Скрипнула под моей ногой половая доска. Я шагнул к опустевшей кровати и склонился над смятым одеялом. Обрывки репшнура, которым был связан Немовля, переплелись, как змеи. Я взял один из них и поднес к лицу. Нет, не обрывки, а обрезки. Даже зубами так ровно и чисто не перегрызешь, пусть они хоть титановые. Здесь сработали ножом, причем разрезали не только узел, а все петли вдоль тела… Да, прав был Эдуард Апполинарьевич – совершенно идиотские правила игры!
Выпрямившись, я хотел было повернуться к дверному проему, но луч света вырвал из темноты руку человека, лежащего навзничь у платяного шкафа. Мое сердце захлебнулось кровью, и перед глазами поплыли круги. Силой воли удерживаясь на ногах, я повел фонариком и с ужасом увидел рыжую бороду, мокнущую в черной луже, и покрытый бурыми пятнами некогда белый свитер самарянина.
На этом запасы моего мужества иссякли, и я с диким воплем выскочил из комнаты и со скоростью ночного экспресса помчался по коридору к лестнице.
– Там!.. – задыхаясь, произнес я, показывая рукой на потолок. – Там нет никакого порошка… И Немовли нет. А Князев убит…
Минуту никто не мог вымолвить ни слова. Тенгиз вскочил со своего места с такой прытью, словно внутри его распрямилась сжатая пружина. Бэл не шелохнулся, лишь еще ниже пригнул голову к столу, будто ему на шею давило тяжелое бремя проблем. Эд не донес до рта рюмку и застыл, как восковая фигура с поднятой рукой. Злой Священник настороженно обвел взглядом столовую и медленно опустил обе руки под стол, будто там у него был спрятан пулемет Калашникова.
– Подробнее! – крикнул мне Бэл, не поднимая головы. – Где? Что видел? Не молчи!
Я заплетающимся языком рассказал о том, что видел в двух комнатах. Неожиданно раздался негромкий смешок. Я даже вздрогнул – настолько противоестественно он звучал в нервозной обстановке. Эд, откинувшись на спинку кресла и подняв лицо кверху, старательно смеялся. Мы все посмотрели на него, как на полоумного.
– Ну конечно, конечно! – говорил Эд. – А вы думали, что будет иначе? Что Стас приведет Князева и принесет порошок? Я знал, что так произойдет, но где-то в глубине души еще тлела надежда: а вдруг я ошибаюсь? Но, увы, господа! Чудес не бывает.
– Тссс! – вдруг громко зашептал Тенгиз, и все как по команде остановились, замерли, прислушиваясь к странным звукам, доносившимся откуда-то из глубины Приюта. По коридорам и лестнице струился протяжный вой, словно там бродил раненый зверь, затем пушечным выстрелом прогремел удар по двери. Хрустнуло дерево. На мгновение все стихло, а затем – страшная ругань:
– Я вас з-пид снега достану!! Где вы все сховались, москали поганые! З’илы наше сало, выпили нашу горилку, разграбили нэньку! Дайте ж мне видризать ваши уши и поганые носы! Где же вы, слизняки сушеные?!
Я почувствовал, как спина покрылась липким потом. Это был голос Немовли. Безумец вышел на охоту, он искал нас.
Вмиг забыв про то, что мы были врагами, все кинулись к двери. Тенгиз вместе с Эдом крепко закрыли ее, а Злой Священник схватил стул и продел его ножку через петлю ручки. Только после того, как дверь была надежно заперта, мы с облегчением вздохнули.
– Ну как? – все еще тяжело дыша, спросил Тенгиз, обращаясь к Эду и Злому Священнику. – Убедились? Поверили теперь?
– Да-а, – протянул Злой Священник, проверяя, надежно ли закрыта дверь. – Выпустили-таки бешеного волка из клетки. Никогда не забуду, как он вломился к нам в номер с ножом в руке… Послушайте, а как же он с простреленной ногой ходит?
– Вы полагаете, что Князева убил Немовля? – спросил меня Эд, пряча за спиной бутылку.
– Я в этом не сомневаюсь. Очень характерная рана: у Князева было перерезано горло.
– Какой ужас! – уже вполне искренне произнес Эд.
– Коль в ваших мозгах стало светлеть, – с трудом сдерживая злость, сказал Бэл, – я хотел бы выяснить некоторые детали…
Он замолчал, так как в это время сверху снова раздался страшный, нечеловеческий вой, а затем с треском вылетела очередная дверь.
– Загадили, падлы, ридну Приэльбрусчину! Гэть отсюдова!! – орал Немовля. – Я вам кишки выпущу!! Я раком поставлю Приют, порубаю вас на куски и галушки з вас налеплю!! У, москалюги-комуняки поганые!
– Отойдите от двери! – сказал Бэл. – Если он будет сюда ломиться, намного безопаснее находиться в противоположном конце зала.
