босс, конечно, кадр был авторитетный. Однако Барон в сравнении с Хухой – все равно что козырный туз, бьющий пусть и козырного, но валета. И ослушаться его означало немедля подписать себе смертный приговор. Барона он хорошо изучил еще в то время, когда они работали в одной из районных администраций города. Вот было времечко золотое! Можно было из ничего, на совершенно голом месте, сделать себе состояние. И тот, кто это умел, у кого были связи и возможности, моментально «становился на крыло».
А Барон умел очень многое. Он был талантом по части всяких хитрых комбинаций, в результате которых деньги, как государственные, так и частные, сделав ряд хитрых банковских пируэтов, в конечном итоге обналичивались и оседали в его кармане. Ежонов, по кличке Еж, отсидевший три года за хулиганку и разбой, имея всего лишь техникумовское образование, был им замечен и взят на работу помощником главы районной администрации по хозяйственной части. Какие они проворачивали дела! Один лишь созданный ими синдикат «черных» риелторских контор ежемесячно приносил классные бабки. А что сказать о рейдерской команде, которая шерстила не только кооперативы и мелкие фирмочки, но и достаточно крупные предприятия!
А потом… То ли Барон вовремя с кем надо не поделился, то ли они и в самом деле зарвались, но на них ополчились и губернатор, и прокуратура, и ментовка. Однако Барон и тут не оплошал. Все концы как-то так сразу почему-то сошлись на одном Еже. Впрочем, отделался он условным сроком и с ходу попал в услужение к Хухе. Однако и старые связи не забывались. Барон, несмотря на целый ряд скандалов, пошел в гору и очень скоро дал Ежу понять, что тот по-прежнему в его власти.
Слов нет – Хухе Еж служил верой и правдой. Он надежно прикрывал своего господина, даже когда тот вытворял такое, что подпадало сразу под несколько статей УК. Чего только стоили приключения Хухи, когда он «бомбилой» увозил женщин в лес и там их «оприходовал»! Сколько раз потом Ежу приходилось наезжать на излишне строптивых телок и «вразумлять» их, чтобы они не вздумали судиться с его хозяином?! Им он и счет потерял. Он же пришел Хухе на выручку, когда одна из тех, с кем босс уже однажды «перекувыркался», вогнала в него нож, чуть не оставив без яиц…
Но однажды Хуха и впрямь зарвался и сделал Ежу западло, покусившись на Майку, с которой у Ежа начало «срастаться». Еж сделал вид, что ничего не заметил. Но таких обид он никому не прощал. И он бы гарантированно расквитался с Хухой, если бы Барон дал на то свое благословение. Но Барону Хуха для чего-то был нужен, и поэтому Еж продолжал играть роль преданного слуги. До поры до времени. Когда же Барон по телефону наконец-то уведомил Ежа о том, что Хухе пора на вечный покой, он с радостью разделался со своим боссом. Какой же это был кайф – увидеть бессильную злость, удивление и отчаяние на высокомерной морде Хухи!
Но к досаде Ежа, перевести стрелки на официанта, которого Хуха в тот вечер собирался «запетушить», не удалось. И тогда, посоветовавшись с Бароном, Еж задействовал второй, запасной вариант, который, можно сказать, сам свалился в руки. Один из подручных Ежа подслушал разговор горничной с Хухой. Это было точно в масть. Хороший спец по заказу Ежа состряпал от ее имени прощальную записку, а сам он без проблем угостил ту дуреху водкой со снотворным. И вот вроде бы концы упрятаны. Так нет же, черт его возьми, вцепился этот опер как клещ – хрен оторвешь. Что же делать?! Что же делать?!!
Выйдя из машины у ворот СИЗО, Ежонов оглянулся и, увидев опера, который следом подъехал на «девятке», негромко окликнул:
– Гражданин начальник! Мы можем с вами перекинуться парой слов без лишних свидетелей и протокола?
– Хочешь сделать чистосердечное признание? – отойдя с ним в сторону, спросил Петрухин.
– Не совсем… Видите ли, гражданин начальник, взяв меня с ребятами, вы создаете серьезную угрозу одному очень большому человеку. Его я не назову даже под пыткой. Иначе меня прямо в СИЗО покромсают на шашлык. Но я хочу вам сказать, что теперь и вы можете быть под ударом. Не догадываетесь, каким образом?
– Любопытно было бы услышать, – усмехнулся Борис.
– Зря улыбаетесь… Завтра же некое интересное видео может оказаться в целом ряде самых разных инстанций – от господина Рудакова и губернатора до федерального МВД. Заодно оно окажется в руках вашей жены и будет выложено в Интернете с соответствующими комментариями.
– Вот даже как? Значит, все-таки я был прав. Ай да Майя! А ведь как клялась в своей порядочности… И что же мне предлагается взамен? Отпустить вашу веселую компанию на все четыре стороны?
– Ну это, дураку понятно, сделать вы не сможете. Но в вашей власти изменить повод, по которому мы были задержаны. Скажем, просто незаконное проникновение в чужую квартиру с целью кражи имущества.
– А как же стрельба? Мне что же теперь, надо забрать у эксперта собранные им улики – оружие и пули?
– Ч-черт! Ну пусть это будет хулиганская стрельба по мебели. Все же не покушение на убийство. Знаете, гражданин начальник, я думаю, и в моих, и в ваших интересах не привязывать сегодняшнее дело к убийству Хухи… То есть господина Хухминского. И ваша репутация не пострадает, и я, бог даст, доживу до конца срока, который мне отмотает наш самый справедливый и гуманный. Что скажете?
– Надо подумать. Это непростой вопрос.
– Обязательно подумайте! – кивнул Ежонов и зашагал к воротам, где его подручных уже взяли под руки охранники СИЗО.
А Борис, оформив передачу задержанных, отправился домой. На часах была уже половина второго. По пути подбросив Михаила и Олега поближе к их месту жительства, по пустынным улицам он покатил на свой Дубовский проезд. Сказанное Ежоновым, безусловно, Борис воспринял весьма и весьма серьезно, хотя виду и не подал. Он понимал, что некая мразь, сидящая в губернской власти, в данный момент следит за ситуацией и прикидывает: нанести свой подлый удар или не спешить – вдруг опер сломается и пойдет на уступки?
Потому-то Петрухин и не дал однозначно отрицательного ответа, решив немного поиграть в поддавки. Он был уверен, что вопреки любым запретам, скорее всего, уже сейчас Ежонов докладывает своему хозяину по сотовой связи о провале бандитского рейда в Кузнецовку и о том, как отреагировал опер на его предложение.
«Теперь придется работать как на минном поле… – сворачивая к дому, размышлял он. – Сделаешь какое-то опасное движение в сторону той гадюки, и она сразу же укусит. Знает ведь, тварь, что охотнее всего у нас поливают дерьмом. Зато когда выяснится, что полили зря, ни одна сволочь не даст опровержения… Попробуй потом отмойся! Ладно, выкрутимся. Как говорится, голь на выдумки хитра…»
