— Ты уже арестовываешь моих людей, — с явной угрозой в голосе сказал Коржаков, — забыл, как стал Директором?
— Он преступник. На него есть целое досье.
— Это на тебя есть целое досье. В общем так, отпустишь его, а мы здесь разберемся.
Формально Коржаков был даже прав. С офицером личной охраны должен был разбираться он сам, во избежание всяческого искажения информации.
Теперь Директор, слушая возражения Вадима Георгиевича, думал о том, как трудно ему будет отныне работать с этим старым генералом.
— Вы мне приказываете? — тихо, очень тихо спросил Вадим Георгиевич.
— Да, можете считать, что это приказ. Через час прибудет автомобиль с сотрудниками личной охраны. Сдадите Никитинского им под расписку. Все. Выполняйте.
Директор повесил трубку.
В кабинете Вадима Георгиевича стояла тишина.
— Что случилось? — спросил Подшивалов, — его забирают?
Генерал кивнул в ответ.
— Этою можно было ожидать, — невозмутимо заметил полковник, — нам не дали бы его раскрутить ни при каких обстоятельствах. А если он действительно убил этого Семенова? Судя по показаниям Пашкова, это случилось во время октябрьских событий прошлого года. Значит, здесь вполне могут оказаться замешанными и другие лица. Вы же все понимаете, товарищ генерал.
Вадим Георгиевич снова поднял трубку.
— Слушаю, — уже раздраженно прокричал Директор.
— Я подам заявление об отставке, — предложил старый генерал.
— Как вам будет угодно, — с облегчением заметил Директор и повесил трубку.
— Это не выход, — возразил Подшивалов.
— У меня трое внуков, — ответил генерал, — я хочу смотреть им в глаза, ничего не стесняясь.
До приезда сотрудников личной охраны они просидели молча, не сказав более друг другу ни слова.
В приемной послышался шум и в кабинет без доклада бесцеремонно вошел человек.
— Полковник Рогов, — представился он, — где наш майор?
— Сейчас его доставят, — генерал нажал кнопку селектора, — арестованного Никитинского ко мне.
— Вы смелый человек, генерал, — нагло заявил полковник, — арестовываете наших офицеров. А мы считали, что тридцать седьмой уже кончился.
— Он еще впереди — заметил Вадим Георгиевич.
— Что? Что вы сказали?
— Пока такие офицеры, как Никитинский, будут в вашей службе, опасность тридцать седьмого всегда висит над нами.
— Да ладно вам, — махнул Рогов, — я знаю Никитинского давно. Хороший офицер, верный товарищ. Может что-то сделал не так. В нашей работе чего только не бывает. А вы сразу хотите его к стенке. Так нельзя.
В кабинет ввели Никитинского.
— Можно идти? — спросил дежурный офицер.
— Идите, — разрешил генерал. Никитинский откровенно торжествовал:
— Я вам говорил, товарищ генерал. Напрасно вы все это затеваете.
Вадим Георгиевич не сдержался. Впервые в жизни.
— Вы подлец, Никитинский. Вы позор нашего народа. Такие как вы не могут быть российскими офицерами.
— Громкие слова, — махнул Никитинский, — это все я слышал много раз.
Его красивое молодое лицо светилось торжеством. Рогов поднялся вслед за ним.
— Все, майор, — строго сказал он, — спор окончен. Мы вас забираем. Вот расписка, — отдал он генералу бумагу.
Почему-то поднялся и Подшивалов.
— Простите меня, — немного смущенно попросил он Никитинского, — я видел, как вы держались здесь, будучи арестованным. Я вами просто восхищен. Позвольте пожать вашу руку.
Ошеломленный Никитинский молча протянул руку Подшивалов ее пожал, сказав на прощание:
— Я думаю, вы не такой человек, каким вас все считают.
— Подлизываетесь, — решил Никитинский, гадливо улыбаясь. Он, не сказав более ни слова, повернулся и вышел, не попрощавшись. За ним вышел и Рогов.
Вадим Георгиевич удивленно посмотрел на Подшивалова.
— Что с вами, происходит, товарищ полковник?
— Зло должно быть наказано, — вздохнул Подшивалов, — нельзя ждать только Божьего суда.
В глазах генерала мелькнуло понимание подозрение.
— Вы сейчас его…
— Я просто с ним попрощался.
— Но это убийство. В моем кабинете, Игорь Арсеньевич.
