— Кто еще входил в вашу группу?
— Кому еще я передавал сведения? — уточнил Меликянц, — больше никому.
— Если вы будете врать по мелочам, мы решим, что вы врете постоянно, — строго напомнил Вадим Георгиевич, — вспоминайте скорее.
— Еще был один офицер из разведки, но он погиб полгода назад.
— Как его фамилия?
— Кажется, Бахтин.
— И все?
— По-моему, все.
— А майор Макаров?
— Это меня не касалось, — сразу заявил Меликянц, — даже не моргнув глазом, — он, кстати, был из вашего ведомства.
— Вы все время врете, — строго заметил Вадим Георгиевич, — а могли бы говорить правду, хотя бы из чувства благодарности.
— За то, что вы меня сюда привезли? — быстро пошутил Меликянц.
— За то, что мы спасли вашу жизнь. Сегодня убиты Моторин и Никифорова.
Меликянц побледнел.
— Вы шутите.
— Вот фотографии.
Генерал бросил ему на стол пачку фотографий, уже привезенных оперативниками ФСК.
Меликянц, обливаясь потом, дрожащими руками перебирал фотографии. Затем закрыл лицо руками.
— Они меня убьют, — тихо произнес он, — они меня найдут и убьют. А ведь жена говорила — давай останемся на Кипре. Зачем нам возвращаться в Москву?
— Убить, кстати, могут и там. Вернее, чем в Москве.
— Это я знаю, — вздохнул Меликянц, — но можно было продать там виллу и уехать в Австралию или Новую Зеландию. Там бы не нашли.
— Кто это они, вы можете объяснить?
— Я не знаю, я действительно ничего не знаю. С Никитинским я связан давно. Знаю, что он очень, очень влиятельный человек. Через него можно получить любую подпись любого должностного лица. Он выходит на самых высших чиновников государства. Но кто конкретно за ним стоит, я не знаю. Может, Шумейко, он несколько раз подписывал нам необходимые документы. Может, еще кто-нибудь из высших руководителей, я, правда, не знаю и боюсь знать.
— В Вильнюсе и Санкт-Петербурге недавно погибло двое бывших сотрудников КГБ. Вы об этом знали?
— Конечно, знал. Сам передавал сведения и их адреса. У Корженевского была своя группа. Все уголовники, шпана всякая. Но работали хорошо. Эти убийства их рук дело.
— А майору Макарову? Кто ему передавал сведения?
— Тоже Никитинский. Часто совсем необычные поручения передавались через Никифорову. Например, несколько дней назад было такое: «Уберите болтуна ночью в Центре». Какого болтуна, какой ночью, какой Центр я не знаю и знать не хочу. Просто исправно отрабатываю свои гонорары.
— Из-за вас погибло столько людей, — тихо произнес Вадим Георгиевич, — на вашей совести десятка два людей.
— Только не надо меня винить. Это не на моей совести. А на совести, во-первых, тех, кто отдавал приказ, во-вторых, тех, кто убивал. Я всего лишь был связным.
— Опять начали. Примеры Никифоровой и Моторина.
— Очень сильно. Именно поэтому я настаиваю — ничего не знаю, ничего не видел. И знать не хочу. Прошу, кстати, учесть, что я добровольно сотрудничаю с вами.
— Вы умный человек, Меликянц, и не надо выдавать себя за мелкую сошку, — заметил генерал. — Может, вы все-таки скажете, кто может за этим стоять?
— Да. Умный человек. Это так высоко… Тот, кто стоит за Никитинским, летает так высоко… Даже вам его не достать. И потом, это только мои предположения.
— Как вы думаете, Никитинский по-прежнему работает в ГРУ?
— Вы уже спрашивали. Раньше точно входил, сейчас не уверен.
— Кому могла понадобиться смерть Моторина и Никифоровой?
— Господи, да дураку ясно. Вы ведь наверняка прослушивали все мои разговоры после приезда. Кстати, сообщение Макарову передавал не я. Никифорова получила его от Никитинского и передала через Моторина. Я тогда был на Кипре. Просто, потом покойная, какой ужас, Элеонора Алексеевна мне все рассказала.
— Как вы вышли на Корженевского и Макарова?
— Через Никитинского, мне дали их телефоны и сказали, как с ними связаться еще несколько лет назад.
— Вы знали что-нибудь о людях, которых убивали в Вильнюсе и Санкт-Петербурге?
Николай Аркадьевич насторожился. Подшивалов подвинул стул ближе. Меликянц сразу почувствовал общий интерес.
