На всякий случай я не стал прятать телефон, а положил его на правое переднее сиденье, взялся за руль двумя руками и резко прибавил скорость. «Ауди» не отставал.
Собираясь проскочить перекресток, я вдруг вспомнил, что внутри квартала справа от меня находится гарнизонная поликлиника, куда порой обращаются офицеры нашей бригады, живущие в городе, а не в военном городке. Там можно было увидеть кого-то знакомого. И я, притормозив, не включая сигнал поворота, свернул направо. И даже увидел больше, чем ожидал. А увидел уазик нашей бригады и трех офицеров, садящихся в него.
Перед тем, как остановиться, я посмотрел в зеркало заднего вида. И сделал это вовремя, ибо увидел, как за углом дома, перед которым я повернул направо, скрылся «Ауди», не пожелав продолжить преследование в этом районе.
* * *
– Мне кажется, ты поторопился, – сказал Ангел, когда я обрисовал ситуацию.
– Откуда они могли знать, что я надеялся встретить у поликлиники своих? – возразил я.
– Если знают, что там военная поликлиника, то могли.
– В этом я сомневаюсь. Ладно, еще не вечер. Кто ищет, тот всегда найдет. Пусть ищут.
– У тебя какие планы?
– В больницу к сестре, потом к племяннику. Продукты вчера ему привез, нужно просто навестить. Приучил уже. Если не приеду, искать начинают.
– Осторожнее с машиной. Могут заминировать. Им это не сложно и привычно. И даже безопаснее, чем вступать в открытую схватку с офицером спецназа.
– Я буду присматривать. И сигнализация у меня хорошая.
– Специалистов по сигнализации сейчас много развелось.
– Но обязательно нужно предварительно сканировать сигнал. Следовательно, кто-то должен остановиться рядом. Я присмотрюсь.
– Хорошо, позванивай. До связи.
– До связи.
Убрав трубку, я поехал в больницу к сестре. И, если вчера машину оставлял на общей стоянке перед терапевтическим корпусом, то сейчас проехал в больничный двор и остановился среди трех машин Скорой помощи. Водители сидели на пандусах, огораживающих крыльцо служебного входа, и курили. Я пошел через служебный вход. И поднялся на этаж к сестре. Мою машину было видно из окна ее палаты. Я на всякий случай сел не на стул, а на подоконник. Естественно, Татьяне словом не обмолвился о своих проблемах. Ей еще из-за меня волноваться не хватало.
– А меня обещают через пару дней выписать, – обрадовала меня сестра.
Не тем, конечно, обрадовала, что забота с моих плеч свалится. Забота останется в любом случае, потому что по магазинам бегать Татьяна еще долго не сможет. А тем, что ее выписывают – следовательно, она поправляется.
У меня была лишняя сим-карта в трубке, с которой я на Кирпичном заводе выходил в Интернет. Но тот номер хорошо работал в Сети, а не каждый номер в ней хорошо функционирует. Причем я уже убедился, что дело вовсе не в телефоне, а именно в номере. Но это все такие технические тонкости, до которых мне, чистому гуманитарию по своему внутреннему состоянию, никогда не докопаться. А для разговора я хотел использовать другую сим-карту, чтобы ее можно было до поры до времени припрятать. Слышал я, что серьезные операторы сотовой связи в состоянии по трубке показать местонахождение человека. Потому после звонка я предпочитал держать в мобильнике другую сим-карту. Мало ли, может, и чеченские операторы научились этому[8]. Народ у нас головастый, соображать умеет.
Копченый вернулся быстро. Я только-только успел выпить стакан чая. Избалованный когда-то настоящим английским чаем, я долго не мог привыкнуть в лесу к тому чаю, что продают в России под видом английского, и даже некоторое время предпочитал пить чистую воду вместо плохого чая. Потом привык и умудрялся даже грузинский пить. Слышал я, что во времена Советского Союза все пили грузинский чай. Удивительно, как русские не вымерли от него.
Пакет с упакованной сим-картой я вскрыть еще не успел, только достал мобильник, как он зазвонил в моей руке. Это было странно, потому что сюда никто не должен был звонить. Я посмотрел на экран мобильника. Номер не знакомый. И проигнорировал звонок. Дождался, когда телефон смолкнет, сменил сим-карту и набрал номер Иналукова.
– Слушаю.
– С наступающим днем рождения, Зубаир Джунидович.
– Спасибо. Кто это?
– Мы с вами знакомы заочно, поэтому я сразу себя называть не буду, но хотел бы вас предупредить, что вас в недалеком будущем собираются убить.
Пауза затянулась чуть не на минуту.
