Лидер, внешностью более напоминавший грузина, нежели чеченца, приказал бойцам остановиться; тщательно огляделся вокруг… Да, по цепочке неглубоких перекатов здесь без труда можно было преодолеть реку вброд. Затем его внимательный взгляд выхватил блеснувший металлический предмет, лежавший меж камней.
Им оказалась старенькая ложка из нержавейки.
– Батонебо, собаки взяли след! – крикнул один из бойцов, – люди пошли от реки на северо-восток.
– Это они, – довольно кивнул командир отряда. – Вперед!..
Спустя полчаса быстрой погони собаки привели группу преследователей к одиноко торчащей среди лесистых взгорков скале. «Странно, – подумалось кавказцу в суете преследования, – какого черта их понесло по самой неудобной тропе – по камням и под нависшими над головой глыбами?..» Однако рассуждать за неверных, понимать и предугадывать их действия, было некогда – время поджимало; короткий зимний день клонился к закату…
Сотню метров они петляли вдоль серых каменных нагромождений, покуда не наткнулись на полусгнившее дерево, лежащее на исполинских глыбах поперек тропы. Иссохшая древесина с остатками коры была оплетена лианами актинидии, уходившими куда-то вверх по вертикальной скале…
– Не задерживаться! – поторапливал лидер.
И пока он рассматривал цепочки отчетливых следов на снегу, отчего-то теснившихся вдоль поваленного дерева, его люди стали послушно переползать через ствол, цепляясь за одеревеневшие лианы. Одна из потревоженных лиан отчего-то дернулась, с треском сползла вниз. За ней посыпался снег, каменная крошка… Никто бы не обратил на это внимание, если бы следом не полетели камни, а за ними огромные булыжники.
– Назад! – рявкнул старший группы, отскакивая подальше от скалы, – собак берегите! Назад!..
Но собаки, учуяв опасность, и сами потащили своих хозяев в сторону от обвала. Двое же чеченцев уберечься не успели – изувеченные тела их скоро скрыли бесформенные обломки и продолжавшие сыпаться сверху снег с коричневатой пылью.
– Я не удивлюсь, если этот обвал – дело рук неверных… – прошептал лидер. И, закинув на спину автомат, скомандовал: – Вперед! У нас остался один час до захода солнца.
Расстояние между боевиками и русскими беглецами быстро сокращалось – теперь собаки вели себя по-другому: не метались из стороны в сторону, оглашая округу радостным лаем, а от самой скалы тянули поводки строго в одном направлении. Голос подавали редко – когда хозяева, сдерживая неистовый порыв, замедляли преследование, дожидаясь приотставших товарищей.
В паре километров от места обвала, овчарки внезапно заволновались, обшаривая небольшую лесную поляну…
Командовавший отрядом мужчина приказал остановиться и вновь, как и на берегу, принялся изучать следы, оставленные двумя парами ног на округлом снежном пятачке.
– Батонебо, здесь у них был привал. Взгляните… – позвал тот, чья собака вынюхивала ближайшие заросли.
Он сделал несколько шагов к нему и, увидав «находку», непроизвольно поморщился. На снегу между двух кустов лежала кучка человеческих экскрементов…
– Когда настигнем русских и поведем обратно, я заставлю их сожрать это! – злобно процедил лидер и направился к центру поляны. – Пошли, они где-то недалеко.
В этот время собака, продолжавшая исследовать своим носом следы пребывания под кустами кого-то из беглецов, задела лапой упругую ветвь, изогнутую дугой и отчего-то утопленную тонким концом в снег. Ветка с силой распрямилась; на кончике ее что-то негромко звякнуло…
Владелец собаки с интересом проследил за качавшимся металлическим колечком, потом рассмотрел два усика чеки, беспечно болтавшейся на кольце. Глаза его расширились в накатившем ужасе; ноги сами собой сделали два шага назад, да натянувшийся повод остановил – животному было невдомек о нависшей смертельной угрозе…
Прогремевший взрыв отбросил собаку и ее хозяина на несколько метров. Еще один боевик упал, сраженный осколком в голову. Не успевший далеко отойти командир согнулся, схватившись за плечо…
В центре поляны лежали два мертвых чеченца и изуродованное взрывом тело кавказской овчарки…
Бандит, получивший единственный осколок в голову, казался живым, не надолго уснувшим. И только небольшое отверстие над ухом с сочившейся по вмятому внутрь клочку волос темной кровью говорило о том, что сон этот отныне вечен.
