что ему нужно, ничего больше не остается.
— Только не мочи его, аники. Не наседай, — уговаривал меня Дате. — Если его тронешь, дерьма столько выльется, что всех накроет.
— Я постараюсь, — усмехнулся я. — Нет, правда постараюсь.
* * *
Лишь опустилась ночь, я выскользнул из казармы. Зашел за постройку к курилке, оглядываясь в поисках незваных гостей. Вроде чисто, меня никто не видел и не следил.
Он уже был там, лежал на лавочке, уставившись в звездное небо, положив ногу на ногу. Я не стал подкрадываться, но наоборот, позволил ему меня услышать. Кенджи приподнял голову, чтобы убедиться, что это я, а потом уронил её обратно.
Специально развалился, чтобы заставить меня стоять. Разговор будет не дружеский.
— Коничива, маленький Они', — произнес он.
Коничива, гнойный Прыщ, — подумал я, но ничего не сказал.
Я встал напротив, опершись плечом на дерево, и достал сигареты. Кенджи сел на лавке, с хрустом размял шею и последовал моему примеру. Вставил сигарету в зубы и застыл, будто ждал чего-то. Ах да! Он, наверное, ожидал, что я ему прикурю, как полагается в обществе!
Я демонстративно закурил сам и убрал зажигалку в карман, оставив его сидеть с кислой рожей. Он закатил глаза, а потом справился самостоятельно.
— Ну и чего я сюда приперся? — спросил я.
— Потому что я тебе приказал, — хмыкнул он, глядя куда-то в сторону.
— Иди мальчикам своим приказывай, начальник хренов.
— На твоем месте я бы не вел себя так нахально, — спокойно отреагировал он.
— А на твоем, я бы не звал на ночное свидание человека, который сутки назад скидывал труп со скалы.
— Ты сам ответил на свой вопрос, именно поэтому ты здесь.
— Ладно, поиграем в твою игру. Что тебе, мать твою, нужно?
Кенджи выдохнул дым и задумчиво проводил серое облачко взглядом.
— Все просто, — сообщил он, — мне нужна услуга. А точнее, несколько. А взамен, я не расскажу мастерам о том, что ты убил одногруппника. Ты ведь этого не хочешь?
— Ты же вроде правильный весь из себя. Разве крысятничество ценится кодексом «борёкудан»?
— Ты плохо учился, у якудза совсем другой кодекс.
— Стукач есть стукач, как на тебя остальные посмотрят, подумай.
— Не… тут иные обстоятельства, — улыбнулся он. — Раз ты убил одного из нас, то ты предатель, разве не так? Как можно называть стукачом того, кто изобличил предателя?
— А с чего ты взял, что это я? — развел я руками. — Может, он сам шею сломал? Или это произошло в случайной драке.
— Да ладно тебе, Икари Рио! — махнул он рукой. — Я сделал домашку! Те парни, что были с тобой, — они никто! У Сатори даже приводов нет, он вообще непонятно как здесь оказался. Но ты… О тебе много говорят, и как бы Дайго Ягами-сан не пытался скрыть следы, кровавую дорожку за тобой не так просто смыть.
— Не понимаю, что за чушь ты несешь.
— Конечно, понимаешь. Мы оба знаем, что это ты прикончил пацана, больше некому. Если бы это был несчастный случай, вы не стали бы избавляться от тела, так что хватит юлить, Икари-кун, мне это надоело.
— Мне тоже надоело здесь торчать, поэтому выкладывай.
— Как я сказал, мне нужна услуга, — произнес Кенджи. — Ты знаешь, как можно покинуть Габутай?
— Отсидеть, — хмыкнул я.
— Верно, — проигнорировал он мой тон, — от двух до пяти лет. Потом либо выходишь на волю чистым, будто белый лист, либо служишь в рядах якудза.
— И что?
— Есть еще один способ. Лучшие ученики выходят по «условно-досрочному». У них нет выбора, их тотчас назначают в семью, но не в стажеры и не в низкий штаб, а сразу полноправным членом клана. В этом случае кадет задерживается в Габутай максимум на год или два. А я здесь уже третий мотаю. — Он напрягся, заиграл желваками, лицо стало острым, словно кожу натянули на затылке. — Я должен выйти. И ты мне поможешь.
— Не представляю как, — отозвался я скучающим тоном.
— Каждую весну мастера проводят турнир, лидер победившей команды получает титул «сятэй», младший брат. Если мастера одобряют его кандидатуру и сам сятэй готов вступить в клан, то он волен уйти досрочно.
— Ты же вроде лучший ученик в Габутай? Чего тогда три года делал?
— Первый турнир я пропустил, пришел слишком поздно. От второго меня отстранили за нарушение устава. Следующий будет мой.
— А я здесь причем?
— Во время турнира лучшие студенты будут соревноваться, в том числе и в бою. Ты мне не нравишься. Можешь нарушить планы. Я слышал, что ты серьезный противник, поэтому когда тебя поставят против одного из моих парней, ты должен проиграть. Более того, ты должен сделать так, чтобы никто в твоей группе не составил нам конкуренцию, это понятно? Наше преимущество должно быть неоспоримым.
Все-таки шантаж, банальщина.
— Вот оно что… — протянул я. — Ну, теперь понятно. Ты боишься, что твои парни недостаточно хороши, чтобы одолеть новичков? Это будет позор…
— Этому не бывать, — покачал он головой. — Мы старше и лучше подготовлены. Но такие как ты или Ягами… Вы сулите проблемы. А я не люблю рисковать попусту. Когда тебе назначат оппонента на соревнованиях, просто проиграй и все. И твоя тайна уйдет вместе со мной. У вас же все равно нет шансов. Все, что вы сможете, это нам мелко подгадить, так зачем все портить⁈ Подумай об этом.
— Я вот никак не пойму, ты тупой или самый храбрый? — задался вопросом я. — Ты договорился со мной о встрече, ночью, один на один. Не подумал, что я могу и тебе шею свернуть? Или ты столь самоуверен, что решил, что сможешь со мной справиться? Тут ведь никого кроме нас нет, я бы услышал.
Он как-то совсем по-детски улыбнулся, смущенно и несерьезно.
— Хм, это неожиданно, — произнес он. — Я полагал, что ты тоже сделал домашку, и узнал с кем имеешь дело.
— Да мне насрать на тебя, — признался я без всякой злости.
— Меня называют «Неприкасаемым», Рио. И не просто так. Я из тех, кому никак нельзя переходить дорогу, но это ты ещё поймешь.
В воздухе повисла пауза, я всмотрелся в человека напротив,
