Проходили мимо сгоревших грузовиков, раздавленных пушек разного калибра. В одном месте видели следы танкового боя. Застыло штук пять сгоревших Т-3 с удлиненными пушками, парочка хорошо знакомых нам тяжелых Т-4.
Два штурмовых орудия были размолоты снарядами, и словно осели в землю. Рубки с короткоствольными пушками вспучились от сильных взрывов. Вокруг лежали несколько обгоревших как головешки трупов. Комбинезоны вплавились в тело, маленькие круглые каски покрылись окалиной. На сожженные лица лучше не смотреть.
За победу в бою наши заплатили двумя сгоревшими «тридцатьчетверками» и легким танком Т-60 с оторванной башней и лопнувшей спереди броней. Кто-то подсчитал соотношение и гордо заметил:
– Фрицевских танков девять сожгли, а наших всего три.
– Умело ударили!
Филипп Черников охладил возбуждение.
– Здесь и артиллерия поработала, поэтому потери меньше. Гляньте, как Т-4 пополам развалило. Да и «штуги» вдребезги. Похоже на гаубичные фугасы.
Спорить никто не стал. Мы уже порядком устали. Ступак гнал батальон без отдыха, лишь пару раз остановились перемотать портянки да перекусить сухим пайком.
Местность была полустепная. Незасеянные поля и бугристые возвышенности, покрытые свежей майской травой, чередовались с зарослями кустарника и небольшими островками леса. По обочине проселочной дороги росли пирамидальные тополя, высокие, но с ветвями, идущими вдоль ствола. Такие от самолетов не укроют.
Более надежным укрытием казались перелески, хотя листва на деревьях была еще очень мелкая. Но перелески и сосновые рощи находились в стороне от дороги, по которой двигались второй и третий батальоны. Комбат-3 недавно заступил на должность после переправы через Рачейку, где умер после тяжелого ранения прежний командир батальона. Пользуясь этим, напористый капитан Ступак подчинил себе оба батальона.
Комиссар полка, который ехал на «Виллисе» вместе со своим помощником Трушиным, в строевые дела не лез. Остальное начальство, в том числе командир полка и начальник штаба, ушло на автомашинах вперед вместе с первым батальоном и танками.
В первый день в небе находились в основном наши самолеты. На второй день, рано утром, прибыл делегат связи с приказом перебросить третий батальон на автомашинах вперед. Бойцы, весело переругиваясь, лезли через борта грузовиков ЗИС-5 и «полуторок», стараясь занять места ближе к кабине.
Но возле кабин сажали расчеты «дегтяревых». Это была единственная зенитная защита длинной, из двадцати шести машин, колонны. На дощатых бортах трех-четырех грузовиков я заметил свежие пробоины от пуль и осколков. Дверца одной из «полуторок» была смята, ее приходилось придерживать рукой. Я слегка толкнул Родиона Шмырёва плечом и показал глазами на пробоины. Он понимающе кивнул в ответ.
К грузовикам цепляли тяжелые минометы и «сорокапятки». Некоторые бойцы с завистью смотрели вслед быстро катившимся вперед машинам. Мы взваливали на плечи тяжелые противотанковые ружья, автоматы, боеприпасы. Конечно, хорошо прокатиться с ветерком, чем снова глотать пыль.
– До встречи! – кричали нам с машин. – Веселее шагайте, а то нас не догоните!
– Вы им не завидуйте, – рассуждал дед Черников. – Такая колонна самая заманчивая цель для немецких самолетов. Да и не на блины их так спешно везут. Оборону где-то срочно прорывать будут.
Мы продолжали шагать пешком. Над дорогой поднималась сплошная завеса пыли. Видимо, поэтому мы прозевали пару «мессершмиттов», налетевших на нас прямо в лоб. Они с ходу ударили из пушек и пулеметов. Люди кинулись в разные стороны.
Нам бы пришлось туго. Поблизости не оказалось укрытий – голая степь и мелкий кустарник. Люди кидались в кювет, в кусты, кто-то убегал подальше от дороги. Нам отчасти повезло, что «мессеры» возвращались из боя с небольшим остатком боезапаса.
Они сделали еще один круг, обрушив огонь на самую легкую добычу – убегавших по полю бойцов из пополнения. Не меньше десятка из них были убиты и тяжело ранены. А всего погибли двенадцать или тринадцать человек.
Тяжелораненых погрузили на три повозки и повезли в тыл. Те, кто могли двигаться своим ходом, шагали, держась за повозки. Тылы, по моим расчетам, находились километрах в трех. Там же была и санитарная рота. Я переживал за Симу. Три-четыре километра – это немного. Но если на них наткнутся недобитые остатки немецкой части, то им придется туго. Охрана слабая – комендантский взвод да ездовые с винтовками.
