– Брэк, бойцы! – как можно более уверенным тоном произнес я и тут же повернулся к бугаю, заслонив Женьку.
Теперь Малышу было затруднительно дотянуться до «вражины», да и тому пришлось бы достать обидчика, лишь предварительно уложив меня.
– Произошло недоразумение, – как ни в чем не бывало сказал я бугаю, при этом внимательно следя за движениями его рук и корпуса.
– Тебе чего? – грозно спросил тот.
– Сейчас объясню.
Я демонстративно опустил руки вниз и расслабился. Но ногой незаметно сумел отодвинуть Малышева как можно дальше. Женька хмыкнул, но повиновался, бойцовый пыл в нем, по счастью, начал угасать.
– Про братьев Кличко слыхал? – спросил я и тут же уточнил: – Про старшего и младшего?
Бугай кивнул, оставаясь столь же недружелюбным.
– Так вот это – средний! – кивнув на Женьку, сообщил я.
Бугай не выдержал, усмехнулся. Не смог сдержать смешка и находящийся за моей спиной Женька. Драться сразу обоим расхотелось… Вот и на войне бы так.
Малышева с тех пор пытались называть Кличко-средним, но не прижилось.
Валентин Вечер, Рита, Артем Ходжаев
Сейчас Малышев (он же несостоявшийся Кличко-средний) должен был видеть следующую картину. К нам двигались четверо габаритных ребят. По-наглому, в открытую. Мы уже покинули территорию рынка и шли вдоль его забора. Кентавр и Малыш находились рядом с главным входом, в добром километре от нас, но сейчас наверняка двигаются сюда. Ребята поравнялись с нами, один из них грубо задел меня плечом. Второй нагло покосился на Риту, усмехнулся. Тем не менее все четверо, не останавливаясь, прошли мимо. На противоположной стороне появилась машина с Малышевым и Кентавром… М-да. Тревога была ложной, однако мы «прогуливались» уже почти три часа. Так можно целый месяц здешние мостовые топтать, перепихиваясь плечами с местной шпаной…
И тут я понял, какая дорога короче всего приведет нас к Стекольщику!
– Где вероятнее всего мы можем столкнуться с людьми Стекольщика? – спросил я, когда мы все впятером сидели в «штабной» машине.
– В бильярдной? – неуверенно спросил Женя.
– Нет, – ответил я. – Первым делом Стекольщик перекроет все въезды и выезды из Изгорска, а также области. И главным образом на границе с Солнцедарским краем.
Больше добавлять ничего не требовалось. Артем тяжело вздохнул, трясущейся рукой вытер лоб.
– Ты, актер, не страдай. Как стрельба начнется, падай вниз и играй роль трупа, – «успокоил» Ходжаева Кентавр.
Абу Салих
– Значит, гуляют по улицам? – спросил Абу, выслушав доклад Артура.
– Почти три часа бродили по рынку. Ничего не купили и удалились вот по этому адресу, – доложил бородач.
Свое дело он знал туго, а на рынке у него имелось немало осведомителей.
– С квартиры глаз не спускать. Самим туда не соваться! – отдал распоряжение Абу Салих.
Да, без людей покойного Хашима Абу Салиху было бы сейчас нелегко. Да, жизнь заставила его пожертвовать собственными верными людьми и вступить в союз с бывшими заклятыми врагами – казаками. Впрочем, погибшие верные люди слишком много знали и были проникнуты идеями священного джихада. Черного Генерала же эти идеи на сегодняшний день абсолютно не волновали. Его волновал лишь бизнес.
Не прошло и часа, как жилой дом, две квартиры в котором занимали десантники, был взят в невидимое плотное кольцо. Артур был исполнителен, он знал, что такое быть на плохом счету у Черного Генерала.
Валентин Вечер
Перед дальней дорогой имеется добрый обычай посидеть и перевести дух. Хороший обычай. Сейчас я сидел у постели Чабана. Скрыть правду от Якова Максимовича я не мог.
– Выходит, настоящий Абу Салих где-то рядом? – выслушав меня, произнес Чабан, слегка приподняв голову.
– И еще некто Стекольщик, – пояснил я.
– Твой план я одобряю, – сказал Чабан. – Действуй, Валентин.
Мы обменялись прощальным рукопожатием. Я позвонил в соседнюю квартиру и сообщил Антонине, что она может вернуться обратно. Разговор наш был не для ее нежных ушек, поэтому я выпроводил ее в компанию к Малышеву, Рите и Кентавру. Девушка вернулась сразу же. Она по-прежнему выглядела тихой и застенчивой. И по-прежнему надеялась, что мы выдадим ей особый документ насчет того, что она не прогуливала службу, а оказывала помощь раненому бойцу. Где взять такой документ, я не имел ни малейшего понятия. Квартира, превращенная в полевой госпиталь, была двухкомнатной. Поэтому в соседней комнате Тоня неплохо устроилась. Протерла пыль, удобно расставила нехитрую мебель в виде дивана, тумбочки, журнального столика и настольной лампы. Единственное, что мне не понравилось, – это сдвинутые в угол, открытые шторы. Комната слишком хорошо просматривалась извне.
