— Конечно. Ведь окажись контроль в наших руках — мы сами будем устанавливать цены и правила на черном рынке… Но, милая, не тебе об этом рассуждать, — перебила Настю Маша, — Жила бы ты себе спокойненько, воротила свои делишки в своем отделе…. А теперь, кто знает, найдут ли тебя вообще когда-нибудь?
Анастасия отвернулась в сторону и произнесла:
— Неужели вы все такие сволочи?
При этих словах Мария схватила Порикову за волосы так, что бы взглянуть ей в лицо.
— Послушай, сука, не зли меня! — злостно прошипела Мария.
Она приподняла одной рукой голову застонавшей девушки к окнам в ангар, а другой указала на цистерны за ними.
— Видишь эти цистерны?
— А-а-ай! А-а-ай!
— Когда тебя спрашивают отвечать надо! Видишь их?
— А-а-ай! Да, да вижу!
— Так вот у тебя есть два пути. Первый — ты остаешься здесь до конца выборов, и потом мы, возможно, тебя отпустим. А второй — ты идешь на корм тем, кто сидит сейчас в этих клетках.
Маша отпустила Настины косы. Та, скривив лицо, тихонько зарыдала.
— Ну, а теперь, когда мы выяснили этот момент, расскажи мне все, что ты знаешь об этом человеке.
Мария достала из кармана клетчатого пиджака пару фотографий. Одну, на которой был изображен Павел, будучи еще школьником, она поднесла к лицу Анастасии.
— Это фото из твоей сумочки. Давай, колись, милая.
— Я знаю о нем только то, что ты со своей компанией предположительно погубила его.
— Блин, это был несчастный случай, — спокойно оправдалась Маша, — такой может и с тобой произойти…. Знаешь, мы предполагаем, — она достала дамскую сигарету, — что он устроил мокруху в клубе «Леденец» и беспределы в городе прошлой ночью. Но так как он мертв — это может быть кто-то совсем другой.
Маша поднесла другое фото. Там был запечатлен взрослый Павел. Он стоял в полумраке и направлял в кого-то пистолет.
— Может, что-то добавишь? Этот преступник много людей, между прочим, зверски людей убил, — Ерофеева сделала акцент на слове преступник, а затем, с таким же акцентом, произнесла, — Ты же мент — должна помочь поймать зверя!
— А разве вы не звери?! Вы разве не убиваете, прикрываясь законом….
Маша оборвала речь Пориковой сильной пощечиной. Щека девушки моментально начала краснеть. От этого садистка Мария довольно улыбнулась и схватила ее вновь за волосы.
— Я спрашиваю — ты отвечаешь и останешься жива. После выборов можешь гнать все, что тебе вздумается!
На этом моменте в комнату зашли из соседнего помещения Игорь и закутанный в медицинский халат Алексей. У последнего в руках был большой шприц. Мария, при виде шприца, приготовленного для Насти, вновь довольно улыбнулась, но тут же собрала губы в бантик и произнесла:
— Подождите, мальчики, — мы еще не закончили беседу.
Порикова, наблюдавшая всю эту картину, задрожала. На лицо медленно накатывалась тень испуга.
— Хорошо. Мы будем в соседней комнате, — спокойно произнес Алексей.
Парни вернулись назад.
— Так вот. Как я и говорила….- продолжила Маша.
Но Настя ее не слушала. Увиденное ею в последний момент, переключило девушку на страшные мысли. Она вспомнила, как в одиннадцать лет ей удаляли аппендикс. Те же чувства, что были тогда перед операцией, давящим камнем легли ей на сердце и черной рекой потекли в голову.
— Э-э-э, дорогуша, куда? Мы еще не закончили базар, — говоря это, Мария стала шлепать Порикову пощечинами.
«Да будь ты проклята со своим базаром!» — собрав остатки своей злости, подумала Настя. Она поняла надо хитрить, тянуть время. «В ее отделе через пару дней заметят ее отсутствие и начнут искать ее — придут на помощь. А если нет? А если не придут? Кто высунется против Обвального?!! Нет, нет придут. Ее коллеги обязательно ее выручат», — метались воспаленные мысли у нее в голове.
— Хорошо, слушай еще, — оправилась Порикова.
— Замечательно — ты наконец-то одуплилась.
— Я его видела. Он пытался со мной познакомиться….
— О! Во как. Хочет трахаться — это нам на руку. Я люблю таких лошить. Продолжай.
— Его, тоже зовут Павел. По крайней мере, он так мне представился.
— Да, а что за дело о нем ты ведешь? Насколько я поняла — оно не связано с мокрухой в клубе.
— Занимаюсь я им потому, что в прокуратуру поступило заявление о нанесении им телесных повреждений Зощенко Анне Константиновне….
