Они переглянулись, затем Френчи поднялся, открыл дверь и впустил донельзя взволнованного лейтенанта Дэна Беннинга.
— Вам стоит включить радио.
— Что случилось?
— Кубинская армия атакует дом гангстера Эль-Колорадо в центре Гаваны. Танки, бронеавтомобили, пулеметы. Посреди города идет настоящее сражение!
Спешнев и молодой человек по фамилии Кастро сидели за столиком уличного кафе в Centro, не спеша попивая кофе, а мимо грохотали танки.
— Тьфу! — фыркнул Спешнев. — Разве это танки? Видывал я настоящие танки. В Испании, вот там были танки! Немецкие танки были здоровущими, с толстенной броней и мощным вооружением. Это были настоящие танки!
Танки, которые он даже не желал считать таковыми, были американские «шерманы М-4», безнадежно устаревшие еще десять лет назад и переданные кубинской армии для защиты острова от угрозы вторжения со стороны, скажем, Гаити. Машины, гремя гусеницами, катились по Ла-Рампа и затем поворачивали на Двадцать третью авеню, ведущую в Ведадо, где в двух кварталах отсюда все еще бушевало сражение.
— Сколько же времени им потребовалось, чтобы добраться сюда! — продолжал Спешнев свой напыщенный монолог. — О боже, насколько же ваш народ медлителен. Это испанская болезнь. Сиеста, сиеста, всегда сиеста. Это ваше проклятие. Просто-таки омерзительно.
Появление танков знаменовало завершающую стадию сражения. Взвод элитного штурмового подразделения Батисты уже несколько часов назад попытался взять дом приступом, но шквальный автоматный огонь вывел из строя половину атакующих и заставил остальных отойти назад. Дом долбили из пулеметов — от их грохота во всем городе сотрясались оконные стекла, — и, когда командир подразделения решил, что все находившиеся в здании мертвы и сопротивления можно не опасаться, он послал туда две группы asaltos[39]. Половина из них погибла, половина поспешно отступила.
После этого они выжидали в укрытии и постреливали, выжидали и постреливали, и так продолжалось много часов, пока наконец-то не прибыли танки. Но теперь они уже на месте. Скоро заварушка должна закончиться.
— А вам не кажется, что это немного опасно? — спросил Кастро.
Время от времени в воздухе посвистывали рикошетирующие пули, выпущенные то ли атакующей, то ли обороняющейся стороной, да раздавались глухие удары при попадании в стены. Народ в большинстве попрятался в разные укрытия, однако Спешнев оставался за столиком, словно это был самый обычный, спокойный, не слишком жаркий летний день. Он сидел и не спеша пил свой обычный, очень сладкий кофе. Официант бегал быстро-быстро, низко пригибаясь к земле, словно краб, и держал кофейник над головой, но все же продолжал героически исполнять свои обязанности.
— Нет, — ответил Спешнев, — это не немного опасно. Это, если говорить серьезно, очень опасно. Никто не может предугадать, по какому причудливому пути отправится следующая пуля, или кусок шрапнели, или взрывная волна. Поэтому мы можем умереть в любой момент. Официант! Еще кофе, пожалуйста, pronto[40].
— Si, senor, — кротко ответили из помещения.
— Тогда зачем мы сидим здесь? Вы решили проверить мою храбрость? Хотите выставить меня трусом? Я не трус, однако не вижу никакого смысла в бесцельном и бесполезном риске просто ради похвальбы.
— Что ж, тогда позволь мне объяснить. Все происходящее совсем рядом с нами — это весьма поучительный урок для молодого человека, желающего овладеть той профессией, к которой ты проявляешь такой интерес. Это для тебя гораздо полезнее, чем твоя кошмарная игра в шахматы, в которой ты не только не показываешь никакого прогресса, но даже стал играть хуже, чем прежде.
— Я играю в пинг-понг. А вы играете в пинг-понг?
— Конечно, нет, — усмехнулся Спешнев. — Идиотская игра.
— Это увлекательная игра, она требует быстроты реакции и...
— Вижу, ты пытаешься сменить тему. Лучше заткнись, слушай и старайся учиться. Какая мораль у этого дня?
— Не лезть против танков с пулеметами?
— Это относится к любому дню. Нет, именно этого дня.
— Я полагаю...
Мир обрушился со страшным грохотом, который раскатился еще более оглушительным эхом.
Это выпалило семидесятипятимиллиметровое орудие «шермана». В первое мгновение показалось, что этот гром вобрал в себя всю атмосферу планеты, и все оказавшиеся в радиусе ударной волны содрогнулись — а особенно молодой Кастро, от такой резкой боли, будто ему в уши вонзились две острые иглы.
— О-о-о боже! — воскликнул он.