— Это возмездие, — возразил Подшивалов, — не волнуйтесь. Он проживет еще несколько дней, если, конечно, проживёт. Боюсь, что в его собственном ведомстве тоже не любят провалов. У него и так было мало шансов.
Пашкова увезли в Лефортово. Сулакаури и Суслова отправились отдыхать. Подшивалов впервые после начала всей операции направился к себе домой. Ковальчук наконец пришел в себя, попросил супа.
Меджидов сидел у генерала.
— Я здесь последний день, — сказал Вадим Георгиевич, глядя в глаза своему собеседнику, — больше не могу здесь находиться. Вы сделали большое нужное дело. Пока все следили за вами, люди Примакова привезли документы в Москву. Они действительно представляют большую ценность. Евгений Максимович звонил, благодарил. Кстати, он тоже просил вас зайти к нему, догадываюсь, будет уговаривать остаться.
— Этот вопрос уже закрыт.
— Может вы и правы. Думаете вернуться в Баку?
— Конечно. У меня там семья, любимая работа.
— Значит, группа «О» прекращает свое существование?
— После того, что случилось. Я так перепугался в Брюсселе за Лену Суслову, а она доказала, что настоящий профессионал. Одна, без оружия, уложила двоих вооруженных бандитов. И этим ударом выиграла наш спор с Пашковым.
— Мужественная женщина. По-моему, она в вас влюблена, — заметил Вадим Георгиевич, — вчера она так смотрела на вас.
— Я уже слишком стар для таких забав, — махнул рукой Меджидов. — А она еще молодая, красивая женщина. У нее вся жизнь впереди.
— Что это вы так заговорили? А я ведь старше вас и ничего — держусь.
— Это только кажется, что мы держимся. Мы реликты ушедшей эпохи, товарищ генерал. Мы обломки рухнувшей империи. Теперь время других людей. Никифорова из проститутки превратилась в даму света, бывший стукач Меликянц стал главой акционерного общества, бывший шулер и карточный вор Моторин — владельцем ресторана, а убийца Никитинский вышел на свободу.
— Говорят, он может почувствовать себя плохо, — возразил Вадим Георгиевич. — После рукопожатия с Игорем Арсеньевичем.
— Это единственно положительный момент в пашей операции, — усмехнулся Меджидов, — давайте прощаться, генерал.
Вадим Георгиевич встал, протянул небольшую бумажку:
— Это мой адрес. Приезжайте ко мне будущим летом вместе с семьей.
— Спасибо. Обязательно приеду, — он взял бумагу. Они обменялись крепкими рукопожатиями, затем вдруг обнялись.
— Я еще не успел поблагодарить вас за Кульмана, — вдруг вспомнил Вадим Георгиевич.
— Это было в другую эпоху, — возразил Меджидов, — до нашей эры.
Он вышел из здания, сдав свой пропуск. Через дорогу был книжный магазин и он вспомнил, что за столько дней в Москве так ни разу и не вошел в него. За последние три года Баку не получил ни одной книги из России. Меджидов вдруг вспомнил, как однажды торжествующий министр печати, националист по убеждениям, стукач по призванию и дурак от рождения, радостно заметил, что в Баку стало меньше русских книг. Меджидов тогда не стал спорить, грустно посмотрев на этого чиновника.
Переход был довольно далеко и пришлось обходить построенные специально для нерадивых пешеходов металлические ограждения. Он улыбнулся, вспомнив лицо Пашкова, когда тот узнал о победе Сусловой. И заторопился в магазин. Из-за поворота показался грузовик. Меджидов спешил в книжный, предвкушая радость встречи с неизвестными книгами. Грузовик набрал скорость. Он был уже почти рядом, когда генерал обернулся. Последняя мысль была о семье. Потом была темнота.
Девятое управление КГБ обеспечивало охрану Секретарей ЦК КПСС.
В данном случае «техниками» называют офицеров из технического управления ФСК Это не означает, что они технические работники. Скорее, это офицеры в чине не меньше майора.
Старовойтов Александр Васильевич — генерал-полковник, Генеральный директор Федерального агентства правительственной связи и информации Академик. Доктор технических наук.
Белые офицеры во время гражданской войны отказывались от любых наград, ибо противно чести русского офицера получать награды за убиение своих соотечественников.
А. Коржаков — начальник личной охраны Президента. М. Барсуков — комендант Кремля.
Фамилия подлинная.
Фамилия подлинная.
