Было холодно. Боб зябко передернул плечами и пошел вперед.
Полковник сидел в машине и читал газету. Пайн стоял, прислонившись к крылу автомобиля.
– Привет, Пайн.
– Здорово, Боб. Отличная собака.
– Собаки не бывают отличными, Пайн. Они либо хорошие, либо плохие, то есть либо злые, либо безразличные. Майк – злой.
Пайн взглянул на Суэггера и ничего не сказал, но на его угрюмом, мрачном лице промелькнула недобрая улыбка. Боб чувствовал его враждебность, но ему было на это наплевать: Пайн его не беспокоил.
– Как ротик? – спросил Боб.
– Отец, бывало, бил меня и сильнее. Причем всегда без предупреждения. – Пайн улыбнулся, обнажив в улыбке новые вставные зубы.
– Ладно, – сказал полковник, выходя из машины. Пайн сразу же отступил назад. – Залезай внутрь и жди меня там.
– Да, сэр, – Пайн послушно забрался в машину.
– Привет, Суэггер, как дела? – обратился полковник к Бобу.
– Отлично, – ответил тот.
– Хорошая собака, – заметил полковник.
– Да, неплохая.
– Что-то типа гончей?
– Помесь гончей с кем-то еще.
– Все равно хорошая… Нам надо поговорить.
– Входите.
Боб открыл ворота, и Майк, как послушный пес, сразу же нырнул в будку. Боб пропустил полковника вперед. Они сели за стол, и полковник положил перед Бобом его аккуратно отпечатанный доклад.
– Хочу вам сказать, что вы прекрасно выполнили свою работу. – Боб кивнул головой. – Вам, наверное, будет интересно узнать, что независимо друг от друга мы пришли к одним и тем же выводам. Вдобавок мы получили кое-какую дополнительную информацию о Соларатове. Думаю, нас скоро заинтересуют достопримечательности города Хуарте. Почему уделяется такое большое внимание именно этому городу? Дело в том, что он находится в такой же заболоченной местности, так же расположен относительно моря и имеет такие же показатели плотности и влажности воздуха, как и Новый Орлеан. Поэтому подготовка к выстрелу может производиться там, и, по всей вероятности, именно так и будет, как вы понимаете.
– Да, я понимаю.
– Мы согласны с вами, что, скорее всего, выстрел будет сделан в Новом Орлеане.
Боб только кивнул головой. Потом спросил:
– Вы позволите мне в этот день взять с собой винтовку?
Полковник посмотрел ему прямо в глаза. Боб уважал людей, которые не тянут кота за хвост и без всяких сюсюканий, оправданий и сожалений говорят правду в лицо, даже если она очень неприятная.
– Нет. Не позволим. Об этом забудьте.
Боб ничего не ответил.
– Так решили наверху. Его надо взять живым, при этом необходимо проявить максимум осторожности, чтобы ни в коем случае не испортить дело поспешными или необдуманными действиями. Соларатов представляет собой слишком ценный источник информации – а это уже большая политика. Дело же нашей чести – достойно выполнить поставленную перед нами задачу.
Боб снова кивнул.
– Я знаю, что вам хочется его укокошить. Нам всем этого хочется. Но мы должны быть профессионалами. Здесь речь идет не о правосудии и справедливости, а о том, чтобы выполнять то, что надо.
– Этого парня будет не так-то легко схватить.
– Об этом уж пусть беспокоятся ФБР и Секретная Служба. В этих делах они профессионалы.
– Ладно, я вне игры. Это все, что вы хотели мне сказать?
– Вы свою работу сделали. И мы вам очень благодарны.
Боб что-то невнятно промычал в ответ. Все произошло почти так же, как тогда во Вьетнаме, когда он стал им не нужен, мол, спасибо, и пошел ты…
– Чек будет выписан.
– Деньги не главное. Главное – честь.
– Может быть, вам покажется этого мало, но мы не хотели вас обижать. Здесь месячное жалованье командер-сержанта.
– Спасибо. Очень признателен.
– Суэггер, когда я выйду отсюда, все должно остаться по-прежнему. Никто не должен знать о нашей совместной работе. Надеюсь, вы понимаете?
– Да, сэр.
– Говоря вам так много, я рискую… очень рискую. Вы знаете: такие вещи не должен знать ни один простой смертный. Мы вынуждены доверять вам.
– Понимаю.
– Суэггер, если вы появитесь в этом месте с винтовкой, если вы сделаете какую-нибудь глупость, пытаясь уничтожить Соларатова, то вы испортите все. Вы можете погубить себя, провалить всю нашу операцию и дать возможность улизнуть этому ублюдку.
– Да, сэр.
– Это значит, что надо сидеть тихо и не дергаться. Вы понимаете меня? Вы же можете быть профессионалом?
– Я всегда был профессионалом, сэр.
В их беседе возникла напряженная пауза. Полковник, явно чем-то озабоченный, смотрел вдаль. Боб не сводил с него глаз, почти физически чувствуя движение времени. Ему надо было выпить. Впервые за долгие годы ему ужасно захотелось откупорить бутылочку виски и с каждым сделанным глотком уноситься вдаль, чувствуя медленное покачивание окружающей жизни и не задумываясь о том, где он окажется следующим утром, на следующей неделе – в чьей-то постели или, может, в тюрьме… Дьявол!
– Но я не…
– Что?