Хозяину убитой овчарки в последний миг жизни повезло куда меньше, если в подобных обстоятельствах вообще стоит упоминать о «везении». Лицо, руки, шея пестрели многочисленными кровоподтеками; вероятно, то же самое творилось и на закрытых одеждой участках тела. Сорокалетнего мужчину буквально нашпиговано мелкими осколками…
– Они дорого заплатят за это!.. – шептал лидер спустя минуту побелевшими губами, бросая взбешенный взгляд то на окровавленную руку, то на потери небольшого отряда.
* * *
Спустя каких-то двадцать минут, после истечения расчетного времени возвращения с задания вертолета Скопцова, началась суматоха спасательной операции. Несколько авиационных частей расположенных близ береговой черты, раз за разом посылали самолеты и вертолеты в предполагаемый район катастрофы. Десяток кораблей флота были одновременно задействованы в поисках пропавших авиаторов, и лишь по истечении десяти дней, когда угасла последняя искорка надежды, поисковую операцию остановили.
Впечатляющая по своему составу комиссия не имела ни свидетелей происшедшего; ни фактов, объясняющих причины катастрофы. Следователи военной прокуратуры и работники контрразведки дотошно опросили всех, кто обслуживал перед вылетом машину; кто занимался регламентным ремонтом в технико-эксплуатационной части; кто заправлял топливом, маслами, менял фотопленку разведывательной аппаратуры. Однако все работы проводились вовремя и надлежащим образом; персонал имел соответствующие допуски и необходимую квалификацию; все записи в журналах делались правильно.
Зацепиться следственным органам ровным счетом было не за что и через две недели после злополучного полета председателем комиссии – долговязым генералом из штаба авиации округа был подписан акт с официальным, сухим вердиктом: «…Членов экипажа вертолета МИ-8МТ с бортовым номером… считать пропавшими без вести».
– Лешка, ключ взял?
– Взял, – буркнул в ответ тот, изнемогая под тяжестью объемной, набитой бутылками, сумки.
Пятеро майоров – однокашников Скопцова, безмолвно и понурив головы, шли по гарнизону к дому пропавшего друга. Все десять дней, пока полным ходом шел поиск, они тоже ждали и надеялись на чудо; некоторым, включая Лешку, даже довелось сделать по паре вылетов – осматривать берег и прибрежные районы моря. Но теперь уже надеяться было не на что.
Договорившись на утреннем построении, офицеры встретились во второй половине дня возле гарнизонного военторга и, накупив спиртного с закуской, отправились в квартиру товарища. Максим давно отдал второй ключ Лешке, дабы во время его отпусков и командировок в Чечню друзья могли иной раз спокойно посидеть за столом и расслабиться. «Посуду за собой не забывайте мыть, – сурово напутствовал он, объясняя приятелю, как легче справиться с дверным замком, – а то буду ваших жен приглашать для оной цели…»
– Мужики, а как долго по нашим законам, человек числится пропавшим без вести? – хмуро спросил один из пилотов.
– Кажется, полгода.
– А я слышал – год.
– Квартиру ведь у Макса отберут, когда этот срок закончится, – объяснил тот свое любопытство.
– Ну, пока не отберут! – зло отрезал третий, – а когда до этого дело дойдет, аккуратно упакуем вещи в контейнер и отправим его матери.
– Матери нужно передать самое ценное и памятное. Остальное лучше продать здесь и выслать деньги…
– Может, хватит об этом, балбесы! – цыкнул на приятелей Лешка, – что бы там ни было – мы пока Макса не хороним, а идем выпить за его спасение. Не знаю, как вы, а я ужрусь сегодня в зюзю именно за это!
– Кто же возражает?..
– И мы за то же будем пить!..
Дальше пятеро летчиков под легкий перезвон бутылок шли молча, пока на узенькой аллейке, самую малость не дойдя до заветного подъезда, не столкнулись нос к носу с женой Алексея.
– Куда это вы намылились? – уперев в крутые бока кулачки, поинтересовалась суровая женщина.
Зная скандальную и задиристую натуру Галины, вертолетчики не отвечали. И только муж, не став на сей раз отпираться и играть в прятки, заявил с непривычной для супруги твердостью:
– Мы в квартиру Скопцова. Ты прости, Галя, но я должен сегодня напиться.
Женщина смерила его долгим и удивленным взглядом, приоткрыла было рот для очередного грубого словца, да тут же, что-то про себя смекнув и как-то разом обмякнув, тихо и по-доброму сказала:
– Мы не меньше вас любили Максима. Почему же вы решили вспомнить о нем одни?