— Они были из какой-то засекреченной группы. Какая-то темная история. И потом, у них оказались документы, которые очень хотелось изъять шефу Никитинского. Он просто требовал от меня поскорее передать это сообщение Корженевскому.
— Но если они знают что-то про документы, не лучше ли этих людей оставлять в живых?
— Конечно, лучше. Но вашу логику, логику специалистов секретных служб, иногда очень трудно понять. Вернее, невозможно.
— Название группы упоминалось? — спросил Подшивалов.
— Кажется, нет. Впрочем, я могу вспомнить, По-моему, группа «О». Что-то связанное с деньгами за рубежом. Они вывозили в августе девяносто первого какие-то документы с номерами зарубежных счетов и названиями зарубежных банков, где лежали деньги ЦК КПСС.
В этот момент генералу доложили, что шифровальщики и специалисты из компьютерного центра ФСК завершили свою кропотливую работу. Удалось установить имя абонента, который беседовал с Меликянцом Это был бывший сотрудник ГРУ Министерства обороны России майор Никитинский. Генерал выслушал сообщение молча и положил трубку. Он решил не говорить пока, до конца допроса, что первоначальные действия его товарищей, участвующих в допросе, были правильными и информация, даваемая Меликянцом, если не на все сто, то на пятьдесят процентов уже соответствовала действительности.
Разветвленная сеть, в которую входили сотрудники ГРУ ФСК и МВД, могла быть создана только под покровительством исключительно важного лица в окружении Президента либо премьера России. Это отчетливо понимали оба — генерал и полковник Подшивалов. Но если для первых это было почти непреодолимое препятствие, то для второго дополнительный стимул узнать имена убийц его товарищей. Перед тем как заехать в Главное здание ФСК, где сидел Вадим Георгиевич, полковник Подшивалов положил на всякий случай в карман маленькую иголку, из тех, которыми они пользовались за рубежом, предварительно смазав ее особым составом.
Внешне оставаясь спокойным, он представлял, как этот тип, строящий из себя саму невинность, отдавал приказы о ликвидации его товарищей. Ковальчук после операции уже начал поправляться, но на всю жизнь остался инвалидом, у него были ампутированы ноги. И теперь, сидя напротив Меликянца и видя столь зримое воплощение зла, Подшивалов делал вид, что его совершенно не задевает эта беседа, столь мучительная для него в других обстоятельствах.
Но самое большое потрясение он испытал после следующих слов Меликянца:
— Мы знали, что эти самые документы находятся в Бельгии. И теперь там постоянно дежурит целая команда людей Корженевского. Они ждут руководителя этой группы, у них должен быть его портрет, переданный Макаровым. Так мне, во всяком случае, сообщила Никифорова.
— Значит, если руководитель этой группы «О» появится в Бельгии, он попадет в засаду, — уточнил встревоженный Вадим Георгиевич.
— Я думаю, у него не будет шансов, — не раздумывая, ответил Меликянц.
Обе «ракеты» сидели словно приваренные к своим местам Меджидов сел напротив.
— Нужно было для такого дела ехать, за нами из самого аэропорта. Могли бы сказать еще там. Никаких документов давно, нет. Все уже в России.
— Вы ошиблись, — неуверенно сказал один из незнакомцев, помоложе, лет двадцати пяти.
— Конечно. Поэтому вы здесь. Только хочу вас предупредить, чтобы не теряли зря времени.
— Мы просто ждем здесь своего друга, — снова сказал молодой. Другой, постарше, напряженно молчал. Было почти слышно, как со скрипом работают его мозги, пытавшиеся понять, почему Меджидов вместо того, чтобы прятаться от них, ведет себя так нахально.
— Все кончено, ребята, — махнул рукой Меджидов, — хотите выпить? Оба молчали.
— Не хотите, не надо. Просто я должен был сказать, что все кончилось. Меня еще в Москве предупредили о вашей встрече в аэропорту. Раньше это действительно было важно. А сейчас нет. Если не верите, позвоните в Москву, узнаете. Это так просто. Говорю вам — все закончилось.
Иногда неожиданный маневр может спасти всю операцию. Нахальство Меджидова могло не сработать, будь тут люди Примакова или Ерина. Но перед ним сидели профессионально подготовленные уголовники, которые вполне допускали, что человека, еще вчера взятого в оборот, сегодня могли оставить в покое. Привыкшие к предательству, они не видели ничего дурного в том, что объект, за которым они охотились, мог переметнуться на сторону их хозяев. С их точки зрения это был как раз здравый поступок. И потому они были в некотором замешательстве — верить или не верить Меджидову. Времени на размышления он им не давал.
