— Повернись спиной, — скомандовал Мустафа, пропустив просьбу мимо ушей.
Усач тоже вооружился, энергично двигая челюстями, словно не резину жевал, а грыз зубами стальную проволоку.
Подчинившись, Курбатов быстро запустил руку в карман.
— Замри! — заорал Мустафа. — Дернешься — получишь пулю. Арман, обыщи его, — сказал он усатому, после чего опять обратился к Курбатову. — Помни, что ты у меня на мушке.
Разве такое забудешь? Очень медленно и плавно Курбатов вынул руку из кармана и поднял ее над головой вместе с другой, тоже стиснутой в кулак.
Действуя привычно и ловко, Арман обыскал его и швырнул найденный пистолет в сторону машины.
— Другого оружия нет, — доложил он. — Пустой.
— Пусть сядет на землю со скрещенными ногами, — распорядился Мустафа.
Арман надавил на плечо Курбатова.
— Слыхал? Садись.
Пришлось подчиниться. Принятая поза была вполне комфортной, но не подходящей для того, чтобы неожиданно вскочить и оказать сопротивление. Мустафа знал, что делал. Чекист, он и в Азии чекист, хотя грозные аббревиатуры вроде ВЧК, ГПУ и КГБ давно канули в Лету.
— Вы чего, ребята? — жалобно спросил Курбатов.
Из машины выбрался третий сотрудник КНБ, подобрал конфискованный ствол и сел обратно. Может быть, он был новичком и его пока не допускали к государственным тайнам. Или просто боялся вида крови и чужих страданий. В том, что его станут пытать, Курбатов был уверен на двести процентов.
— Вы чего? — повторил он.
— Контейнеры, — сказал подошедший Мустафа, присаживаясь на корточки. — Где они? Говоришь и уходишь. При ушах и яйцах.
— Или остаешься, но без них, — подключился Арман.
Он тоже опустился на корточки и достал широкий короткий нож, наверняка острый, как бритва.
— Какие контейнеры? — спросил Курбатов.
— Ты знаешь, — сказал Арман и прикоснулся к его щеке лезвием.
Всего лишь прикоснулся, не более того, но по лицу тотчас заструилась кровь, такая горячая в сравнении с холодной сталью.
Курбатов попробовал ее на вкус языком.
— Да, знаю, — сказал он. — Вспомнил.
— Тогда выкладывай, — предложил Мустафа, держа пистолет обеими руками, лежащими на коленях.
— В контейнерах хранятся бактерии, — сказал Курбатов. — Это смертельный яд. Достаточно вдохнуть пары, и конец.
— Ты нам лекцию собрался читать? — Арман поводил острием ножа перед его глазами.
— Это займет полминуты. Я хочу, чтобы вы знали, с чем вам предстоит иметь дело.
— Ну, говори, говори, — разрешил Мустафа.
Курбатов откашлялся, собираясь с мыслями. Дальнейшее зависело от того, насколько убедительно он сумеет соврать. Обычно блеф ему удавался хорошо. Но он еще ни разу не пробовал блефовать под прицелом пистолета и с острым ножом у кончика носа.
— Это жидкость, которая называется «Кровь Сатаны», — начал Курбатов. — Но она не красная, а прозрачная, как вода. Красным был питательный раствор, в котором выводились бактерии.
— И что с того? — нетерпеливо перебил Арман.
— Зачем нам знать, какого цвета эта гадость? — спросил Мустафа.
— Потому что ее легко можно спутать с водой, — сказал Курбатов, — а этого делать ни в коем случае нельзя. — Дальше начиналась ложь, и он чуть повысил голос. — «Кровь Сатаны» убивает мгновенно. Достаточно одной капли, чтобы убить все живое в радиусе двадцати метров. А если капель будет много? Представляете?
Слушатели не ответили, завороженно следя за руками Курбатова. Не пистолет он пытался вытащить из кармана, пока в него целился Мустафа. Он достал оттуда ампулу пенициллина, которую спрятал в кулаке. Теперь настало время ее показать. И Курбатов сделал это. Маленькая ампула находилась в его правой руке. Пальцы левой руки были собраны для щелчка по стеклянному горлышку.
— Даже дохнете не так, вам конец, — сказал Курбатов, заставляя себя презрительно улыбаться.
Его расчет строился на том, что комитетчики не могли не слышать о террористах, собирающихся уничтожить жителей столицы. Но вряд ли их посвящали в детали этой истории, особенно в технические, точнее — биологические . Если Курбатов угадал правильно, то эти двое в его власти. Ну, а ошибка не могла усугубить его положение слишком сильно. В общем, игра стоила свеч.
«Или свечей?» — спросил себя Курбатов.
— Ты даже застрелить меня не успеешь, — сказал он, весело глядя в глаза Мустафе. — Я все равно разобью эту стекляшку. — Он легонько щелкнул по ампуле. — И тогда…
— Осторожней, — попросил Арман.
