– Коля, что у тебя там со связью? – Бердяев уже дошел до конца коридора и теперь говорил по селектору с охранником четвертого поста.
– Уже наладили, товарищ полковник.
– А что было?
– Сбой программы. В общем, пустяки.
– Коля, я не люблю этого слова. Самые большие проблемы возникают именно из-за пустяков.
– Виноват, товарищ полковник.
«Уволю я тебя, вот и будут тоже пустяки», – подумал Бердяев и тронулся в обратный путь.
Когда он вошел в спальню, телефон уже вовсю трезвонил. Это был Суворовцев. Он попросил взвод спецназа для подкрепления в проведении операции.
– Я не верю своим ушам, – усмехнувшись, прервал его Бердяев. – Ты всего третий день у нас и уже просишь спецназ? Что же будет через неделю? А через месяц? Скажи, Вершинин сейчас рядом с тобой?
– Так точно, – не сразу ответил Суворовцев.
– Я так и думал. Разочаровываешь меня, Суворовцев. Я-то думал, что ты-то! Уж никак под влияние нашего Рэмбо не попадешь, с твоими-то мозгами. Конечно, если Вершинин с тобой, – то, конечно, спецназ. Таманскую дивизию предупредить? Чтобы тоже движки вертолетов держали прогретыми и парашюты проверили, нет? Так вот, майор, я такого приказа не дам! Ты меня понял?! Все.
Бердяев повесил трубку, беззвучно выругался и пошел к кровати – роскошному, двуспальному лежбищу. Отбросил одеяло, немного подумав, прошел к шкафу и достал из него манекен мужеского пола. Уложил его на постель вместо себя и плотно накрыл одеялом. Придав кукле естественную позу спящего человека, посмотрел на дело рук своих и остался вполне доволен. Теперь можно было устраиваться спать и самому. Он выключил свет, взял подушку, бросил ее под кровать и полез туда сам.
Страх, давно и прочно поселившийся в душе этого человека, заставлял его совершать такие поступки и диктовал такое поведение, что постороннему они показались бы по крайней мере странными. Но в том-то и дело, что между ним и его Страхом никого из посторонних давно уже не было – ни семьи, ни друзей, ни даже просто хороших знакомых.
Страх меняет человека. Медленно, но навсегда.
* * *
Есть такие моменты – моменты принятия решения. Это как принятие решения в авиации – есть высота, на которой летчик должен решиться – либо сажать самолет, либо уйти на второй круг, чтобы повторить попытку. После этой высоты изменить уже ничего нельзя.
В молодости, признаюсь, волновался. Вот именно, от понимания, что после этой невидимой черты – изменить уже ничего нельзя. Не могу сказать, что сейчас чувство волнения полностью покинуло меня. Оно всегда рядом. Но важно, чтобы волнение было за спиной, а не перед глазами. Ты должен понимать, что принимаешь важное решение. Но, приняв его, должен уметь отбросить с определенного момента всю аналитику, все сомнения. Должен действовать неумолимо и точно, как меч самурая. Дзигоро Кано об этом говорил: «...прежде чем сделать первый шаг, чтобы войти на татами, хорошо подумай. Но не думай, прежде чем делать второй. Просто иди и победи».
Я не верю, что Вершинин с ними, и не верю, что он провоцирует меня. Нет, я по-прежнему это допускаю, потому что жизнь и эта работа убедили меня в том, что допускать нужно все. И все же я думаю, что должен сделать то, что предложил Вершинин, – разведку боем. Таким образом, окончательно проверю и гипотезу о способе трафика, предложенную Вершининым, и самого Вершинина.
А, чуть не забыл. В очередной раз проверю – и самого себя.
На бегу, уже на бегу, читаю несколько слов. Не могу себе отказать. Может быть, эта наивная жительница Сети и есть тот самый голос Вселенной, который хочет мне что-то подсказать? Надо быть внимательным даже к самым тихим и нелепым голосам. Так говорил не Дзигоро Кано. Так говорил мой собственный опыт.
Читаю.
Настенька to Охотник
Привет! Я хотела бы, чтобы ты мне ответил вот на такой вопрос – как правильно жить? Чтобы не по-идиотски? Не сомневаться ни в чем, быть смелой, делать кучу дебильных ошибок, потом плакать над ними и гордиться тем, что жизнь «такая, наполненная эмоциями»? Или – все сто раз взвешивать, не делать ошибок, но адски скучать? А? Чему учит твой темный лес? А? Жду.
Ответ ей пишу уже даже не на бегу, а на лету. С лету.
Охотник to Настенька
Слушай голос, который тише всех. Он тебе скажет, что правда, а что пыль.
Расскажи, кто ты.
Прости, Настенька. Надо было ответить тебе поподробнее, повежливей, но, если ты так умна, как хочешь казаться и даже уже кажешься мне, – ты поймешь.
Все. Точка принятия решения пройдена.
