– Ты имеешь в виду, похоже ли оно на письмо, написанное человеком, которого терзают угрызения совести?
– Да.
– Не особенно, – сказал я. – Примерно такого письма можно и ожидать от него в случае, если он не убивал Джулию – никакой озабоченности по поводу подозрений на его счет со стороны полиции за исключением того, что это может отразиться на его работе, желание прояснить дело, избежав при этом каких-либо неудобств лично для него – словом, не слишком блестящее письмо, если бы оно было написано кем-нибудь другим, однако вполне соответствующее тем причудам, которые отличают его от других людей. Я могу себе представить, как Уайнант отправляет письмо, и ему даже в голову не приходит, что самым разумным было бы отчитаться в своих действиях в день убийства перед полицией. Насколько ты уверен, что, когда ты его увидел он ехал от Джулии?
– Теперь я вполне уверен. Тогда же мне это показалось вероятным. Затем я подумал, что он, возможно, был в своей мастерской. Она находится на Первой авеню, всего лишь в нескольких кварталах от места, где я его видел, и хотя мастерская была закрыта со времени его отъезда, мы в прошлом месяце возобновили ее аренду, так что все было готово к его возвращению, и он вполне мог поехать туда в тот день. Полиция не обнаружила там ничего, по чему можно было с уверенностью судить о том, был он в мастерской или нет.
– Я хотел спросить тебя: говорили, будто бы он отрастил бороду. Была ли у него...
– Нет – я видел все то же длинное, худое лицо с теми же общипанными, белесыми усами.
– И еще: был такой парень по имени Нанхейм, которого вчера убили – маленький, с...
– Я как раз собирался об этом сказать.
– Я подумал о том маленьком человечке, который, как тебе показалось, следил за тобой.
Маколэй уставился на меня.
– Ты полагаешь, это мог быть Нанхейм?
– Не знаю. Я просто подумал.
– И я не знаю, – сказал он, – Я никогда не видел Нанхейма, насколько мне...
– Он представлял собою невысокого мужчину, не более пяти футов и трех дюймов ростом, а весил, пожалуй, фунтов сто двадцать. Я бы сказал, что ему было лет тридцать пять-тридцать шесть. Желтоватый цвет лица, темные волосы и такие же темные, довольно близко посаженные глаза, большой рот, длинный обвислый нос, торчащие, словно крылья летучей мыши, уши... бегающий взгляд.
– Это вполне мог быть он, – сказал Маколэй, – хотя я не видел его с близкого расстояния. Думаю, полиция позволит мне взглянуть на него, – он пожал плечами, – впрочем, теперь это не имеет значения. О чем я говорил? Ах да, о том, что никак не мог связаться с Уайнантом. Это поставило меня в неловкое положение, поскольку полиция полагала, будто я поддерживаю с ним контакт и не говорю по этому поводу правды. Ты ведь тоже так считал, верно?
– Да, – признался я.
– И ты тоже, как и полиция, наверное, подозревал что в день убийства я все же встречался с ним в гостинице «Плаза» или в другом месте.
– Это представлялось вероятным.
– Да. И, конечно же, вы были отчасти правы. По крайней мере, я видел его, да еще в таком месте и в такое время, что, узнай об этом полиция, его бы, вне всяких сомнений, немедленно сочли виновным, и потому, солгав поначалу несознательно, косвенным образом, я стал затем лгать прямо и преднамеренно. Херманн весь тот день безвылазно провел на совещании и не мог знать, как долго я ждал, пока он освободится. Луиза Джекобз – моя хорошая приятельница. Не вдаваясь в детали, я объяснил ей, что если она скажет, будто я появился у них в конторе через одну-две минуты после того, как пробило три, то может помочь мне выручить клиента, и она с готовностью согласилась. Я также объяснил ей, что в случае, если возникнут какие-либо непредвиденные неприятности, она всегда сможет обезопасить себя, сказав, будто не обратила внимания, в котором точно часу я прибыл, однако на следующий день я случайно упомянул о своем прибытии именно в это время, и у нее не было причин сомневаться в моей честности; таким образом вся вина возлагалась на меня. – Маколэй глубоко вздохнул. – Теперь все это неважно. Важно то, что сегодня я получил от Уайнанта весточку.
– Очередное нелепое письмо? – спросил я.
– Нет, он позвонил и я назначил ему на сегодняшний вечер встречу – с тобой и со мной. Я сказал ему, что ты, если не увидишься с ним, ничего для него не сделаешь, поэтому он обещал встретиться с нами сегодня вечером. Естественно, я собираюсь пригласить и полицию; мне уже трудно оправдать тот факт, что я покрываю его подобным образом. Я могу добиться того, что его оправдают, признав невменяемым, и затем изолируют. Это все, что я могу – да и хочу – сделать.
– Ты уже сообщил полиции?