— От Ани? — растерянно выпалила Маша.
— Да, — от твоей школьной подруги, — воспользовалась моментом Настя, что б хоть как-то ужалить свою мучительницу.
Мария застыла в растерянности.
— Сначала Славика дом, потом Анька, затем Макс…. С-с-сука, б-б-бл… — прошептала Маша.
— Больше о нем я ничего не знаю, — отрезала Порикова.
— А когда были нанесены эти телесные повреждения?
— Позавчера ночью.
— Странно…. Что ж, — Маша сильно задумалась. — Живи… пока. Мы с тобой еще пообщаемся, — сказала Мария и направилась в комнату, где были охотники.
Ерофееву начали атаковать тревожные мысли. Больше всего ее волновал такой факт: как могла прийти к ней Аня, если это было на следующий день после нападения, — а на ней ни единой царапинки!
Валерий Петрович был один в своем кабинете. Перед ним стояла начатая бутылка дорогого коньяка, заполненный наполовину бокал и пепельница с дымящейся в ней сигаретой. Валерий смотрел на пустые кресла перед собой. Он ожидал своего сына, Машу и Валентина, которые вот-вот должны были прийти. Мысли кандидата целиком были сконцентрированы на предстоящем разговоре и на загадочной проблеме, внезапно появившейся на его пути.
Невольно Петрович стал вспоминать прошлое. Особенно ему вспоминался момент, когда после снятия обвинений с Юры на выходе из зала суда он сказал отцу погибшего парня: «Я не виноват, что ты и твой сын родились лохами…». После этого отец Паши кинулся с ним драться, но охрана быстро положила того на пол. Хотя Валера и не знал, наверняка, связаны ли последние события с ним или нет, но его все не покидала мысль о мести неведомого ему родственника семьи Топоренковых.
Раздался звонок мобильного телефона. Блатная мелодия весело просила хозяина поднять трубку. Валерий Петрович, посмотрев, кто звонит, ответил хриплым раздраженным голосом:
— Да, Аркаша, чего тебе?
В трубке послышалось:
— Валерий Петрович, все представители нашего блока уже собрались на агитационный митинг под зданием мэрии….
— Молодцы. Волайте себе на здоровье.
— Было бы неплохо, если бы вы появились на митинге….
— Аркаша, не долби мне сегодня мозги. У меня есть дела и важнее. Сами разберетесь….
— Понял. Извините, Валерий Петрович. До свид….
Валера отключил телефон, так и не дав закончить фразу своему подопечному. Он взял бокал и сделал большой глоток, раздув при этом щеки. Затем кандидат почесал внутреннюю сторону правого предплечья.
Раздался стук в дверь. Лакированная дверь, блеснув, открылась. В конференц-зал вошли Юра и Валентин. Юра казался невозмутимым, а вот Валет напоминал человека, болеющего гриппом. Помимо этого у него был пластырь на нижней губе, и торчали ватные тампоны из носа. Его лицо сейчас особенно пестрило заостренными чертами: подбородок почти напоминал зубило. Петрович взглядом удава сопроводил их посадку за стол. Не успели они сесть, как к ним зашла Маша. Она, как всегда изящно, присела за стол, развернув стул к Валере и заложив ногу за ногу. Мария кинула взгляд на Валентина. Она хотела, что-то сказать, но, удерживая смех, воздержалась.
Между ними повисла пауза, которую никто не осмеливался нарушить.
— Валет, — очень серьезным тоном обратился Валерий Петрович к подчиненному, — расскажи еще раз, что произошло. Не спеша, со всеми деталями.
Валентин, тяжело дыша, гнусавым голосом начал рассказ:
— Все было нормально. Приехали на кладбище. Я сразу пацанов отправил искать могилу, а сам пошел со сторожем добазариваться, что б левых не пускал….- он отдышался, — Только от сторожа вышел — слышу пальба. Я туда — на кладбище. Прибегаю, а там куча трупов — пацаны, малолетки. Только Руслана нет. Слышу его крик — я туда. Смотрю — лежит живой, но орет какую-то хрень про мертвецов…. Я пасу, но негде никого. Потом кто-то меня повалил на землю. И говорит мне: «Передай Валерию Петровичу, что я прейду вечерком к нему со своей социальной программой….»
На этом месте Юра «крякнул», сдерживая смех.
Его отец услыхал это и мигом сильно шлепнул обеими ладонями по столу так, что подпрыгнул бокал, и зазвенела бутылка с пепельницей. Хлопок прокатился по комнате, заставив всех вздрогнуть.
— Ты сейчас нахуй пойдеш! — вызверился на сына Валера.
Тот обиженно опустил голову, стиснув зубы.
— Продолжай, — на одном дыхании сказал Петрович Валентину и сделал глоток коньяка.
Валентин продолжил.