В его глазницах успел скопиться пот, поблескивавший, как слезы.
— Ты псих? — спросил Мустафа.
— Хуже, — сказал Курбатов с улыбкой. — Желаешь убедиться? Нет? Тогда медленно положите оружие на землю. Оба. Так осторожно, как будто это ваши собственные яйца. Не знаю, зачем я вам это предлагаю. Может, лучше сдохнем вместе, а?
Не в силах вымолвить ни слова, Мустафа повел подбородком из стороны в сторону. Это означало: нет. Курбатов почувствовал, как невероятное напряжение помаленьку покидает его.
— Не знаю, почему, но пойду вам навстречу. Хотя жизнью особо не дорожу. — Он изобразил лучезарную улыбку и снова щелкнул по кончику безобидной ампулы с пенициллином. — Ни своей, ни вашей.
Не спуская глаз с его рук, Арман положил нож на землю. Мустафа последовал его примеру.
— Ствол, — сказал Курбатов, уже не улыбаясь.
Арман взялся за рукоятку пистолета и посмотрел на него. Курбатов медленно качнул головой: не советую. Второй пистолет лег рядом с первым.
— Мы пойдем? — спросил Мустафа.
Кровь отхлынула от его лица, и оно сделалось белее, чем лицо напудренной гейши.
— Попробуйте, — сказал Курбатов.
Переглянувшись, Арман и Мустафа встали.
— Кру-гом, — скомандовал Курбатов.
Эйфория, охватившая его, пьянила. Он забыл о жаре и о том, что несколько минут назад был готов сдаться на милость победителя. Одержанная им победа вселяла уверенность в том, что очень скоро его мечта сбудется. А потом хоть трава не расти.
Глядя в спины казахов, Курбатов взял пистолет Мустафы и негромко свистнул. Они уже успели сделать несколько шагов в направлении автомобиля и, наверное, начали благодарить Аллаха за чудесное спасение. Но этой ночью их судьбами распоряжался не Аллах.
— Счастливого пути, — сказал Курбатов, прежде чем сделать несколько выстрелов подряд.
Арман упал сразу, а Мустафа еще некоторое время пытался преодолевать притяжение земли, шатаясь, как пьяный. Курбатов выстрелил еще раз.
Он не сразу понял, что означает резкий посторонний звук, нарушивший ночную тишину. Это третий комитетчик, включивший зажигание, выруливал с обочины на дорогу, чтобы дать деру.
— С-сука!
Курбатов нажал спусковой крючок раз, другой. Магазин был пуст. Пока он схватил второй пистолет, автомобиль успел умчаться слишком далеко, насмешливо мигая рубиновыми огоньками.
— Сука, — уже не выкрикнул, а выдохнул Курбатов и таки сбил горлышко ампулы.
Его знобило. Ему срочно требовались антибиотики.
Он не знал, как далеко ушел от дороги и от двух трупов, бессмысленно глядящих в небо. Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как, устав идти, он рухнул на землю, сам похожий на мертвеца. Но, когда он открыл глаза, небо было не черным, а сиреневым, а в нем носились беззаботные птахи, свистя о том, как прекрасна жизнь. Но разбудили Курбатова не они. Разбудило его лошадиное фырканье.
Сначала он решил, что характерный звук ему лишь померещился, а уж потом, когда фырканье повторилось, нехотя открыл глаза.
Неподалеку перетаптывались две низкорослые лошадки с восседающими на них мужскими фигурами.
— Кала калакай, менын балапан? — насмешливо крикнул один из всадников. Это означало: «Как поживаешь, мой цыпленок?», и, хотя Курбатов этого не знал, он примерно угадал смысл услышанного.
— Жаман, — ответил вместо него второй всадник. — «Плохо».
Улыбка протянулась через всю его круглую желтую физиономию, чуть ли не от уха до уха. Если бы молодой казах улыбнулся хоть немного шире, его голова развалилась бы пополам, как гнилая дыня. Задорные косые глаза без ресниц тоже смеялись, а руки деловито передергивали затвор винтовки.
— Иди сюда, — велел он. — Живо.
— Цып-цып-цып, — захихикал второй казах, вооруженный самодельной пикой, сооруженной из длинной палки, к которой был примотан нож с костяной рукояткой.
— Ты глухой, да? — рассердился юноша с винтовкой.
Нагайка, которую он держал в свободной руке, отправилась за голенище сапога. Приклад винтовки уперся в плечо.
— Встаю, — крикнул Курбатов и потянулся за оружием, но напрасно он это сделал.
Оружием успели завладеть степные пираты, пока он валялся без сознания. Его обыскали, деловито избили, швырнули поперек седла и повезли. Лежа на животе, он смотрел на чужую землю, проплывающую перед глазами, и гадал: закопают ли его, после того как убьют, или бросят валяться в степи?