– Нет. Он позвонил лишь после того, как они ушли. К тому же, сначала я хотел поговорить с тобой. Я хотел сказать тебе, что не забыл, чем я тебе обязан и...
– Ерунда, – сказал я.
– Совсем не ерунда. – Он повернулся к Норе. – Я полагаю, он никогда не говорил вам, что спас мне однажды жизнь, в окопе под...
– Он сошел с ума, – сказал я Норе. – Он выстрелил в одного парня и промахнулся, а я выстрелил и не промахнулся, только и всего. – Я вновь обратился к Маколэю: – А может, пусть полиция еще немного подождет? Предположим, ты и я встретимся сегодня с Уайнантом и выслушаем его. Мы можем придержать его и, если убедимся, что он – убийца, забить тревогу в конце встречи.
– Ты до сих пор сомневаешься, верно? – Маколэй слабо улыбнулся. – Что ж, если ты пожелаешь, я готов пойти на это, хотя такой шаг мне представляется... Впрочем, быть может, ты передумаешь, когда я расскажу тебе о нашем телефонном разговоре.
В гостиную, зевая, вошла Дороти, одетая в слишком длинные для нее Норины ночную рубашку и халат.
– Ах! – воскликнула она, увидев Маколэя, а затем, узнав его, произнесла: – Ой, здравствуйте, мистер Маколэй. Я не знала, что вы здесь. Есть новости о моем отце?
Маколэй посмотрел на меня. Я покачал головой. Он ответил Дороти:
– Пока нет, но, возможно, сегодня мы что-нибудь узнаем.
– Зато Дороти уже кое-что случайно узнала. Расскажи Маколэю о Гилберте, – сказал я.
– Вы имеете в виду, о... о моем отце? – уставившись в пол, неуверенно спросила она.
– О Бог ты мой, конечно, нет! – сказал я.
Лицо ее залилось краской, она с упреком посмотрела на меня, а затем торопливо сказала Маколэю:
– Гил виделся вчера с отцом, и отец сказал ему, кто убил мисс Вулф.
– Что?
Она энергично четыре или пять раз кивнула головой. Глазами, в которых читалось изумление, Маколэй посмотрел на меня.
– Совсем не обязательно, что это действительно произошло, – напомнил я ему. – Это Гил так говорит.
– Понятно. Тогда, по-твоему, он мог...
– Тебе ведь не так часто с тех пор, как заварилась эта каша приходилось беседовать с членами этой семейки, верно? – спросил я.
– Верно.
– Захватывающее занятие, доложу я тебе. У них у всех сдвиг на почве секса, и это глубоко укоренилось в их подсознании. Они начинают...
– Вы просто отвратительны! – сердито сказала Дороти. – Я изо всех сил стараюсь...
– Чем ты недовольна? – спросил я. – На сей раз я делаю тебе поблажку: я склонен верить, что Гил действительно так тебе и сказал. Не требуй от меня слишком многого.
– И кто же убил Джулию? – спросил Маколэй.
– Не знаю. Об этом Гил мне не сказал.
– А твой брат часто виделся с отцом?
– Не знаю, насколько часто. Он просто сказал, что виделся с ним.
– А он говорил что-нибудь о... о человеке по имени Нанхейм?
– Нет. Ник спрашивал меня об этом. Гилберт ни о чем больше мне не говорил.
Я поймал Норин взгляд и сделал ей знак. Она поднялась и произнесла:
– Пойдем в другую комнату, Дороти, надо дать ребятам шанс заняться их сверхважными делами.
Дороти явно хотела остаться, однако, она все же вышла вслед за Норой. Маколэй сказал:
– После того, как она подросла, у нее есть на что посмотреть. – Он откашлялся. – Надеюсь, твоя жена не...
– Не беспокойся. С Норой все в порядке. Ты собирался рассказать мне о своем разговоре с Уайнантом.
– Он позвонил сразу после того, как ушли полицейские, и сказал, что видел мое объявление в газете «Таймс» и хотел бы знать, чего мне надо. Я объяснил ему, что ты не горишь желанием впутываться в его неприятности, не переговорив предварительно с ним, и мы условились встретиться сегодня вечером. Потом он спросил, видел ли я Мими и я сообщил ему, что видел ее пару раз после того, как она вернулась из Европы, и что видел также его дочь. И тогда он сказал следующее: «Если моя жена попросит денег, выдай ей любую сумму в разумных пределах».
– Черт меня побери, – сказал я. Маколэй кивнул.
– То же самое подумал и я. Когда я спросил его, с какой стати, он ответил, будто, прочитав утренние газеты, убедился, что Мими оказалась жертвой Розуотера, а не его союзницей, и у него есть основания рассчитывать на ее «доброе расположение» к нему, Уайнанту. Я начал догадываться, в чем дело, и сообщил ему, что Мими уже отдала ножик и цепочку полицейским. Угадай, что он на это ответил.