– По-моему, вот так гораздо лучше, – сказал я, плотно загородив шторами окно.
– Темно, – робко возразила девушка.
– Согласитесь, Тоня, так лучше, – произнес я и улыбнулся.
– Вы с женой тоже так разговаривали? – неожиданно без всякой тени смущения произнесла Антонина.
– Тоже, – продолжая улыбаться, сказал я.
– Тогда все понятно, – улыбнулась в ответ медсестра. – Вы и Люда Вечер слишком независимы и не любите считаться с чужим мнением. А жаль – вы так друг другу подходите.
– Чем же? – полюбопытствовал я.
– Очень похожи друг на друга.
– Похожими должны быть брат и сестра, – ответил я, – а муж и жена… Они, напротив, должны, по-моему, быть противоположностями.
«Как я и вы, Тоня», – мысленно добавил я, но вслух не произнес.
– Противоположностями? – удивленно вскинула бровки девушка.
– Ну не во всем, конечно… А что, Людмила до сих пор носит мою фамилию? – в свою очередь, задал вопрос я.
– Да, – ответила Антонина. – Немного странно звучит – Люда Вечер. Но менять не собирается.
Я ничего не ответил, лишь перестал улыбаться. Когда-нибудь сменит, жизнь у Людмилы вся впереди… А с Антониной мы и в самом деле внешне абсолютные противоположности. Разве что роста почти одинакового. Но для девушки метр семьдесят восемь – это довольно высокий рост, для меня же всего лишь средненький. Так что и тут сходства нет. Я разговорчивый, наглый. Она тихая, скромная, даже слишком… Антонина – имя довольно редкое по нынешним временам. И сама девушка точно из другого времени. Более спокойного и доброго. Девушка по имени Антонина была высокой и крупной. Не толстой, не пухленькой, а именно крупной, статной. С округлыми большими бедрами, крепкими ногами и впечатляющей грудью. Кажется, она сама немного стеснялась своих габаритов. Тем не менее двигалась она легко и плавно. У нее был изящный носик, аккуратные губки и маленькие серые глаза. Взгляд добрый и застенчивый. Такая вот скромная, немного стеснительная девушка. Симпатичная… Вообще-то женскую красоту я описывать не мастак. Нравится женщина – значит, красивая. Пусть не самая-самая, но по-своему очень даже милая и притягательная.
– Что читаем? – спросил я, кивнув на лежащие на тумбочке книги. Их было две, и Тоня захватила их с собой вместе с лекарствами и перевязочными материалами, точно заранее знала, что ей придется провести много времени в нашей компании.
– Мы не читаем, а перечитываем, – произнесла Тоня.
Я взял в руки первую книгу. Чехов, рассказы. Потрепанная книжечка еще советского периода. Вторая книженция была намного толще, в яркой суперобложке. Серия «Шедевры отечественной фантастики», некто Владислав Крапивин: «Были и сказки безлюдных пространств».
– Интересная книга? – спросил я Тоню.
– На любителя, – ответила девушка. – Печальные истории там, даже мрачные.
– Печалиться нам не годится. – Я демонстративно отложил книгу в сторону.
– Вам, наверное, передача «Аншлаг» нравится? – прищурив серые глазки, спросила она.
– Ни разу не видел, – ответил я. – Так про что книжка?
– Про другие миры. Они рядом с нами находятся, но более добрые и справедливые. Поэтому безлюдные.
– Есть такой композитор Шопен, – вдруг ни с того ни с сего сказал я.
– И что же?
Дался мне этот Шопен. Откуда только фамилия эта в голове возникла и с языка соскочила. Но теперь ничего не попишешь, надо продолжать светскую высокоинтеллектуальную беседу.
– Он написал… разную хорошую музыку.
– И первым применил к инструментальным произведениям название «баллада», – закончила за меня Тоня.
– Как только окажусь в Москве, непременно схожу в консерваторию, – кивнул я, как бы извиняясь за собственное невежество.
Никогда бы не подумал, что такие курносенькие, круглолицые девчата любят классику и сказки про безлюдные пространства. Она явно из хорошей семьи, образованная. Лицо такое нежное и доброе… Что она делает среди дерьма, грязных бинтов и стонов раненых? Но, с другой стороны, разве в госпитале оторвы, сброд всякий работать должен? Нет, сброд на панели стоит. В кабаках с жирными уродами развлекается, гогочет. Я не стал интересоваться подробностями ее биографии, мне и так было ясно, что Тоня не из местных, в госпитале работает по контракту, деньги большей частью отсылает родителям. Видимо, в ее родном городе такого заработка девушка найти не смогла.
