сколько захочешь. Затем суешь эту хреновину в бурт или, допустим, в общественный сортир, а сама ходу куда подальше. А через десять или пятнадцать минут обязательно случится веселый бабах. А вот тебе еще и фонарик. Тоже немецкий, а то как же иначе. Чтобы тебе было ловчее в темноте. После того как установишь эти хреновины, фонарик выбросишь. Потому как немецкий он, а стало быть, является уликой.
Кошка взяла одну коробочку и какое-то время с молчаливым вниманием ее рассматривала.
– Поняла, – сказала она.
– Ну, вот и прекрасно! – радости Серьги, казалось, нет предела. – Я всегда подозревал, что ты сообразительная девочка. По крайней мере – насчет чего-нибудь отравить или взорвать. Слышала – потравились людишки солью после твоих подвигов? А также верблюды. А может, и еще кто-нибудь…
– Слышала, – равнодушно отозвалась Кошка. – Когда нужно сделать дело?
– Ближайшей же ночью, – ответил Серьга. – Невзирая на все твои хвори и недомогания.
– Ближайшей ночью не получится.
– А что так?
– Не моя смена.
– Эхма!.. Не твоя смена… А ведь надо именно ближайшей ночью. На то и расчет. И как же нам быть?
– Не знаю…
– А что, никак не получится выйти не в свою смену? Ну, скажем, чего-то ты недосчитала, что-то упустила… Или у тебя какие-то неожиданные житейские дела. Мало ли…
– Наверно, можно, – пожала плечами Кошка. – Но надо договориться со сменщицей.
– Вот и договорись! Где обитает твоя сменщица?
– Да в этом же селе и обитает.
– А тогда что за беда? Сходила, договорилась…
– Да, но это как-то подозрительно…
– И что же тут подозрительного? Сказано же: у тебя возникли непредвиденные дела.
– Это ночью-то?
– А хотя бы и ночью. Почему бы и нет?
– И что же ночью могут быть за дела?
– Всякие. – Серьга загадочно улыбнулся: – Иногда так очень даже приятные.
– Ну, разве что ты придешь ко мне ночью, – усмехнулась Кошка.
– Я бы пришел! – вздохнул Серьга. – Но я не приду, потому как и у меня тоже ночные дела. Такие же развеселые, как и твои. Ну, так как же? Решено дело?
– Попробую, – не слишком уверенно ответила Кошка.
Эта неуверенность не ускользнула от внимания Серьги. Он помолчал, посмотрел на Кошку задумчивым взглядом и сказал:
– Ничего… Ты не сомневайся. Все будет в норме. У тебя не может быть никакого сбоя. Ты девочка решительная.
С тем он и ушел.
* * *
Жених также вполне преуспел в своем деле. Он договорился даже не с одним, а сразу с двумя доброхотами-взрывниками. А еще четыре других помощника должны были в ту же ночь вломиться в дома кого-нибудь из тех, кто работает на соляных приисках, и убить их, оставив рядом с убитыми записки…
– Вот и хорошо, – подвел итоги Гадюкин. – Я тоже обо всем договорился с Иваном Федотычем. Ночью они все и сделают. Мы тоже ждем сумерек и выдвигаемся. Я, Крот и Хитрый – в Ишунь, а Серьга, Жених и Петля – на прииски. За ночь нужно успеть совершить диверсию и до рассвета вернуться. Чтобы, значит, ни у кого насчет нас никаких подозрений не возникло.
Тем временем четверо смершевцев и новоиспеченная следственная бригада из числа милиционеров упорно пытались напасть на след фашистских диверсантов. То, что это именно фашистские диверсанты отравили соль, а вместе с ней людей и верблюдов, а также еще и убили нескольких человек, оставив рядом с убитыми угрожающие записки, – в этом у смершевцев не оставалось никаких сомнений. Уж слишком откровенным и очевидным был почерк всех совершенных злодеяний.
– Делай со мной, что хочешь, – втолковывал Михаил Чистов Федору Белкину, – а все это спланированная диверсия. Ну, не могло все произойти спонтанно, само по себе! А стало быть, фашисты где-то совсем рядом.
– Да я и не спорю, – согласился Федор Белкин. – Да, это спланированная диверсия. Понятно даже, для чего ее совершили – чтобы напугать людей и приостановить работу приисков. Я лишь сомневаюсь, что это сделали фашисты.
– А кто же еще? – Чистов пожал плечами.
– Если бы это были немцы, на них бы сразу обратили внимание, – сказал Белкин. – Как ты укроешься, если ты немец? Даже если ты знаешь язык, и законы, и обычаи… Людей в этих краях мало, каждый на виду, за каждым, так или иначе, пригляд. Нет, это не немцы. Скорее всего, русские. Или, может, крымские татары… То есть свои.
– Какие же они тогда свои? – недоуменно проговорил Чистов.
– Ну, завербованные, – поправился Белкин. – Предатели, короче говоря.
– Может, и так, – согласился Чистов. – А может, все-таки немцы? Допустим, не те, которые фашисты, а здешние? Я слышал, тут еще с дореволюционных времен проживало много немцев.
– Так то до войны, – возразил Белкин. – Выселили, должно быть, их всех.
– А если не всех? – возразил, в свою очередь, Чистов.
– Да даже если и не всех – что с того? – задумчиво произнес Белкин. – Что, по-твоему, если немец, то обязательно фашист?
– И все-таки надо бы разузнать, остались ли в окрестных селах немцы, – сказал Чистов. – На всякий случай. Для душевного, так сказать, успокоения…
В тот же день и проверили. И оказалось, что да – живет в одном ближнем селе некто Иван Федотович, немец по национальности. Да и не просто живет, а, оказывается, еще и работает на соляных приисках. Да не просто работает, а развозит соль по ближайшим селам и городам. И, кроме того, сам же ее и грузит. То есть имеет к соли самое прямое и близкое отношение. Причем на законных основаниях!
– Ну вот, видал? – спросил Чистов у Белкина. – А ты говорил… Немец возит и грузит соль… Да при таком-то раскладе сунуть в бурт какую-нибудь гадость – это же как дважды два! Никто и не заподозрит.
– Так-то оно так, – в задумчивости почесал затылок Белкин. – Да только это пока что чистая теория.
– Ну, так давай возьмем его в оборот, этого Ивана Федотыча, – предложил Чистов. – Небось сознается.
– А если не сознается? – возразил Белкин. – И что тогда?
– Ну, не знаю…
– А тогда мы можем спугнуть настоящих диверсантов, – предположил Белкин. – И они затаятся. А то и того хуже – уйдут.
– Это куда же?
– Туда, откуда и пришли: куда же еще? Или еще куда-нибудь… Ищи их потом! Нет, тут надо действовать осторожнее.
– Например?
– Например, установить за этим Иваном Федотычем тайное наблюдение. Хорошее дело!
– Хорошее-то оно, может, и хорошее, – вздохнул Чистов. – Да вот только кто будет наблюдать? Нас всего четверо, а дел невпроворот. Может, приставим к этому делу кого-то из милиционеров?
– Нет, – подумав, не согласился Белкин. – Милиционера нельзя. Примелькались все