— Да, — ответил Спешнев. — Война — громкое дело. Сражения ужасны. Это не для...
Но его слова заглушил второй столь же громкий разрыв, а затем ощущение спокойной беседы в кафе полностью испарилось: орудия начали стрелять подряд, залпы слились в протяжный, оглушительно рокочущий гром. Снаряды «шерманов» разносили в крошку еще недавно такое красивое здание. В воздухе висели пыль и дым; сотрясения от каждого взрыва как будто усиливались с каждым следующим выстрелом. Канонада продолжалась примерно три минуты. Кастро заткнул уши пальцами и уткнулся лицом в стол, пытаясь защититься от пыли. Агент, внешне совершенно невозмутимый, продолжал потягивать маленькими глотками крепчайший кофе.
Наконец стрельба прекратилась.
— Мать моя! — воскликнул Кастро. — Это было что-то!
— Действительно, но сейчас давай вернемся к нашей теме.
— Как мне кажется, урок заключается в том, что он нанес удар слишком рано.
— А-а! — протянул Спешнев. — Наконец-то ты сказал нечто такое, что производит впечатление. Небольшое, но все же производит. Да, слишком рано и без детальной проработки, без альтернативного плана, без обеспечения алиби, вообще без всего.
— Но ведь его же обошли. Его людей захватили, наверняка подвергли пыткам, и они его выдали. Что тут можно было сделать?
— Многое, причем очень простые вещи: дисциплина, терпение, спокойствие, хитрость. Именно так выигрываются войны, а не эффектными трюками.
Раздался резкий треск пулеметной очереди. Еще и еще. Когда пулемет умолк, послышались одиночные выстрелы — вероятно, солдаты стреляли в мертвецов, чтобы те наверняка оставались мертвецами.
— Вы сказали, что мы подойдем посмотрим.
— Все произошло быстрее, чем я рассчитывал. Так что пользуйся ушами. Это радио неудавшейся революции. Ему совершенно не нужно было убивать конгрессмена, и даже если бы он в этом преуспел, последствия для всех нас — кроме него — были бы трагическими. Последствия бывают всегда. Ничего не происходит без последствий. И с этими последствиями тебе придется столкнуться.
— Вы имеете в виду, что я в своих планах должен быть реалистом?
Снова застрочил пулемет. Продолжительная непрерывная очередь, а затем тишина.
— Твердо усвой главное: ты должен научиться дисциплине. Нельзя наносить удар до тех пор, пока ты не станешь достаточно силен. Ты должен уметь быстро отходить, чтобы не попасться. Ты должен раз за разом, снова и снова, непрерывно пускать им кровь. А это вопрос воли. У тебя есть воля? У Колорадо ее не было. Он имел средства, и ничего больше, и вот теперь он похоронен под камнями собственного дома.
— Понимаю.
— Тебе очень повезло. Ты сумел отмазаться от его заговора и не сделался его заложником. В противном случае ты сейчас сидел бы в тюрьме, а вечером тебя бы поставили к стенке. А вместо этого ты сидишь в кафе и пьешь неплохой кофе.
— Мне повезло, что рядом со мной оказался проницательный человек, который позаботился обо мне. Впредь я не буду таким глупым и торопливым.
— Надеюсь на это. Но мне нужно, чтобы ты дал обещание. Ты не станешь совершать никаких дурацких или необоснованных поступков, даже в тех случаях, когда тебя будет охватывать непреодолимый гнев. Понимаешь? Если я буду продолжать поддерживать тебя, если наша помощь будет увеличиваться, если твое движение будет развиваться, то оно будет нуждаться в хорошем управлении. Ты наделен харизмой, но есть ли у тебя мудрость? Первое, не руководимое вторым, приводит к полной анархии. С этого момента тебе нужно согласовывать свои действия. Если ты добьешься нашего одобрения, то сам удивишься тому, насколько серьезной и действенной окажется наша помощь.
— Могу сказать, что вы опытный человек.
По пыльным улицам разнесся треск последней пулеметной очереди.
— Теперь ты должен уйти в отпуск.
— В отпуск? Послушайте, у меня много дел. У нас есть план, не могу вам его раскрывать, но это будет в Сантьяго; а план еще нужно отшлифов...
— У тебя нет никаких дел. Не морочь сам себе голову. И не утомляй меня своими фантазиями. Забудь о Сантьяго. Сегодня ты пользуешься слишком большой известностью. Я хочу, чтобы ты исчез. И имею в виду именно то, что сказал. Ты исчезнешь, ничего не говоря ни жене, ни трем своим любовницам...
— Четырем. Новая такая красавица!
— ...ни четырем любовницам, ни двоим или троим — сколько их? — последователям. Ффух, и нету! Ты исчезаешь, становишься невидимым с того мгновения, когда покинешь это кафе.
