Но это редко, очень редко. В основном, прав Панфилов, из-за денег. Из-за них забывают все на свете и всех — и родных, и близких, и чужих, и далеких.
Из-за денег можно все. И чего стоят все умные исследования, которые проводил Макеев, когда писал свою диссертацию об истоках преступности в России? Бесполезная, испачканная чернилами бумага, в которой нет ни одного правильного слова, ни одной истинной мысли!
Вот она, истина, только что прозвучала из уст Кости Панфилова — этим подонкам нет места в жизни! Зачем ждать, когда они убьют кого-то, чтобы потом, после убийства (!), их наказывать?
В этом нет уже никакого смысла! Убитого человека уже не оживишь, не вернешь, хоть расстреливай его убийцу, хоть четвертуй его, хоть растворяй в кислоте!.. Преступление необратимо. Самая большая ошибка в законе — это то, что наказание наступает после преступления. Эти понятия нужно поменять местами… Нет-нет, конечно, нельзя наказывать кого попало, утверждая, что любой может совершить преступление!..
Во-первых, не любой, а лишь немногие на это способны. А во-вторых, есть очень много людей, которые уже совершили преступление, и не одно, и остались безнаказанными только потому, что не удалось доказать их вину. Или, например, потому, что так и не удалось найти их и арестовать…
Вот таких нужно наказывать, без всякого сомнения. И не надо ничего доказывать.
Зачем доказывать, если они и сами прекрасно знают все свои грехи? На хрен эту абстрактную справедливость!
Пусть это не согласуется с законом — к черту этот закон! Он сам ни хрена не согласуется с жизнью! Этим подонкам закон не писан — они сами себе законы устанавливают!.. Вот и хорошо!
И мы с Костей себе закон установим, решил Макеев, у нас будет очень суровый закон, главным его постулатом будет такая мысль: «Перед смертью все равны!» Да-да, именно равны, и жертва, и убийца! И они все очень скоро это поймут, подонки!..
Макеев вдруг встрепенулся и с размаху хлопнул задумавшегося Константина по плечу.
— Все правильно, Костя, — сказал он. — Я с тобой. Этих ублюдков нужно наказывать! Чтобы они помнили, что наказание неотвратимо. Мы с тобой станем.., нет, не мстителями. Месть — это злоба, это ненависть к кому-то одному. Мы, Костя, станем карателями! Мы будем спокойно и хладнокровно наказывать всю эту сволочь. Это благородная задача — очистить эти авгиевы конюшни столицы.
Панфилов встал и потянул Макеева.
— Пойдем, Сашка! — сказал он.
— Куда ты? — встрепенулся тот. — Куда мы с тобой в таком виде? — Я же ствол не разгляжу. Куда мы сейчас годимся!
— Что ты плетешь, балда? — засмеялся Константин. — Я никогда не делаю ничего серьезного в пьяном виде… За бутылкой .пошли, чудак! Еще много чего обдумать надо, а без горючего мы с тобой через полчаса заглохнем. Надо допинг принять, чтобы с дистанции не сойти.
— Фу, блин! — шумно вздохнул Макеев. — Так бы сразу и сказал. Пошли!
* * *
…В ту ночь Панфилов с Макеевым еще долго обсуждали свои новые планы. Договорившись о главном, они принялись обсуждать детали, искать решение тут же возникающих проблем.
Макеев засомневался и высказал ренегатское предположение, что из их затеи ничего не выйдет, поскольку в каждом деле важно не только желание, но и подготовка.
Не личная, физическая подготовка — в этом Макеев особых проблем не видел, а организационное обеспечение: оружие, экипировка.., ну, и прочее.
К примеру, одной старенькой макеевской «шестерки» им явно будет недостаточно. Для того чтобы чувствовать себя свободно и не сковывать оперативных возможностей, необходимо иметь как минимум три, а то и четыре машины с гаражами в разных районах Москвы.
А средства связи?., а взрывчатка?., а бронежилеты, наконец?! Ведь надо же учитывать, что не с сопляками решили связаться, а с профессионалами. Случайная пуля в живот — и все, гаси свечки!
На все это нужны деньги, и немалые!
У Макеева личных сбережений немного, взяток за время работы ментом не брал, а из ментовской зарплаты много не накопишь… У Константина же и вовсе только на виски и сигареты деньги остались. Макеев вспомнил, что в Запрудном Панфилов бросил все, что ему раньше принадлежало.
Это был не очень удачный вариант, но попытаться вернуть хоть что-то из его прежней собственности можно было.
Сложность, конечно, состояла в том, что он сменил имя и фамилию, купив себе поддельные документы, и сейчас Константин Панфилов считался без вести пропавшим и находился в розыске.