Все послушно отошли от двери и сели, но на этот раз за один стол.
– Очень интересная ситуация, – сказал Бэл, опираясь руками о стол и по очереди заглядывая каждому в глаза. – Нас здесь пятеро, не считая убитого Князева. Больше на Приюте, кроме сумасшедшего Немовли, никого нет. Посторонний человек проникнуть сюда не мог, так как все входы и выходы завалены снегом. Значит, веревку, которой был связан Немовля, перерезал кто-то из нас!
Я еще несколько минут назад пришел к этому ужасному выводу, но когда он прозвучал из уст Бэла, то мурашки побежали между лопаток, и я заерзал на стуле.
– Кто-то из нас? – криво улыбнулся Эд и оглядел нас всех. – Но это же… Это же бред! Зачем кому-то из нас понадобилось разрезать веревки психически ненормального человека? У меня просто в голове это не укладывается!..
– Кстати, – вполголоса произнес Бэл, – что-то давно его не слышно. Может быть, он давно стоит под нашей дверью и слушает, о чем мы здесь говорим.
Мы все покосились на дверь. Тенгиз неслышно приблизился к ней, приложился ухом и поднял вверх указательный палец, призывая нас к тишине.
– Господи! – вдруг воскликнул Богомазов. – Как все просто! Почему же мы сразу не догадались?
– О чем вы? – спросил его Бэл.
– О том, кто освободил Немовлю.
– И кто же?
– Да сам же Князев и освободил!
– Князев? – с недоумением повторил Эд.
– Конечно! За что и поплатился.
– Но зачем он это сделал?
– Не знаю, – чистосердечно признался Злой Священник.
– Князев, в самом деле, был довольно странным человеком, – подтвердил Эд. – Вы обратили внимание, насколько он легко внушаем?
– Что вы хотите этим сказать? – спросил Бэл.
– Я предполагаю, что Князев зашел в тридцать восьмую комнату и вступил в разговор с пленником. Немовля, одержимый жаждой убийства, заговорил ему зубы, упросил, чтобы тот перерезал веревки, а потом, поднявшись с кровати, этим же ножом и полоснул по горлу Князева. После чего Немовля пошел в тридцать первый номер, где взял со стола порошок и шприц.
– Звучит достаточно правдоподобно, – сказал Богомазов.
– Абсолютно неправдоподобно, – возразил я. – На Князева напали в тридцать первой. На столе, где когда-то лежал порошок, теперь валяется его свеча. Скорее всего там Князева двинули по голове, затем перетащили в тридцать восьмую, где потом уже перерезали горло.
– Черт возьми! – нахмурился Бэл. – Получается, что, когда Князев зашел в тридцать первую за порошком, Немовля был уже развязан?
– Выходит, что так.
– Значит, Немовлю освободил не Князев.
– Эй, не спи! – толкнул меня в плечо Тенгиз. – Какие у тебя будут соображения?
Я пожал плечами и сказал банальность:
– Если Немовлю выпустили не мы, то кто же?
– У всех алиби! – подытожил Тенгиз. – Потому можно сделать единственный и простой вывод.
– Какой? – в один голос спросили мы с Богомазовым и Эдом.
– На Приюте, кроме нас и Немовли, есть кто-то еще.
Затаив дыхание, мы несколько минут прислушивались к звенящей тишине. Эд первым оторвал ухо от холодного железа и с надеждой в голосе сказал:
– Может быть, он умер?
– С какой стати он должен умереть? – вопросом ответил Бэл.
– От потери крови, скажем. Ведь господин Тенгиз прострелил ему ногу.
Вдруг до нас донеслись приглушенные удары. Казалось, что на третьем этаже кто-то бьет железом по металлической перегородке.
– Он наверху, – сказал Бэл. – Пошли!
– Вы намерены бросить нас здесь на произвол судьбы? – заволновался Эд. – Троих безоружных людей?
– Заприте дверь стулом и ничего не бойтесь, – посоветовал Тенгиз. – Слышите, он сейчас крушит третий этаж! До вас он не успеет добраться.
– Когда вернетесь, – сказал я, – постучите нам вот так: раз-два, раз-два-три.
И я продемонстрировал, как надо постучать.
– Хорошо! – кивнул Тенгиз. – Запирайтесь и ничего не бойтесь. Сейчас мы этого бешеного пса быстро приведем в чувство!
Выставив пистолеты, Тенгиз и Бэл медленно пошли вперед и растворились в темноте. Мы с Эдом поспешили закрыть за ними дверь и запереть ее ножкой стула.
– Не могу понять одной вещи, – вслух подумал Богомазов, поддерживая массивный подбородок кулаком. – Как мог уцелеть этот таинственный человек, который освободил Немовлю от пут? Следуя логике, Немовля должен был тотчас исполосовать его ножом.
– Я слышал, что агрессивность напичканного стимулятором психа не распространяется на того человека, который лично вводил ему альфа-сульфамистезал.