– Какие секреты могут быть у этого человека? Он ведь просто стрелок, и все. Ему дали задание убить президента. Если бы я был там, то смог бы выбить его пулей 308-го калибра с пустым наконечником. И это как раз то, чего он заслуживает.
Полковник поднял на него глаза:
– Я скажу вам, почему он нужен нам живым, почему для нас взять его живым является самой главной задачей. Может оказаться, что вы с Донни были не единственными американцами, которых он убил. К тому же…
– Он раньше бывал во Вьетнаме?
– Да, он был до этого несколько раз во Вьетнаме. Восемнадцатого ноября 1963 года мы его четко засекли в Мехико, Суэггер. Это даже заснято на пленке. Наши люди выследили его, но в аэропорту потеряли. В этот день из Мехико было три рейса. В Даллас, штат Техас. – Полковник многозначительно посмотрел Бобу в глаза. – Мы работаем над этим очень, очень долго, Суэггер. Нам нужен этот человек, чертовски нужен. Он старый, матерый волк, и нужен нам, потому что тогда мы сможем найти ответы на некоторые очень интересные вопросы.
– Я понимаю, – согласился Боб. – Выхожу из игры и приношу свои извинения.
– Ладно, – сказал полковник, – официально меня зовут Раймонд Дэвис. Я старший офицер Отдела планирования Центрального Разведывательного Управления, в чем, полагаю, вы не сомневались. Кодовое название этой операции “Красный дракон”. В ней задействовано более трехсот человек. Вы понимаете, что все, что я вам сказал, в высшей степени секретно?
– Да, сэр.
– Нам нужны выдержанные корректировщики и стрелки, которые без лишней суеты спокойно смогут сделать все так, что Соларатов окажется в наших руках. Нам нужен очень хороший наблюдатель. Я думаю, никто не сможет в этом сравниться с вами.
– Полагаю, вы правы.
– Но никакой винтовки. Нам нужны только ваши глаза и ваш мозг. Вы будете в нашей команде. Никаких самовольных выходок. Вы работаете вместе с нами, чтобы поймать этого человека. Так вы отплатите ему за Донни и за всех остальных. Таким способом вы сможете наказать его гораздо сильнее, чем просто послав в него пулю. Ну что, договорились?
– Да, – ответил Боб.
Это была еще одна ужасная бессонная ночь. Утром он долго лежал в постели, в скомканных и мокрых от пота простынях, чувствуя дикую боль в бедре и слабость во всем теле. Перед глазами стояла одна и та же, на всю жизнь запомнившаяся картина: падающий Донни и меркнущий свет в его глазах.
Чтоб ты сдох, думал он, представляя себе человека, который охотился на него так же, как сам он охотился на других.
Боб чувствовал, как желание отомстить овладевает его разумом, всеми его чувствами, и понимал, что это может довести его до безрассудства, поэтому он хотел найти хоть какой-нибудь способ защитить себя – не от них, кем бы они ни были, а от себя, от этой растущей в груди жажды мщения и от неуклонного желания отдаться во власть этому чувству.
Неожиданно ему в голову пришла оригинальная идея. Все было так просто: требовалось всего несколько минут сварки, кое-какие приспособления, и… он будет защищен по крайней мере от своих новых хозяев, если они вдруг вздумают играть против него самого.
Закончив работу. Боб рассмеялся. Такая маленькая штучка, ерунда… Он разобрал ремингтон 308-го калибра, протер его “Стелсом”, чтобы удалить влагу, и аккуратно положил в чехол для винтовок. Хотелось бы посмотреть, как будет выглядеть тот, кто потянет за спусковой крючок.
После этого он спокойно и беззаботно уснул.
Ниже Группы охраны президента и Группы подготовки места, на самых дальних подступах гигантской пирамиды системы национальной безопасности, располагалась такая расплывчатая организация, как “Сотрудничающие управления”, состоящая из дополнительных групп. Эта расплывчатость была тем хороша, что позволяла спокойно сидеть в автомобиле с чашечкой холодного кофе, с небольшим красненьким микрофоном на лацкане пиджака и думать только о проблемах подчинения по службе и смотреть в окно, что в принципе и делал Ник Мемфис в 9.30 утра в день прибытия президента в Новый Орлеан для произнесения речи. Он был одним из тех семи тысяч полицейских, агентов ФБР и военнослужащих, которые вынуждены были отказаться от своих выходных в связи с тем, что президент, озабоченный снижением своей популярности в странах Латинской Америки, которая была так высока в этом регионе сразу после войны в Персидском заливе, решил вручить орден Свободы сальвадорскому архиепископу Джорджу Роберто Лопезу. Ник пребывал в одиночестве, что, кстати, ему не очень нравилось. За то, что он в течение предыдущих трех недель так мужественно и упорно вкалывал на Секретную Службу, а также за то, что преданно и послушно, как собака, с неизменной улыбкой на лице выполнял самые невероятные просьбы и прихоти Хауди Дьюти, – за все это Ник, конечно, был вправе рассчитывать на нечто большее, чем получил в действительности. Хотя Ник понимал, что в моменты максимального напряжения все направлено на то, чтобы избежать столкновений и ссор, но в то же время ему было обидно обнаружить, что Разведслужба не желала, чтобы ФБР даже приближалось к зоне ее действий, предпочитая, чтобы их деятельность вообще никак не пересекалась. Именно поэтому его и сослали на самый удаленный пост этой империи системы безопасности. Хуже того, его друг и напарник Мики Сонтаг заболел, и теперь Ник был вынужден весь день провести в одиночестве.