Теперь – только мы и они.
* * *
Вижу необходимость в проведении операции по обнаружению и пресечению новых способов наркотрафика. Прошу дополнительных полномочий, так как официальным способом добиться подобных полномочий у полковника Бердяева не удалось.
Уверен, что майор Вершинин может обладать информацией, имеющей отношение к версии о глобальных планах Сорса.
* * *
Бердяев не дал разрешения на проведение операции. В общем, Вершинин другого и не ожидал. Поэтому им с Суворовцевым пришлось принимать решение на свой страх и риск. И оно было принято.
Для Вершинина такой способ жить довольно привычный. Победителей не судят – это, как известно, его стиль.
Они вошли в кабинет Суворовцева. Надо было подготовить оружие и собрать все необходимое для операции. Суворовцев включил свет.
– Ох ты! Ну дурак! – выругался Вершинин и тут же погасил его.
– В чем дело?
– Познакомься, это моя дочь, – шепотом пояснил он. – Я же сам ей позвонил, чтобы она приехала за деньгами. Вот дурак! Забыл с этой наркотой чертовой.
В темноте Суворовцев разглядел неясный силуэт девочки-подростка. С надетыми наушниками, она крепко спала на столе – теперь его, Суворовцева, рабочем столе.
Вряд ли это ему понравилось, но он понимающе кивнул и тихо проговорил:
– Что ж ты так? Как мог забыть?
– Пусть спит, ей завтра в школу.
– О, да ты, наверное, регулярно проверяешь ее дневник.
– Давай, и ты тоже, дави на меня. Я плохой отец, плохой муж. Да. Конечно. Бейте меня все!
Вершинин открыл сейф, достал все деньги, одолженные ему Суворовцевым, аккуратно их свернул и положил дочери в карман куртки.
– Пора, – буркнул он и полез в сейф за пистолетом.
Суворовцев открыл шкаф и вынул из него большую армейскую сумку, набитую до отказа.
– У меня все готово.
– Шутишь? – Вершинин ползал вокруг сейфа на четвереньках, собирая высыпавшиеся из коробки патроны.
– У меня всегда наготове эта сумка. «Тревожная сумка».
– Да ты просто маньяк. Ходит с чемоданчиком, в шкафу держит «тревожную сумку». Ты родился в бронике, да? И первым делом проверил досье акушера? Я угадал?
– Зря иронизируешь. Просто я не трачу время вот на это. – Суворовцев с усмешкой посмотрел на попытки Вершинина набить карманы патронами. – Рекомендую тебе завести такую же сумку. Один раз ее собрал и всегда спокоен.
– И что у тебя там? Любимые книжки? Бианки, Пришвин, УПК?
– Да, я люблю Бианки, – спокойно ответил Суворовцев. – А в сумке – оружие, боеприпасы, бронежилет, сухой паек на трое суток, комплект теплого белья, медикаменты, пара нужных приборов. Вон еще один, около ножки сейфа, – подсказал он.
Вершинин все еще ползал по полу в поисках патронов и при этих словах усмехнулся.
– Ты, конечно, и в темноте видишь. Человек-кот. Кот-майор. – Обернувшись, он вдруг замер на полуслове.
Суворовцев по-прежнему в ожидании сидел в кресле, но на лице у него было какое-то пугающее приспособление.
– Прибор ночного видения. Последнего поколения. Удобен, легок, практичен. Ну что, идем?
Тихо приоткрылась дверь, и в проеме возник Опер.
– Кто тут? – опасливо спросил он.
Суворовцев включил настольную лампу.
– Здравия желаю! – Опер целиком вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь.
– А ты что здесь делаешь? – строго спросил Суворовцев.
– Вот, ее охраняю.
– А почему у тебя ребенок на столе спит? – тут же наехал на него Вершинин.
– Так дивана же нет. А вы куда собрались? Меня возьмите.
– Нет. Ты же здесь на посту. Охраняешь – охраняй!
– Ну, пожалуйста! Я попрошу приглядеть за ней – да вот, хотя бы Большого Джона! Ему все равно делать нечего. Возьмите меня с собой. Ну пожалуйста, – по-детски ныл Опер.
– У тебя камера готова? – Вершинин собрал целую пригоршню патронов и ссыпал их в карман.
– Всегда готова.
– Надевай броник и жди нас внизу.
В секунду Опера не стало.
– Будет прикрывать. Мало ли, – пояснил Вершинин и неожиданно вздрогнул. Тишину кабинета разорвала пронзительно громкая мелодия «Розовой пантеры». Это звонил мобильник его дочери. Вершинин чертыхнулся и вытащил телефон из ее рюкзачка.
– Вот, пожалуйста, – сказал он, показывая Суворовцеву источник мобильного безумия. – Восемь непринятых звонков! Ну что за наглость! И номера не знаю, кто звонил. Кто такие? Козлы! Поспать не дадут человеку!