Зайцев был командиром отдельной роты ПТР и напрямую Ступаку не подчинялся. Он не церемонясь набросился на комбата:
– Для чего у тебя разведка? Гонишь полтысячи людей сплошной толпой. Мы еще в бой не вступили, а такие потери несем!
Ступак огрызался, пытался осадить Зайцева, но старший лейтенант вынудил его изменить порядок движения. Колонну разделили на три части, по количеству стрелковых рот, послали вперед разведку, определили несколько наблюдателей. Они следили за небом и были обязаны сразу дать сигнал о приближении немецких самолетов.
Наша авиация появлялась сегодня редко. Шли на высоте бомбардировщики в сопровождении истребителей. Но у них была своя задача. Прикрытие с воздуха отсутствовало.
Когда торопливо уходили с места обстрела, многие бойцы оглядывались. На обочине отделение во главе со старшиной торопливо углубляло старый окоп. Это была первая братская могила на пути нашего наступления.
А к вечеру мы приняли бой.
В этом месте, недалеко от мелкого, полуразрушенного хуторка, танки с десантом прорвали оборону прямо с ходу. Подавили огнем и гусеницами артиллерию, разогнали, частично перебили пехоту и, следуя приказу, пошли без остановки дальше.
Перед немецкими позициями остались подбитые противотанковыми пушками две сгоревших «тридцатьчетверки» и закопченный остов от грузовика ЗИС-5. Все деревянные части выгорели. На пружинах сиденья застыло тело шофера. Обугленный до костей, он намертво вцепился в баранку и жутко улыбался, показывая ровный ряд зубов.
Экипаж еще одной «тридцатьчетверки» ковырялся в двигателе. Танкисты предупредили батальонную разведку, что немцы залатали брешь, приводят в порядок траншеи, лезть напролом не надо.
Танк стоял в низине, метрах в трехстах от немецких позиций. Его защищал земляной откос и кусты краснотала. Одиноко торчал тополь с ободранной осколками корой.
Десантники, сопровождавшие «тридцатьчетверку», рассыпались редкой цепочкой в виде подковы, защищая машину от внезапного нападения. Экипаж выделил им один из своих пулеметов.
Командир отделения разведки послал бойца предупредить комбата, а сам с пятью разведчиками решил подобраться поближе. Их обстреляло боевое охранение, и разведка вынуждена была вернуться. На плащ-палатке принесли раненого бойца, который тяжело, с хрипом дышал. Пробило пулей легкое, никак не могли остановить кровь.
Командир отделения разведки, широкоплечий сержант, держал на весу пробитую ладонь и, морщась от боли, докладывал капитану обстановку:
– Видели две пушки, дзот. Еще один строят, бревна таскают. Оборону держит, скорее всего, рота. Наверное, и минометы имеются, но их в ход не пускали.
Капитан Ступак, закусив губу, выслушал доклад. У немцев роты по штату больше, чем наши, 180 человек плюс орудийные и минометные расчеты, саперы.
– А пулеметов сколько насчитали?
– Они замаскированы. По нам два МГ огонь вели. В дзоте еще один. Точное количество назвать не могу.
– Надо было ближе подползти.
– Пытались. Федотова тяжело ранило, еще одному каску продырявило.
Про свою рану сержант молчал. Хотя я слышал в санбате, что ранения в ладонь очень болезненные. Там не только мышцы, но и множество мелких косточек, которые дробятся от удара пули.
– Пытались они… одного ранили, скорее назад, – с раздражением проговорил Ступак. – Чего скривился? Болит сильно?
Разведчик из числа старых, опытных бойцов, капитана не боялся. Коротко огрызнулся:
– А вы не видите? Ладонь с лепешку опухла.
– С такой разведкой только на убой лезть, – не слушая сержанта, рассуждал комбат. – Надо получше присмотреться. Кстати, где комиссар полка?
На месте из политработников остался лишь комиссар батальона, которого на время наступления снова вернули на свое место. Он сообщил, что товарищ полковой комиссар уехал проверить движение тыловой колонны и на месте ли находится санитарная рота.
– Важное дело, – усмехнулся Ступак, а комиссар батальона выдал свое предложение:
– Если там крупные силы, может, лучше обойти их позиции стороной?
Комиссар у нас в батальоне был мелкий, невзрачный, с торчавшими из-под фуражки кучерявыми волосами. Ступак оглядел его, будто видел первый раз.
– Обойти можно. Самовольно изменить маршрут в связи с тем, что нам противостоит крупная группировка германских войск. К вечеру мы догоним штаб полка и доложим Рекункову ситуацию. Так? Ну, чего молчите, так?