– И что? Я уже слышал, что убийство готовится. Спасибо за предупреждение, но я не боюсь никого. Пусть Людоед приходит...
Ага, понял я, значит, Зубаир Джунидович знает, что для меня на его юбилее готовится ловушка. И он принимает в подготовке участие. Но едва ли знает, что с ним должно произойти в действительности.
– Вы что-то путаете, уважаемый, – сказал я спокойно. – Людоед не собирался вас убивать. Он намеревался с вами переговорить по душам, но переговорить честно, если вы так умеете. А убить вас должны ваши же сообщники.
Вторая пауза длилась, пожалуй, дольше первой.
– Зачем им меня убивать? Какой в этом смысл?
– Чтобы не дать возможности Людоеду что-то у вас спросить...
– Вы говорите ерунду. Извините, мне некогда. Меня ждут в аппарате президента республики. И потому...
Телефон Иналуков, впрочем, не отключил, следовательно, мои слова его заинтересовали. А кого бы не заинтересовали подобные слова!
– А потому я советую вам проверить ваш счет в Лондоне. Вы же можете сделать это со своего компьютера. И тогда убедитесь, что счет пуст. С него сняли все деньги как раз потому, что вас уже записали в покойники...
– Да, я знаю… что деньги сняли, – задумчиво сказал Зубаир Джунидович. – Но это вопрос производственной необходимости.
– Ваше убийство – это тоже вопрос производственной необходимости.
– То есть?
– Вашим сообщникам нужно свалить вину за убийство на Людоеда. Тогда будет оправдано убийство самого Людоеда. Именно убийство, а не задержание.
Третья пауза была самой длинной. Я даже стал ждать, и, если бы не слышал тяжелого дыхания собеседника, подумал бы, что он задремал от скучного ему разговора. Но будить Иналукова не пришлось.
– Кто вы? – спросил он наконец.
– Людоед.
Я думал, что после этого сообщения последует четвертая пауза. Однако Зубаир Джунидович быстро себя в руки взял.
– За мной уже пришла машина. Я вернусь через пару часов. Позвоните мне или я вам сам позвоню. Номер у меня в мобильнике сохранился...
– Я с чужого телефона звоню. Я сам свяжусь с вами.
– Вы желаете встретиться?
– Есть у меня такое желание.
– Говорят, вы – человек слова. Вы можете гарантировать мою безопасность?
– Обещаю.
– Вероятно, мне будет что вам сообщить. Вам такой разговор покажется интересным. Звоните, я буду ждать и подготовлю вам кое-какие документы. Копии, конечно.
– Вы знаете, что мне нужно.
– Догадаться не трудно.
И он отключил связь.
Я победоносно посмотрел на Копченого. Но он разговора не слышал, потому что мой мобильник, с которого я обычно выходил в Интернет, был самым простым и не имел громкоговорителя. Но в принципе Давид и не мог оценить мой успех так, как я сам его оценивал. Это был уже громадный шаг к победе. Если Иналуков разоткровенничается, я могу надеяться на реабилитацию своего имени. Естественно, после громадного скандала, который поднимется в Интернете, да и не только там. Когда будут опубликованы материалы, медиахолдинг в состоянии поднять шум по всему миру, и он этот шум поднимет. Мне нужны только доказательства.
* * *
Я опять забрался в свой электронный почтовый ящик, поскольку мне часто приходят письма и на них порой приходится оперативно реагировать. И опять пришло письмо от странного доброжелателя, вычислить которого я так и не сумел. Но вопрос, который он мне задал, был уже конкретным. И я, конечно, ответил точно так же, прямо. Доброжелатель хотел знать, кто такой Асхаб Гойсумович Абдулкадыров. У меня от этого имени кулаки сжались – так захотелось ударить уважаемого старшего следователя по особо важным делам. Так ударить, чтобы он всю свою важность потерял и звездочками со своих полковничьих погон подавился. Эх, была бы возможность до него дотянуться.
Боюсь, все эти эмоции в письмо вылились. Хотя, в принципе, бояться мне нечего, и я имею право быть откровенным. Я никого огульно не обвиняю. Я говорю только то, что соответствует истине, и за каждое свое слово готов ответить.
Мне объяснили, какие вопросы не давали в последнее время Абдулкадырову спать. И я понял, что дело серьезное. Так хорошо понял, что даже на Копченого глянул. Да, это несомненно... Копченый – фигура настолько заметная, что только я, каждый день пребывая с ним рядом, уже не обращаю внимания на темный цвет его лица. Его можно было бы и за негра принять, имей он кучерявые волосы и губы потолще. Да и нос другой формы. Давид – особая примета, по которой меня могут найти.