Но обдумать возможность его возвращения в Запрудный, пусть даже нелегально, можно было. Не отказываться же совсем от всего?
Но, к удивлению Макеева, оказалось, что Панфилов сам уже все обдумал и первым вспомнил о варианте, который пришел в голову Макееву. Вспомнил, чтобы напрочь его отвергнуть, даже рукой махнул.
— Не могу я туда возвращаться, пойми ты! — горячился Константин. — Там для меня умерло все, и я в том числе… Там я опять хандрить начну, вспоминать…
— Но что же делать-то будем, предлагай! — не унимался Макеев.
— Есть идея! — Константин хитро улыбнулся. — Не такая уж простая для осуществления, но очень и очень перспективная.
— Ну давай, выкладывай, — сказал Макеев нетерпеливо.
— Помнишь, как ты меня неделю назад из подвала овощехранилища освобождал, куда меня — Славик, сынок пропавшего без вести банкира, посадил? Ему еще тип один помогал, смазливый такой, которому ты руку вывихнул? — спросил Панфилов.
— Как не помнить! — засмеялся Макеев. — Если б не я, сидел бы ты и сейчас, к трубе наручниками прикованный, крыс бы кормил.
— Теперь вспомни, почему меня в этом подвале держали, я рассказывал тебе…
— Это было что-то очень запутанное, — пробормотал Макеев, — не помню!
— Тогда вспомни ту бабу, которой мы тело убитого сыночка банкира подбросили, — сказал Панфилов, усмехнувшись. — Ну, ты еще говорил, что баба была — во!
— И сейчас могу повторить то же самое с полной ответственностью, — встрепенулся Макеев. — Дура, по-моему, набитая, но снаружи у нее все в порядке. Видел бы ее ты, сам бы со мной согласился.
— Дело не в ее бюсте, а в том, что она осталась единственной наследницей этого самого банкира, который пропал месяц назад. Я и сидел в подвале-то только потому, что слишком много знаю о его смерти.
— Это Воловика, что ли, миллионера? — вспомнил наконец Макеев.
— Я бы сказал, мультимиллионера, — ответил Панфилов. — Сына его, Славика, балбеса великовозрастного, на наших с тобой глазах убили в тот момент, когда мы из подвала выходили. Правильно, гады, рассчитали, труп у нас на руках остался, попробуй докажи, что мы не из подвала его вытащили. Это ты помнишь? Ты сразу сообразил, что, если мы от его тела не избавимся, нам с тобой крышка, никто не поверит, что это не мы его прикончили.
— Это я помню, — кивнул Макеев. — Стреляли из автомата, из окна машины, и стреляли именно в него, нас с тобой не зацепило даже.
— А знаешь, почему не зацепило? — спросил Панфилов. — Потому, что эта вдовушка как раз и заказала своего пасынка, а его убийство на нас хотела повесить, в первую очередь на тебя. Она же знала, что ты меня освобождать поехал, вот и послала своего человека. Нам еще повезло, что удалось эту машину разыскать и подбросить труп Славика тем, кто его убил. Представляю их физиономии, когда они обнаружили его в своем багажнике.
— Но, Костя, скажи мне наконец, — воскликнул Макеев. — Ну почему все красивые женщины так кровожадны?
— Не преувеличивай, — отмахнулся Панфилов, — не все, и не так уж беспричинно кровожадны. Лилечка — вдова Воловика, теперь, после того как Славика убили, все наследство ей достанется. Мне Славик в подвале подробно все про папашу своего рассказал и про взаимоотношения с мачехой, с Лилечкой этой крутобедрой.
Единственная проблема — никто не знает, куда подевался сам Воловик. Пропал — и все. Ни слуху ни духу. Испарился. Она не сможет вступить в права наследства, пока не будет доказано, что супруг умер. Они меня поэтому похитили тогда и в подвал посадили…
— Так ты и в самом деле знаешь, что случилось с этим Воловиком? — недоверчиво посмотрел на Константина Макеев. — А я-то думал, лажа все это.
— Знаю, — кивнул Константин. — Человек, который заказал его убийство, — Витольд Мошнаускас — перед своей смертью рассказал, как убили Воловика. Сложность в том, что труп его не нашли и найти его невозможно. Его сбросили в расплавленный металл. Можешь себе представить, что от него осталось… Но убийство было записано на пленку. Вот эта пленка и может служить доказательством смерти миллионера. Об этом Мошнаускас мне тоже рассказал за несколько секунд до того, как я его убил.
— Ну да, конечно, если такая запись есть, она может служить доказательством, — согласился Макеев, — если на ней, конечно, можно лицо Воловика разобрать. Но нам-то с тобой что от того, не мы же наследники.
